— Маша, моя мать — хладнокровная рептилия, — синие глаза моего жениха становятся почти темными, злость делает лицо похожей на бледную маску какого-то японского демона-они[1]. — Если мы убедим ее в любви до могильной плиты — мы сможем убедить всех.

— А если не убедим? — Не уверена, что мне так уж по душе, что моя будущая свекровь — хладнокровная рептилия. И мне совсем не нравится, что так о ней отзывается собственный сын.

— Не будет никакого «если», — пальцы Гарика на моих плечах сжимаются еще сильнее, и я непроизвольно охаю, когда это становится ощутимо больно.

Он тут же разжимает ладони и отступает на шаг, извиняясь, что не рассчитал силы.

И теперь это тот самый немного растерянный и отрешенный молодой мужчина, который пил чай у меня на кухне, поливая разбитое сердце медом из первоцветов.

Он не такой шикарный, как тот аристократ, который, как фокусник из шляпы, достает из карманов дорогие подарки, но мне с ним как-то понятнее.

[1] О?ни (яп.?) — в японской мифологии — большие злобные клыкастые и рогатые человекоподобные демоны с красной, голубой или чёрной кожей, живущие в Дзигоку, японском аналоге ада (ист. — википедия)

По дороге в ресторан мы почти не разговариваем, не считая каких-то обязательных вопросов, которые Гарик заранее уточняет. Но это, конечно, и близко не то романтическое обсуждение, которое показывают в фильмах о любви, когда герои с блеском и азартом в глазах сентиментально придумывают всякую романтическую чушь для красивой легенды их отношений.

Мы просто бизнес-партнеры.

Это не хорошо и не плохо — просто факт, который всегда нужно держать в голове.

Перед входом в ресторан Гарик снова окидывает меня придирчивым взглядом, но на этот раз он полностью доволен: широко улыбается, галантно подает локоть, как какой-нибудь князь Монако, и мы, изображая красивую любовь с открытки, заходим внутрь.

Несмотря на то, что ресторатор сразу узнает моего жениха и ведет нас к столу, я заранее понимаю, кто из присутствующих в зале — его родители.

Гарик очень похож на своего отца — они практически одно лицо: такие же высокие скулы, глаза, аристократический нос и выправка, безупречные пальцы, только, в отличие от Гарика, его отец носит кольцо. Не обручальное, а маленькую печатку на мизинце левой руки.

А мать…

У меня холодеет в области копчика, когда ее цепкий взгляд впивается…

Нет, не мне в лицо и даже не в фигуру. Она смотрит на мою руку на локте ее сына, и резко поджатые губы как будто кричат о том, что ей это не нравится.

Ей все равно, как я выгляжу, как говорю или какой у меня вес. Уверена, что уже сейчас ей вообще не интересно узнать обо мне хоть что-то. Этой женщине не нравится сам факт того, что на ее сына нашлась «охотница». По крайней мере, именно так моя интуиция считывает каждый безмолвный сигнал ее тела.

— Всем привет, — улыбается Гарик, буквально распространяя вокруг себя феромоны счастья.

Без понятия, как ему это удается, но на миг даже я верю, что он действительно — счастливый влюбленный.

— Добрый вечер, — еле слышно отвечаю я, радуясь, что у меня хотя бы есть плечо жениха, за которое можно спрятаться. Правда, Гарик тут же пресекает мою попытку, крепко удерживая руку на своем локте.

— Игорь. — Мать тянется, чтобы поцеловать воздух около его щеки, но даже делая это, продолжает смотреть на то место, где мои пальцы держатся за его локоть. — Ты не говорил, что будешь с гостьей.

— Это сюрприз, — Гарик косится на меня, подмигивает и по очереди представляет родителей: — Мама, папа, это — Маша, моя девушка. Маша, это моя мама, Анна Александровна, это мой отец, Сергей Игоревич.

Несколько минут мы просто смотрим друг на друга, словно время остановилось и Высшие силы дали нам пару минут уложить в своих головах происходящее.

Даже мне, хоть я и была предупреждена заранее.

