— Ага, — делаю страшные глаза. — Ты же знаешь этих продавцов с алиэкспресс — вечно какую-то фигню кладут типа в подарок. Мне вот мужчинку положили, буду знакомить с семьей, все как полагается. Выкинуть рука не поднялась, передаривать — жалко, вроде без брака, сделан на совесть.
Ленка снова смеется и жадно уплетает десерт.
Ей так хочется верить, что она все равно лучшая, что даже моя шитая белыми нитками попытка просто слить разговор, проходит «на ура».
— Я съезжаюсь, — говорит она через минуту. — На этот раз уже окончательно, с прямой дорогой в ЗАГС.
На несколько секунд мне становится нечем дышать, как будто одним нажатием на рычаг перекрыли доступ кислорода мне в легкие.
Я знала, что рано или поздно она что-то такое ляпнет о нашем с ней «одном на двоих».
Знала и даже старательно готовилась отыграть счастье, радость и что там еще полагается.
И все равно эта новость накрывает меня с головой, как волна, топит, заставляет барахтаться как мышь в молоке.
Они съезжаются.
И в ЗАГС.
Бриллиант от «Тиффани» проворачивается и царапает соседний палец, как бы напоминая, что я тоже туда собралась. Причем, наверное, даже раньше, чем «сладкая парочка».
— Ну… поздравляю, — пытаюсь изобразить вежливую радость. По крайней мере, это нормально — после стольких раз, когда я «откачивала» ее после разрывов с моим Призраком, ничего удивительного, что я скептически отношусь к их очередному романтическому кино.
То есть, он ее Призрак — не мой.
И всегда принадлежал ей.
— Я знаю твое отношение к нашим с Димой «качелям», но на этот раз все серьезно.
Я жмурюсь, как от крепкой оплеухи.
«Зачем ты назвала его по имени сейчас?»
— Дима, — зачем-то повторяю я. Имя горчит на губах, как испорченный перележавший авокадо.
Ленка вопросительно на меня таращится.
— И… когда идешь прощаться с холостой жизнью? — А что еще мне спрашивать? Где они будут жить? Сколько детей планируют?
— Во вторник подаем заявление, — она довольно скалится, совсем как самая противная девочка в группе детсада, которой удалось отвоевать лучшую куклу.
— В этот вторник? — Сегодня воскресенье. И как бы я не пыталась пересчитать дни, получается, что это… послезавтра.
— А чего тянуть кота за хвост. Помнишь, ты говорила, что мужчине просто нужно дать понять, чего хочешь, а он должен или принять решение и остаться или валить на все четыре стороны. Так вот, Машка, ты — гений! Это — работает! Я сказала, что либо мы женимся, либо я ухожу, прямо так и сказала, и даже ни единой слезы не пролила. И… — Она звонко щелкает сразу двумя руками. — Все получилось! Напомни, чтобы в следующий раз я всегда тебя слушалась.
Я снова бросаю взгляд на часы, резко отодвигаю десерт, к которому так и не притронулась, и встаю из-за стола.
Как в тумане, практически наощупь, нахожу на вешалке свое пальто.
Что там Ленка кричит мне в спину?
Что я ей только что ответила?
Все… кончено, на этот раз?
Глава 39
Я не еду к себе на «новое место».
Мы с Гариком договорились, что раз арендная плата за квартиру у меня все равно оплачена на месяц вперед, то оставшееся время я буду просто потихоньку перевозить вещи к нему в дом. Вещей немного, но он с пониманием относится к моему желанию сохранить хотя бы какую-то видимость цивилизованного переезда.
Он вообще ко всему относится с пониманием.
Какой-то идеальный мужчина, джек-пот, сектор «приз» на барабане — как в той идиотской телеигре.
Мне нужно радоваться, что в моей жизни появился такой сообщник — другие женщины добровольно укладываются под нож пластического хирурга, чтобы поймать такой выдающийся экземпляр, а мне все упало в руки, примерно так же, как яблоко на темечко Ньютона.
Нельзя воротить нос.
И тем более убого думать о человеке, который меня обокрал, использовал и предал, когда рядом есть такое сокровище.
