Так что быстро хватаю со стола телефон и наушники, плюхаюсь на пол рядом с Гариком и протягиваю ему один наушник.

— Ты записала прощальный стон своего бывшего? — интересуется он.

Минуту мы просто смотрим друг на друга, и на его лице нет ни намека на шутку.

Я нервно смеюсь, и быстро листаю свой Apple Music, пока не нахожу плейлист с названием «Романтическая фигня».

— Нам нужна песня для первого танца, муженек. Не думай, что тебе получится от этого отмазаться.

— Да я и не пытался. — Он вставляет наушник и почти сразу морщится, когда включаю вальс Евгения Доги из «Мой ласковый и нежный зверь». — Маш, это банально.

— Это красиво, — пытаюсь защитить свой вкус.

Он отрицательно качает головой.

И заодно отметает «Токатту» Поля Мориа и «Вальс дождя» Шопена.

— Все ясно, кто-то тут не любит классическую музыку, — закатываю глаза, понимая, что мой список сразу стал на половину короче.

— Я люблю классическую музыку, Маша, просто более… серьезную.

— Ладно-ладно, как насчет этого? — включаю что-то попсовое, непонятно как оказавшееся в этом списке, просто чтобы увидеть реакцию моего жениха.

Он морщится и приставляет пальцы к виску, как будто собирается застрелиться.

— Я только из душа — твои мозги не украсят мои свежевымытые волосы, — корчу стерву, и кручу плейлист дальше, до вечного хита Aerosmith — I don’t wanna miss a thing. — Мне кажется, это очень неплохо.

— Ты хочешь танцевать первый танец под музыку из фильма о том, как астероид чуть не уничтожил нашу планету?

— Ты — ужасный циник, — морщу нос. — Учти, когда кончится мой список, тебе придется делать свой и я буду так же фукать на все, что в нем окажется.

— Ну тогда мы останемся без первого танца, — резонно отмечает он, и я включаю Брайана Адамса.

— Нет, — тут же отметает Гарик.

Селин Дион в тандеме с Барбарой Стрейзенд ему тоже не по душе, как и Эд Ширен.

— Можно? — он протягивает руку к моему телефону, и я без опаски вкладываю его ему в ладонь. Гарик вбивает что-то в поиск и, не вернув мне телефон, включат проигрывание. — Закрой глаза и слушай.

И… я его ненавижу, потому что с первых звуков скрипки я понимаю, это — та самая музыка.

Идеальна.

Безупречна.

Но…

— Ромео и Джульетта?[1] — озвучиваю свое предположение, хотя уверена, что не ошиблась.

— Почему я не удивлен, — слышу его тихий голос.

— Это не слишком трагично, м? — Звуки скрипки вводят меня в какой-то гипнотический транс. Поганый мужчина, он за одну секунду нашел то, что я не могла найти неделю!

— В самый раз.

— Ты же понимаешь, что под эту музыку тебе придется меня поцеловать, — продолжаю сходить с ума. Он так долго не отвечает, что я не выдерживаю, открываю глаза и кошусь в его сторону.

Гарик, прикрыв глаза и свесив голову к моему плечу так, что почти касается его лбом, спит.

[1] Тема любви из фильма «Ромео и Джульетта» (1968) в интерпретации Andr? Rieu

Я кручусь перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон.

Грозная и Маруся сидят на маленьком диванчике у меня за спиной и, хоть пришли помогать мне определиться с нарядом, больше увлечены разговором друг с другом. Я украдкой поглядываю, как они о чем-то шушукаются и смеются, и нарочно тяну время, чтобы эти двое нашли общий язык.

По крайней мере Грозной точно не помешает еще один друг.

Чем больше я ее узнаю, тем больше понимаю, насколько на самом деле она одинокий человек.

Наверное, почти такой же, как и я в эту минуту.

Хоть на мне почти самое прекрасное платье в мире, какое только можно купить за деньги. По крайней мере, на мой вкус. Пару недель назад я нашла его тут в каталоге и его привезли под заказа из самого Израиля, так что у меня будет наряд от одного из лучших свадебных брендов мира.

Много кружев, длинный шлейф, открытые плечи и идеальный силуэт, который подчеркивает все достоинства моей фигуры.

