— Ты все это давно заработала, Маш.

Я невольно поворачиваю голову, потому что впервые слышу в его словах что-то похожее на раздражение. Как будто по какой-то причине ему нужно быть уверенным, что я взяла все, чем он решил меня осчастливить.

Прищуриваюсь, разглядывая его лицо.

Оно, конечно, каменно-спокойное.

В самом деле, что это я? Где эмоции, а где — Гарик. Он был спокоен и сосредоточен даже когда мы занимались любовью.

— Знаешь, — я все-таки справляюсь с чувствами, — я как-нибудь сама разберусь со своей жизнью, машинами и жильем. Я выходила за тебя замуж не для того, чтобы урвать что-то после развода. Мне достаточно опыта. Вот за него спасибо.

Я оглядываюсь на закрытую дверь, думаю о том, что Призрак, наверное, даже если он поступил со мной как последний чудак на букву «м», не заслуживает моего ухода по-английски, но вернуться в зал и снова увидеть там эту женщину… Это все равно, что расковырять только начавшую заживать рану.

Шаг за шагом, отмахиваясь от попыток Гарика меня задержать, спускаюсь с крыльца.

Плащ остался в кафе, и без него даже сейчас будет еще холодно, но…

Возвращаться не буду.

Хочу заморозить эту историю так, как есть.

Но, конечно, хочу вернуться туда, в ту точку, где Гарик предлагает мне стать его партнёром по браку, и сказать ему… что мы можем попытаться быть настоящими друг для друга.

Потому что он…

Кажется…

— Не прикасайся ко мне! — разрываюсь от болезненного крика, когда он все-таки догоняет меня около машины и пытается помешать сесть за руль. Отбиваюсь, колочу его кулаками куда придется. Останавливаюсь только когда отчетливо слышу звук пощечины. — Не трогай меня никогда больше, понял?!

Не смотрю на него, хотя это и незачем — после двух лет «гостевого» брака, мое тело каким-то образом все рано научилось его чувствовать, и я все равно знаю, что в эту минуту Гарик смотрит на меня с осуждением. Его фирменным особенным осуждением — смотрит, как дерьмо, которое вынужден уважать.

— Ты хотел развод? — Тяжело говорить, когда пытаешься смотреть в противоположную от собеседника сторону. — Я согласна, никаких моральных и материальных претензий с моей стороны. Совет да любовь с твоей этой… милфой!

Закрываю рот, втягиваю губы, чтобы больше не проронить ни звука. И так уже наговорила достаточно для позорного падения на самое дно.

— Маша, давай я вызову тебе такси? Не садись в таком состоянии за руль.

— Тебя вдруг начало беспокоить мое состояние? Ты думал об этом хоть раз, когда я набирала тебя, а ты не брал трубку? Месяцами, господи. Ты игнорировал мои сообщения и звонки, потому что очень переживал, как я там и в каком состоянии мое душевное равновесие, когда сажусь за руль? Ты об этом думал, когда выпихивал меня из своего драгоценного пространства?!

— Извини. — Гарик сдается и отступает.

Я ненавижу себя за все, что сказала, но извиняться не хочу.

Может быть, ему будет хоть немного больно.

Я выезжаю на трассу и прибавляю скорости, но ровно до первого поворота, где чуть не вылетаю на обочину.

Притормаживаю.

Выдыхаю.

Сворачиваю не в сторону города — скорее всего, призрак уже пытается меня нагнать, а выяснять отношения еще и с ним у меня просто нет ни моральных, ни физических сил.

Я просто еду куда глаза глядят, погромче включая музыку в салоне.

Катаюсь так всю ночь.

Много курю и выбираюсь в цивилизацию только за очередным стаканчиком кофе.

Уже под утро, когда где-то у черта на рогах встречаю рассвет, сидя на капоте машины, меня пробивает на слезы и крик.

На долгих несколько часов, пока из моего тела, кажется, не уходит вся слезная жидкость.

Мне не становится легче.

В умных книжках по психологии пишут, что надо разрешит себе быть слабой, принять горе и начать жить с ним, потому то отрицание боли — это самый большой стресс для организма.

