...Был мой день рождения. Большой праздник, много гостей. Почти половина нашей группы и друзья дома. Сначала стол, потом танцевали. Потом Тоша куда-то исчез. Я думала, просто вышел на балкон, он не любил шумные сборища. Пошла на кухню, отнести тарелки. Кухня рядом с комнатой Нины, звукоизоляция там была... проще сказать — не было. Я услышала звуки, — Мама ненадолго замолчала, но не смущенно, скорее — озадаченно. — Знаешь, вот сейчас думаю, не так уж я и ошиблась тогда. Стонать, конечно, не только от боли можно, но уж больно те стоны были неправильные. Не удовольствие в них было. Совсем другое.

Я молчала, боясь спугнуть момент. Мама заговорила и останавливаться не собиралась, а это дорогого стоило. Оксана внимательно слушала, она это умела.

— Позвала ребят, те высадили дверь. Сразу, даже не стучали. Что им — уже подшофе были, да, вдобавок, просит-то хозяйка. К тому времени в коридоре небольшая толпа собралась. Дверь, значит, вылетела — а там мой Антон во всей красе. С этой... — мама не выдержала и зашипела гадюкой. Правда, быстро взяла себя в руки. — Дальше — понятно. Нину мгновенно рассчитали, заявление я забрала.

— А он? — не выдержала любопытная Оксана.

— А что — он? Ходил вокруг, цветы на лестнице оставлял. Отца разжалобил, тот даже со мной "поговорить" пробовал. Маму — ту нет, она стояла стеной: не надо нам этого, ни даром, ни с доплатой.

— А ты?

— А меня больше волновало, что обо мне одногруппники подумают, если после такого я Тошу прощу.

— Значит, не любовь и была, — припечатала Оксана.

— Не любовь, — вздохнув, согласилась мама. — Я, когда Пашу встретила, поняла. Он и в четверть не такой красавчик, как Антон. Невысокий, плотный, как колобок. Волосы рыжеватые и уже с залысинами. Лицо... как сказать-то, чтобы не обидеть. Такой Ваня. Деревенский. Глаза хлопают, улыбка обалделая. Образования — один техникум, но было в нем такое что-то.

— Харизма, — фыркнула Оксана.

— Да не то! — Рассмеялась мама. — Скорее, деревенское простодушие. Как у медведя: "Вы ведь хорошие ребята, вы меня не обидите? Потому что если обидите, я вас порву на ленты и часть съем, а остальное припрячу. Предупреждаю заранее, просто чтобы никаких недомолвок между нами не было. Честность — лучшая политика".

— В общем, ты взглянула в эти честные глаза и пропала. А Соня-то откуда взялась?

— Я к этому подхожу. Осенью это случилось. Мы с Пашей уже женаты были, он работал сутками, дело поднимал. Я дом вела. Позвонили по телефону. Городскому, мобильного у меня тогда не было, баловством считала. Звонок был из нашего, местного роддома. Спросили, знаю ли я некую Нину Емельянову. Она была при смерти и хотела о чем-то со мной поговорить.

— И ты подхватилась и побежала, — мрачно сказала Оксана.

— А как же! Человек умирает, может быть, что-то еще сделать не поздно. Да, побежала. И вы бы побежали, не надо тут из себя циников изображать, я вас насквозь вижу, обеих! Кинулись бы впереди паровоза. И я кинулась. — Мама на секунду прикрыла глаза. А когда открыла, были они черные, как грозовая туча. — Нина, правда, умирала. Спасти ее было невозможно: внутреннее кровотечение, низкий гемоглобин и высокое давление. Убийственная комбинация. Она только что родила ребенка, девочку. От Антона, так она сказала. Правды я не знала. — Мама вскинула руку. — И сейчас не знаю. Для анализа ДНК материал нужен, а Антон пропал. Да и... не все ли равно? Ребенок здоровый оказался, без патологий. Конечно, хорошо было бы на счет наследственных болезней выяснить, но тут уж как вышло. Я ведь и про Нину ничего не знала. Правда, ее медицинскую карту мне показали — на удивление здоровая женщина.

— И как здоровая женщина умудрилась умереть родами? — удивилась я.

— Резус-конфликт, так мне сказали.

— Чушь собачья! Пока мама беременна, признаки несовместимости крови никак себя не проявляют ни у матери, ни у плода. Потом желтушка может развиться. У ребенка! Отечность, но никак не вот это...

