— Крис.

Тот взглянул на свою госпожу. Наверное, так он выглядел в прошлом, когда не мог открыто возразить, но ненавидел своих хозяев всей душой. И рубашка в штаны не заправлена — спина-то…

«Я что-то не то сделала. Получила две куклы. Идеальные, соблюдающие местные правила куклы. Наверное, теперь мне будут завидовать — красивые, послушные. Или, наоборот, завидовать уже не будут — напуганные и неживые. Причем, Эмиль просто вернется в то состояние, в котором я его в первый раз увидела. А Крис… Я не могу видеть его таким. Он тоже закрылся, как и Эмиль, но ему гораздо хуже. Черт, а мне-то как плохо сейчас.»

Она подошла к Крису, все так же стоявшему на коленях, осторожно обняла и прижала к себе. Тут вспомнила про спину. Снова черт!

— Поднимайся. Пойдем со мной, — она взглянула на Эмиля, кивнула ему — И ты тоже вставай. Не надо так меня бояться. Я верну его потом в целости и сохранности.

Но ей все равно было очень не по себе. Видимо, она какая-то неправильная госпожа. «С почином меня. Заледеневший Крис — это вообще страшно».

Анита

Я поняла, что я уже ничего не хочу. Пропади все пропадом. Пропади пропадом эта планета. Не хочу этой ответственности. Я не хочу притворяться, подстраиваться, прислушиваться к советам, заниматься Домом, отвечать за всех. Пропади оно все. Проживут тут без меня. Я уже потеряла здесь того, кого люблю. Слезы наполнили глаза, позорно послышались в голосе:

— Ты отсюда сможешь уехать в любом случае, чего бы мне это ни стоило. А я тоже не могу так больше… — горло перехватило, я вскочила и хотела выйти в соседнюю комнату, но Крис не дал. Перехватил, обнял, удержал на месте:

— Все, все, все, тише. Не уходи, пожалуйста…

Ну, тогда сам виноват! Рубашка у него на груди уже мокрая насквозь.

Кристиан

Я обнимал свою девочку, чувствуя, что сказать в свое оправдание мне нечего, да и не хотелось. Просто стыдно. Вначале я предложил свое участие в том развлечении, где отлично бы справился Эмиль, потом завалил все, еще и Аниту подставил. Это было все равно, что Старшей Госпоже открыто расписаться в собственной беспомощности, в том, что она вообще ничего не контролирует. Если после этого она все бросит, мне стоит посмотреть в глаза Эмилю, которого и я, и она обещали не бросать. Посмотри, а потом всю жизнь помни о том, что ты убил человека. А еще безумно обидел ту, которую любишь, и еще тебе было не стыдно на нее пожаловаться тому же Эмилю. Чего стоили, спрашивается, мои попытки там, на Земле, чем-то отплатить и оплатить свое спасение, если здесь я мог помочь, но не захотел. Лучше бы вообще не лез, чем так все портить.

Меня легко погладили по щеке:

— Прости, я не имела права тебя бить… знаю, по лицу очень больно.

— Откуда ты знаешь? Кто…? — меня мгновенно переключило, и я понимаю, что она маленькая хрупкая девочка…

— Никто, никто, успокойся. Просто когда-то случайно прилетело.

— Убью… я за тебя убью. И порву любого, кто тебя обидит, — и понимаю, что это правда. И порву, и не отпущу никуда от себя. Никуда и никогда.

И тут она спокойно начала снимать одежду, оставшись под конец в черном кружевном белье. Я следил за этим в шоке: за какие такие заслуги мне полагается стриптиз? Мне казалось, я накуролесил не на одну порку. Одну уже получил. Слабенько, правда, без энтузиазма. Если честно, тогда было больше обидно.

— Давай, поставь эту крышку на меня, — и тут встает на колени в ту позу, в которой предполагалось столик изображать.

Я от удивления чуть не выполнил этот приказ, потом опомнился.

— Ты с ума сошла, совсем ненормальная? — очень невежливо, зато абсолютно искренне. Тоненькая фигурка в этом белье и та злополучная стеклянная столешница!