— Может, покрутишься уже перед нами? — предлагает Маруся, и я, натянув счастливую улыбку, иду, чтобы занять место на небольшом постаменте посреди большого центрального зала. Пара девушек тут же бросаются за мной, чтобы придержать шлейф, который тянется следом на добрых пару метров.

Грозная долго смотрит, и с каждой минутой ее глаза наполняются такой странной тоской, что я чувствую себя невольно виновницей за трагедию, которая случилась с ее дочерью, хоть даже и не знала ее.

— Ты очень красивая, — наконец, говорит Грозная, и вслед за ее словами лицо Маруси приобретает умилительный вид.

— У вас такие лица, будто вы мои феи-крестные, — не могу удержаться от шутки.

Чувствую себя странно неловко, изображая счастливую невесту, хоть это совершенно незачем, потому что они обе прекрасно знают причину нашего с Гариком «брачного союза».

— У нас лица двух почтенных старушек, — хихикает Маруся и они снова о чем-то шушукаются.

Я быстро слезаю с постамента и ухожу в примерочную.

Терпеливо изображаю манекен, пока швея делает последние замеры — несмотря на то, что платье как будто сшито на меня, убрать пару складок в тех местах, где они могут бросаться в глаза. Лишним не будет.

Когда возвращаюсь к моим феям, те уже активно решают, что они будут пить — покрепче и «по-торжественнее». На мой вопрос, что у них за план, молча берут меня под руки с двух сторон и тянут к машине.

— А не слишком рано для традиции похищения невесты? — смеюсь я, чувствуя себя арестанткой, но вряд ли они собираются посвящать меня в свои планы.

Но, конечно, мы едем в ресторан, причем Маруся настаивает, что сегодня угощает она и если кто-то из нас хотя подумает потянуться за кошельком — она забудет, что уже давно интеллигентная старушка и вспомнит молодость парой крепких выражений в наш адрес.

— Ты собираешься устраивать девичник? — спрашивает Маруся с видом человека, который только то и делает, что ходит на девичники. — Ну или хотя бы эту… ну… которая в трусах.

Я чуть не давлюсь минералкой, но Грозная быстро приходит на помощь:

— Маруся, это называется «пижамная вечеринка»!

— Ну трусы-то все равно у всех есть, — резонно замечает бабушка Гарика, и от взрыва нашего хохота остальные посетители ресторана неодобрительно морщат носы.

Наверное, все в этой ситуации нормально, если не считать того, что вся она — ненормальна абсолютно. Мне двадцать пять, я выхожу замуж по расчету, а вместо подружек мамы у меня бывшая начальника и бабушка моего будущего мужа.

А еще из головы не идет Гарик, сидя уснувший рядом со мной.

Я просидела так часа три — боялась его разбудить.

А потом, когда он посреди ночи просто открыл глаза, встали и ушел, не сказав ни слова, провалялась без сна, пытаясь понять, почему мне не все равно, что он даже не пытается хоть как-то проявиться в мою сторону. В последний раз, когда он попытался меня поцеловать, это было еще у моего подъезда, в тот вечер, когда мы заключили договор. Больше месяца назад.

И с тех пор — ни намека на симпатию в мой адрес.

Разве что круговая забота и опека, как о неоперившемся птенце.

— Ну, — Грозная поднимает бокал, которые официант только что наполнил вином, — за нового генерального директора «ОлМакс»!

Я ловлю себя на мысли, что это событие как-то совсем выпало из зоны моего внимания, а ведь вчера это стало настоящей сенсацией нашего офиса. И, как я слышала, слухи о том, что должность мне досталась не за мои мозги, а за «активную работу с нижними чакрами босса», расползлись по каждому кабинету.

Что и следовало ожидать в общем.

Потому что, в общем, так оно и есть — я бы не стала генеральным, если бы не наша с Гариком договоренность и брак по взаимному расчету.

— Я уже побаиваюсь конкуренции. — Грозная изображает вялое беспокойство, и Маруся тут же подбрасывает масла в огонь, рассказывая, что у ее внука нюх на кадры и что если эта должность досталась мне — «ТриЛимб» еще будет кусать локти из-за того, что меня упустил.