Антона передернуло.

— Слушай, Сонь... Ты бы помогла мне, что ли?

— Ты про Киру?

Соня гибко выскользнула из-за здоровенного стола, подошла к начбезу и обняла, почти по-матерински. Не смотря на то, что была младше как бы не вдвое.

— Отступись, Антон. Не мучай себя.

— С чего это вдруг? — Багров, разомлевший от неожиданной ласки, как дворовый кот, мгновенно встряхнулся и выпрямился. — Чем я не хорош? Старый?

— Да нет, не особо, — Соня пожала плечами и вдруг хихикнула, — мой Ушастый старше. Если по его старому паспорту считать, то в этом году в аккурат сто тридцать четыре годика стукнет. Так что ты у нас просто мальчик на выданье!

— И в чем проблема? В этой, как Паша говорит, парадигме?

Соня вздохнула:

— Любит она, Антоша.

Багров выставил упрямый подбородок вперед. Помолчал. И осторожно поинтересовался:

— Он ведь пропал? Этот ее... лесной приятель. Я не нашел его следов. Так сгинул, что даже полиция руками развела. С Кирой на связь не выходил?

— Нет, — Соня опустила плечи.

— Ну вот. Ты и сама все понимаешь. Больше года нет вестей.

— Понимаю. Только мы тут ничего не изменим, ни вместе, ни по отдельности. Кира — она как мама Юля. Если уж полюбила — можно вместо кольца на пальце татуху рисовать. Это навсегда. До березки. Не будет у нее ничего другого.

— Она ж девчонка совсем!

— Любовь беспощадна, Антон. Приходит — и жжет напалмом. И на возраст не смотрит, тебе ли не знать.

Кира

Я сидела на подоконнике с нетбуком на коленях и раскладывала фото по папкам. Что в общий альбом, открытый всем подписчикам группы, что в совсем общий — реклама лишней никогда не бывает. А что — только для мастеров.

Дик был невероятно убедителен в роли императора Барраяра. Генрих и тут остался верен себе, став послом с планеты Этос, той самой, где жили одни мужчины. Он и на этой игре умудрился устроить личную жизнь...

Валлентайн опять прибыл со всей бандой. Роль их была предопределена заранее — особое подразделение Дендарийских наемников.

Взгляд задержался на фото красивой седой женщины в платье, напоминающем сразу и японское кимоно и римскую тогу. Консорт Надин...

С императрицей Цетаганды они мгновенно спелись еще в чате и ушли в личку... А потом, уже на игре, провернули такую забубенную интригу, что мы с Маэвой только глазами хлопали. Нет, побарахтались убедительно, игра вышла хорошая... Но весь полигон понимал, что сила на стороне Ровены и ее новой советницы. Первый раз мы ей вот так разгромно продули!

За спиной возникла легкая тень. Я обернулась. Мама улыбалась, мечтательно глядя на экран.

— А неплохо вышло, — она указала глазами на Надин, стоявшую за правым плечом императрицы с лицом невинным и хитрым одновременно. — Для сознательного дебюта. В прошлый раз это была импровизация, и не самая удачная. В этот раз я постаралась подготовится.

— Неплохо?! — Я покачала головой, — Ты была великолепна, без скобок и кавычек. Маэва хочет тебя пригласить в круг мастеров.

Мама... даже слегка покраснела. Но было видно — ей приятна моя похвала. Очень приятна. Неужели же это свершилось и она в сорок с хвостиком нашла, наконец, дело своей жизни? И оказалась в нем чертовски хороша, будем объективны.

— Багров звонил. Спрашивал тебя, — сказала мама слегка виновато.

— Почему тебе?

— Ну, ты же не отвечаешь.

Ах, да! Я кинула его номер в "черный список". Ненадолго, на пару дней. Чтобы подумать, как вежливо и культурно объяснить Антону, что я не дева в беде и спасать меня, определенно, не нужно.

Моя жизнь меня вполне устраивает. А если это не устраивает кого-то другого, то это не моя проблема. Доходчиво? Нет... До него не доходило.

— Ты тоже будешь меня уговаривать подумать над его предложением?

— "Тоже..." А кто еще? Не Паша же...

— Алена.

— Вот ведь... ведьма!