Но пока я переодеваюсь в простой серый костюм, делаю прическу и наношу легкий макияж, в моей голове звенит только одна мысль: они женятся.
«Сладкая парочка» связана в моей голове одной большой веревкой, если не сказать — намертво приварены друг к другу. Я не хочу думать о Ленке, но когда в голове возникает образ Димы, она тут как тут — довольная, счастливая, размахивает уродливо сорванной упаковкой со своего заслуженного подарка.
Это странная смесь чувств.
Не любовь, конечно, просто… злость?
Может, мне просто хотелось, чтобы он страдал по мне всю оставшуюся жизнь, как страдают по роковым красоткам? А тут просто сиропно-ванильная история любви в полный рост, и это бесит, как будто я отстояла длинную очередь, чтобы, подойдя к кассе, увидеть табличку «Товар закончился»?
В шесть часов приезжает Гарик.
Он пунктуален как сам дьявол, который явился забирать положенную ему по контракту душу.
Выглядит просто… как модный красавчик из каталога «Гуччи»: стильный темно синий пиджак, темные классические джинсы, тонкий белый свитер. Я просила, чтобы он не сильно поражал моих родителей в день знакомства, тем более, что им придется перемолоть сразу несколько новостей. Уверена, мать будет прыгать от радости, а вот папа…
— Выглядишь шикарно, — пытаюсь улыбнуться как можно беззаботнее, но Гарик вообще никак не реагирует на мои слова. Протягивает букет из нескольких десятков кружевных тюльпанов. Вторая охапка классических красных роз — это явно для моей мамы. — Она тебя полюбила бы просто за то, что ради тебя я решила взяться за ум, цветы не обязательно.
— Цветы женщине обязательно всегда, — бросает Гарик. — Что-то случилось? У тебя потерянный взгляд.
Я мотаю головой.
И не могу удержаться от мысленной иронии над всей этой ситуацией: мы достаточно близки, чтобы жить под одной крышей и строить грандиозный заговор, но не могу же я сказать, что оплакиваю своего бывшего, к которому у меня вообще непонятно что.
Для встречи с родителями Гарик сам выбрал ресторан — дорогое, но уютное заведение, где нас проводят до отдаленного столика подальше от любопытных глаз.
— Полагаю, — Гарик смотрит в меню, — нам нужно определиться с датой.
— Датой чего? — Я снова задумалась и не услышала предысторию вопроса?
— Датой свадьбы. Я бы предпочел устроить торжество в июне, чтобы успеть все подготовить, и чтобы у тебя было достаточно времени организовать торжество в своем вкусе. Женщинам все это так важно. — В его голосе чувствуется легкое снисхождение. — Кроме того, уже будет тепло и ты сможешь покрасоваться в платье. Думаю, их нужно два.
Наверное, с Эльмирой у них все было очень серьезно, раз Гарик абсолютно в курсе всех деталей и так спокойно к ним относится.
— Пусть будет июнь. — Я открываю календарь в телефоне, выбираю последнюю субботу месяца. — Двадцать девятое число.
— Хорошо, — Гарик быстро делает заметку у себя. Когда отнесем заявление? Я могу попросить юристов, все сделают без нашего участия, если тебе это не интересно.
— Во вторник, — вырывается у меня.
— В этот вторник? — Хоть тут-то он должен был удивиться, но нет — спокоен как удав. — Хорошо, без вопросов.
Мы снова замолкаем и через несколько напряженных минут тишины мне вдруг страшно хочется сказать, что с заявлением спешить не обязательно. Я сказала про вторник совсем по другой причине. И что теперь мне стыдно за эту слабость.
Но поздно — мы уже не одни.
По покрасневшей шее отца и бледным щекам матери понимаю, что по пути сюда она уже успели выяснить отношения. Только не хватало, чтобы это продолжилось за столом. Хотя, после театрального предоставления матери Гарика, «цыганочка с выходом» от моей ма все равно будет детским лепетом.
— Мама, папа, — беру Гарика под локоть, и краем глаза замечаю на его губах счастливую улыбку. — Это — Гарик, мой… жених. Гарик, — это мой папа, Александр Викторович, и мама — Татьяна Степановна.
— Гарик? — приподнимает брови отец.