— Разное бывает, — попыталась защититься мама.

— Хорошо, — буркнула хозяйка, — эта коза перед смертью навязала тебе своего ребенка...

— Не навязала. Я сама, — мягкий голос мамы сделался вдруг не просто стальным. Титановым. — И Соня — моя. Не ее. Она ее даже к груди не прикладывала, не разрешили.

— Да твоя, твоя. Кто спорит, — Оксана улыбнулась, — понятно, что за двадцать-то с хвостиком приросло — не оторвешь. Да и дочка вышла хорошая, умная, хваткая. Я ж ее по телевизору сто раз видела. И? Когда эта Алена объявилась? Кстати, кто она твоей Соне?

— Нашей Соне, — поправила я.

— Один пес. Бабка?

— Прабабка двоюродная, — огорошила нас мама. — Единственная оставшаяся в живых родственница. Потому как не рожала. Детей у нее нет и никогда не было. Понятно, дорогие мои.

Мы с Оксаной переглянулись, словно пришибленные внезапным ужасом. Потому что ответ-то у загадки был только один и ни мне, ни сестре он не нравился. Родовое проклятье, иначе этот пазл никак не складывался.

— На сколько поколений?

— Стандартно, на семь, — мама жестко усмехнулась, — Соня как раз седьмая.

Невидимый в темноте серый клочок тумана беззвучно и стремительно летел над трассой, вслед за черным внедорожником, повиснув на заднем бампере. Пользуясь тем, что трасса пуста, водитель втопил педаль газа в пол, выдав все сто пятьдесят. Камеры наблюдения его не волновали, похоже, возможные штрафы были включены в чек, а то и оплачены заранее.

Джип сбросил скорость только перед самым въездом в город, и лишь поэтому черандак сумел учуять, что машину "приняли". Это было сделано так аккуратно, что водитель, скорее всего, ничего не заметил.

Сначала на хвосте внедорожника висел неприметный "Фиатик" синего цвета, потом его сменил мотоциклист в шлеме, еще через несколько кварталов мотоциклист свернул в подворотню, а слежку продолжила белая помятая "Гранта".

Черандак неплохо чуял и в этом облике, весь транспорт пах одним гаражом, этого хватило, чтобы понять — ведьму именно "ведут".

Широкие, прямые, как стрела, проспекты искрились и переливались декоративной подсветкой, пару раз мелькнула река с горбатым мостом и серебристой лунной рябью на воде. У причала тихонько покачивались катера.

Жизнь в ночном городе била ключом, обе машины занырнули в блестящую, рычащую и неприятно пахнущую ленту и немедленно потерялись в ней. Черандаку пришлось чуть не лечь на бампер, чтобы не упустить "свою" дичь. Впрочем, в преследовании равных ему было немного.

По улицам бродили толпы людей, причем, кажется — они никуда не торопились, просто любовались ночными фонтанами и архитектурными изысками старинных зданий. В свете ночных фонарей они выглядели очень авантажно.

Водяной дух засмотрелся на этот странный, по его меркам, праздник жизни и чуть не соскользнул с гладкого бока внедорожника на очередном повороте, но опомнился и прижался плотнее.

Миновали центр. Видимо, ни в ресторан, ни в ночной магазин ведьме было не нужно. Ближе к окраине поток машин поредел, а потом и вовсе иссяк. Джип уже не летел стрелой, а передвигался неспешно и солидно, как большой кит, заплывший в бухту.

Иногда мимо проносились более безбашенные водители, свистя шинами по влажному асфальту. Улицы тоже опустели, лишь иногда попадались влюбленные парочки, да дремлющие на скамейках ничейные кошки. Точнее, кошки, которые гуляли сами по себе.

Дома сделались приземистыми и простыми. Джип свернул в переулок. "Гранта" на мгновение приблизившись почти вплотную, осталась на основной дороге. Похоже, водитель получил четкую инструкцию наблюдение не "светить", а в лабиринтах окраинных двориков "хвост" спалился бы без вариантов, вопрос — как скоро.

Не глупо...

Но через некоторое время черандак понял, что недооценил водителя джипа и переоценил преследователей. Проскочив район, машина развернулась чуть ли не в обратную сторону. Выходит, о наблюдателе они знали?