— Твоя девушка? — Первой нарушает молчание его мать. Отец выглядит скорее немного удивленным, но через считанные секунды снова становится отрешенным. А вот мать Гарика смотрит пристально, как будто обладает способностью читать мысли и почти-прочти пробила брешь в моем ментальном блоке. — Разве ты не…

— Я «не» и оставим эту тему. — Гарик пресекает незаданный вопрос, помогает мне сеть и, к моему огромному облегчению, официант уже спешит к нашему столу.

По крайней мере, у них здесь большие деревянные планшеты с меню. Я могу спрятаться за своим, как в окопе, и перевести дух. Украдкой посматриваю на Гарика в надежде получить хотя бы невербальный сигнал, что делать дальше, но он уже о чем-то увлеченно разговаривает с отцом, в то время как я даже через меню чувствую тяжелый взгляд его матери.

Я не великий психолог, но курс общей психологии в институте был одним из моих любимых. Так что, хоть мой «диагноз» вряд ли можно назвать верным на сто процентов, но тут на лицо нарушение детско-родительских отношений.

Хоть Гарик и не похож на залюбленного маменькиного сыночка.

Скорее уж на Иванушку-дурачка, который всегда был изгоем, но, когда старшие братья стали еще большим разочарованием года, он вдруг ворвался в фокус любви мамы-генеральши.

Я мысленно мотаю головой, чтобы вытряхнуть из мыслей этот недоделанный психоанализ.

Ясно одно — матери Гарика хватило пары минут знакомства со мной, чтобы хотеть меня в качестве основного блюда на столе, которое она с удовольствием и мастерски расчленит столовыми приборами.

— Шампанское? — слышу ее вопрос и не сразу понимаю, что пока я пыталась играть в доктора Фрейда, Гарик успел заказать на двоих. И игристое выдержанное «Вдова Клико» для всех. — Есть какой-то повод? Ты заключил новый контракт?

Почему-то в ее голосе слышится неприкрытая ирония.

Гарик долго смотрит на мать, и пока они ведут безмолвную, понятную им одним борьбу, мне очень хочется потихоньку свинтить в туалет, а потом — куда глаза глядят. Это не то, что не комфортно — это просто невыносимо, как будто подо мной подожгли стул, и я чувствую, как стремительно поджаривается мой пятая точка.

— Есть повод, — наконец, отвечает Гарик, и по тону это похоже на передернутый автоматный затвор. — Иначе, я бы не просил тебя уделить мне время.

Об отце не говорят, как будто его тут и нет.

И я с удивлением замечаю, что он как будто даже и рад роди невидимки — просто потягивает воду из стакана, всем видом давая понять, что декор зала и другие посетители волнуют его гораздо больше разворачивающейся за столом военной кампании.

— Я встречалась с Эльмирой, — говорит женщина и снова смотрит в мою сторону, как бы проверяя реакцию на кого-то с таким загадочным именем. — Она вернулась из Лондона еще в воскресенье, ты бы мог зайти к ним хотя бы из вежливости.

Гарик собирается что-то сказать, но двое официантов как раз сносят на стол первые блюда.

Потом приносят шампанское в ведерке со льдом.

Официант ловко откупоривает бутылку, разливает в бокалы, не проронив ни капли на белоснежную скатерть.

Гарик встает, придерживая полу пиджака как-то по-особенному традиционно.

Смотрит на меня, улыбаясь так искренне, что в моей голове проносится шальная мысль — а не сплю ли я? Этому мужчине можно давать сто баллов из десяти за умение безупречно мимикрировать под ситуацию.

— Маша, помнишь, я говорил, что ты — особенная женщина в моей жизни и что такие как ты — уникальны и неповторимы? Что на всей этой планете другой такой нет?

Видимо, моя ответная улыбка получается не такой идеально фальшивой, потому что Гарик на мгновение прищуривается, как бы давая понять, что и мне пора начать вкладываться в общее дело.

— Звучит немного настораживающе, — уже более искренне говорю я. — Собираешься признаться, что запатентовал мою уникальную ДНК?

Вот теперь все как надо — он весело смеется.

Жаль, что в одно лицо — остальным зрителям этот спектакль точно не приносит удовольствия.