Усаживаюсь рядом, обнимаю и сажаю к себе на колени:

— Ненормальная совсем… прости, это я виноват. А ты не смей даже думать! Пример она мне показывает…

— Ну, и ничего ведь страшного. Так что это все-таки было? — интересуется она.

— Дурость это моя была. Честно, я не знаю, что мне в голову вступило. Не знаю, по голове уже давно не били, может, последствия так поздно проявляются. Прости, — встал, осторожно усадил ее на ковер, проверил, закрыта ли дверь, снова вернулся.

— Знаешь, я ведь не сказал тебе одну вещь… Так что все равно такой муж тебе не будет нужен. Я не скрывал, просто вначале незачем было рассказывать, а потом хотел рассказать, а все так завертелось… Хотел ворованного счастья попробовать, да вот только и его не смог удержать. В общем, люди и фейрианцы не могут иметь общих детей.

— Я слышала эту байку. А с чего ты взял, что это правда?

— Но ученые… постой, так ты знаешь? И тебе все равно? Или… проверяла меня?

— На какой из твоих вопросов мне ответить первым? Я не искала специально, никогда не интересовалась, но как-то случайно увидела в сети. И — честно — мне все равно. Ты у меня есть, а остальные проблемы будем решать потом. Если они вообще будут. И совершенно я тебя не проверяла, думала, что ты знаешь, что я знаю… ну, ты меня понял. Так тебя, что, от этого так из стороны в сторону кидает? Думаешь, узнаю — и все?

— Не знаю, я даже не думал, отчего веду себя как придурок. Я еще успел Эмилю нажаловался. Обидели меня, видите ли.

— Я была тогда очень зла, хотя своими поступками совсем не горжусь. Чувствую, что у Эмиля с нами будет очень счастливая, но очень короткая жизнь, которая однажды закончится инфарктом. Успокой его потом, скажи, что два барана прекратили рогами биться…

— Баран здесь только один, и его имя на «К» начинается, — хмыкнул Крис. — Успокою, не переживай. И такого больше не повторится, я обещаю.

— С моей стороны это тоже больше не повторится, что бы ни случилось.

Анита

Наутро мне надо было слетать в город, «отметиться» с небольшим визитом. И вот, когда я подошла к аэрошке, передо мною вдруг оказалась живая ступенька — Крис. Я помедлила всего мгновение (просто горжусь своей выдержкой!) и встала ему на спину, как положено. Наступила, сделала шаг, а руку мне подал и поддержал неизвестно откуда телепортировавшийся ко мне Эмиль.

Села в аэрошку, а следом за мною зашло это очень довольное собою нечто. Интересуюсь:

— И что мне полагалось с тобой делать? Использовать в качестве ступеньки или броситься поднимать? — а он улыбается как-то так, что даже злиться невозможно. Впрочем, я почему-то и не злюсь.

— Я проверял свои пределы допустимого.

— А мои пределы ты не хотел бы проверить? А предупредить, например, о своих экспериментах?

— Простите меня, госпожа. Я постараюсь отвечать за свои поступки. И истерики, как с тем долбанным столиком, больше не будет, — Крис сел рядом со мной на сиденье, пользуясь отсутствием других женщин, и обнял за плечи, предварительно поинтересовавшись:

— Можно? Я не слишком наглею?

— Можно, можно. Эль, солнышко, вставай с пола, сядь рядом. Я разрешаю, мне не нравится тебя видеть на полу.

Крис обнял нас обоих, включая замершего Эмиля, я расслабленно откинулась ему на плечи, и таким теплым коконом мы полетели дальше.

Анита

У меня сложилась своя собственная классификация гаремных парней: те, кто еще мальками начинал искать свое место под солнцем, выцарапывать его; прокачанные бугайчики (они, конечно, тоже когда-то были мальками, но ума с тех пор у них не сильно прибавилось — при этом я знаю, что несправедлива к ним, но злость все еще не отпустила) и такие, как Эмиль. На самом деле это вымирающий вид, хотя именно таких результатов в воспитании и дрессировке мужчин добивались венговские женщины. Правда, почему-то потом их не устраивал результат и предпочтение отдавалось инопланетникам, которых интересно ломать, и тем обитателям гаремов, которым хватило хитрости и ловкости влезть на вершину гаремной пирамиды и обратить на себя внимание госпожей.