Я бы и рада принять все это, но понятия не имею, что именно не так.

Мы же не были влюбленной парочкой.

Мы были мужем и женой только на штампах в паспортах.

Мы даже сожителями не были.

В курортных романах больше любви, встреч и романтики, чем в наших двух годах семейной жизни.

Так по чему же я реву?

По двум годам молодости, которые… потратила неизвестно на что?

Или я все-таки умудрилась в него влюбиться?

Я снова сажусь в машину, снова погромче включаю музыку.

— Это ведь моя душа — зачем ты с ней так?! — делаю вид, что подпеваю, а на самом деле просто ору в унисон песне Асти.

Я поплачу еще только этот день.

А потом встану, возьму себя в руки и начну заниматься разводом.

Когда я, наконец, закрываю рот, пепельница на столе забита окурками.

А за окном темно, как будто мы с Великаном просидели в ресторане до самой ночи.

— Это гроза, — говорит он, проследив за моим взглядом. Потом показывает мне время на экране своего телефона — пятнадцать двадцать.

— Прости, — виновато заправляю локон за ухо. — Можешь вызвать экспертов и зафиксировать этот разговор как самый длинный случай женского нытья для Книги рекордов Гиннесса. Обещаю дать все разрешения и не обижаться. Кажется, это самое меньшее, чем я могу тебя отблагодарить за терпение.

Не помню, чтобы он даже меня перебивал.

Только пару раз выходил, очевидно, в туалет, а когда возвращался — снова предлагал продолжить.

Наверное, заодно можно регистрировать и случай потрясающего терпения.

Не могу себе представить мужчину, который бы столько часов подряд слушал о чужих страданиях, и никогда не перебил, не поторопил, не начала выразительно таращиться на часы и вздыхать.

— Фигня вопрос, — отмахивается Великан. — Я просто тебя не слушал, ты не думай.

По выражению его лица даже не понять — шутит он или говорит всерьез.

— Я заплачу за ремонт…

Он поднимает на меня грозный взгляд из-под бровей.

Красавчик, определенно.

На таких женщины западают моментально — тяжелая челюсть, острые скулы, хищный взгляд уверенного в себе мужика. Качок, татухи, пирсинг. Полный комплект классического «Бэдбоя».

Лет пять назад я бы на такого пускала слюни в первых рядах.

Сейчас все равно.

Я каким-то чудом оледенела в области сердца.

Уже почти не болит.

Наверное, но тыкать туда осколком стекла я лучше не буду.

— Все проблемы женщин от того, что вы не умеете играть по правилам, — говорит Стас. Не чтобы умничать, а потому что после моего монолога длинной в Вечность, было бы неприлично совсем ничего не сказать. — Сначала хотите устроенную жизнь, а потом — любовь.

— Я его не люблю, — пытаюсь отбиться от еще и этой напасти. — Я не могла влюбиться в человека, которого… почти не знаю. Боже, это даже звучит нелепо.

Снова тянусь за сигаретой, но на этот раз Стас решительно отодвигает мою руку.

— У тебя скоро дым из заднего места пойдет, — говорит с подчеркнутым отвращением. — Завязывай, принцесска, так проблемы не решаются.

— Извините, что я только так и умею, доктор Фрейд, — не могу сдержать иронию.

— Начала огрызаться, — усмехается он, — значит, не сдохнешь.

Я знаю, что это очень грубо, но с другой стороны — незнакомый мужчина, которому я очень неаккуратно помяла машину, не обязан быть милосердным. Учитывая то, что Великан смотрит на меня как на бестолковую мажорку, он высказался еще и довольно корректно.

Так что, просто пожимаю плечами и снова смотрю за окно — кажется, погода решила устроить нам местный апокалипсис.

— Спасибо, что не слушал, — нарушаю затянувшееся молчание.

Боковым зрением замечаю, что он кивает, даже не подумав оторваться от телефона.

— Кому ты все время пишешь? — Его увлеченность виртуальным собеседником — это как пенопластом по стеклу моих воспоминаний. — Если это девушка, советую не сильно залипать — виртуальные собеседники могут оказаться теми еще… подберезовиками.

Он медленно поднимает взгляд в мою сторону.