— Ведьма и есть, — я пожала плечами, — но Соню, кажется, и впрямь любит. И малышку.

— Это не любовь, — мама сердито поджала губы. — это просто страх одиночества в старости. Нормальная вещь вообще-то. Но ничего светлого и прекрасного в нем не найдется, даже если выполоскать со щелоком, выпарить, а остаток рассмотреть под лупой. Не слушай ее!

— Не буду, — с удовольствием подтвердила я. — То есть, ты тоже против Антона в виде зятя?

— Да не против я, — мама сердито тряхнула головой, на которой не было ни одного седого волоса. Для образа консорта Надин она красилась — и очень долго подбирала краску. — Я против того, чтобы замуж идти как в монастырь. Замуж выходят когда все хорошо и есть надежда, что станет еще лучше. А не когда все...

Она затормозила резко, словно разогнавшийся конь, который увидел перед собой слишком высокий барьер.

— Плохо... — договорила я.

— Да не плохо, — досадливо поморщилась мама, — неопределенно.

— Никто уже не верит, что он объявится.

— Маэва верит. А Маэва — это не кот чихнул, — мама подошла и неожиданно крепко обняла меня. — Ты просто жди, девочка моя. У тебя все получится. И жизнь не переставай любить, она достойна. Все будет хорошо, вот увидишь.

Ночи были... сложными. Но мне не привыкать. Сложно — это не всегда плохо. Я не плакала — не очень умею плакать, да и смысл этого мокрого дела? Выплеснуть эмоции? Я не хотела их "выплескивать" и не считала мусором. Они мне были дороги, даже те, которые причиняли боль.

Особенно те — ведь они стояли ближе всего к счастью.

Так часто бывает? Чего удивляться-то, дело житейское.

На подоконнике я, как это часто бывало после игры, засиделась за полночь. В небо уже высыпали звезды. В августе у нас бывают дивные Персеиды. Звездные ливни.

Ученые люди говорят, что это просто метеоритный поток. Но как же сжимается сердце, когда небо проницывают короткие и сияющие всполохи: один, второй, третий...

Яркие световые треки прошили небо, как нитки. Болиды взрывались и гасли. Одна мне показалась особенно яркой и я протянула руку, словно надеялась поймать ее в ладонь. Ничего, конечно, не вышло — осколок метеорита догорел и погас, но пару мгновений я была по-настоящему счастлива.

— Как же я скучал по твоему смеху...

Голос прозвучал негромко и совсем рядом. Словно его обладатель стоял в двух шагах от меня.

Я стремительно обернулась... И пальцем начертила в воздухе обережную руну между собой и Хукку.

После того поджога дом охраняли так, что мышь не проскочит и шаману, настоящему шаману взяться тут было неоткуда.

Но он стоял — в полутьме моей комнаты, в той же игровой одежде, в которой я видела его в последний раз год назад. Даже плащ не обтрепался.

Галлюцинация? Крыша едет — дом стоит?

Увидев обережный знак Хукку, одобрительно улыбнулся — и это лучше всяких слов убедило меня, что он — настоящий. Живой, что бы это ни значило.

— Это я. Меня... долго не было?

— Больше года, — злиться я не могла. И радоваться не могла тоже, острый ком в груди мешал, царапая краями.

— Мне показалось — несколько дней.

— Где тебя носило? — Выпалила я, — полиция искала...

Шаман пожал плечами, признавая вину.

— В гостях у Хозяйки был, Рани. Просил кое о чем.

На меня вдруг обрушилось осознание, что все — правда. Что он — здесь и я могу его потрогать, обнять, ущипнуть. Даже врезать — если захочу. Я быстро пересекла комнату и ткнула пальцем в грудь шамана, а потом схватила его за руку.

Грудь была плотной и мерно дышала, а теплая рука легонько, но крепко сжала мою ладонь.

— Все в порядке. Теперь все хорошо. Есть — и будет. Она мне разрешила.

— Разрешила — что? — Мне захотелось затряхнуть его, чтобы прекратил выражаться загадками и, наконец, объяснил, почему мне пришлось целый год думать о страшном.

Спохватилась я, только увидев его улыбку, спокойную и довольную.

— Ты же устал, наверное. И голодный?

— От воды не откажусь, — кивнул шаман, — а устал... Есть немного. Отдохну.