— Это очень благородно. Но... не дешево?

— Софья, разве жизни и судьбы человеческие могут быть измерены деньгами?

— Как правило, бухгалтера так и делают, — пожала плечами Софья Павловна, — фонд "Сердца навстречу" легальная и уважаемая организация, а, значит, есть прозрачная бухгалтерская отчетность. И, если эта информация не является тайной, сколько денег было потрачено в прошлом году на благотворительные проекты?

Иностранец весело взглянул на нее. Прищурился. Помолчал и мягко сказал:

— Является. Добрые дела не должны быть предметом рекламы.

Получив плюху, барышня не дрогнула даже бровью и, черандак ощутил это на каком-то глубинном уровне — даже как будто обрадовалась.

— Любек, Линдау, Кохем, Рюдесхайм-на-Рейне, Сандомир, Величка, Кампина, Рошиорий-Де-Веде — это города, где ваш фонд открыл детские дома, ночлежки для бродяг, реабилитационные пункты для наркозависимых...

— Список неполный.

— Он впечатляет, — кивнула барышня, — семнадцать городов.

— Вы отлично подготовились. К сожалению, тех, кому нужна помощь, больше, — грустно вздохнул иностранец.

— Это удивительно, — тихо, доверительно произнесла Софья Павловна, — всего три года назад в этих городках жизнь текла размеренно и благополучно. Но вот... что-то случилось. Статистика, господа и дамы — она весьма красноречива. На восемь процентов выросла безработица. На шесть — преступления на почве алкоголизма и наркомании. И, внимание — на целых двенадцать процентов увеличилось число разводов. Вам доступна эта статистика, господин Кениг?

Показалось? Или лоб лощеного господина, действительно, поломала морщинка?

— Разумеется, — все же показалось. Голос его был ровен. — Мы, как скорая помощь, спешим туда, где в нас нуждаются.

— Благодарю за ваш самоотверженный труд, — серьезно кивнула барышня, — надеюсь, правительства стран не оставили его без внимания? Налоговые льготы, развитие региона присутствия?

— Это не важно. Важно, что мы смогли помочь людям.

— Такие чувства делают вам честь, господин Кениг, — кивнула она, — Но вернемся к статистике. Что же произошло? Что так радикально повлияло на жизнь маленьких городков? Ровно три года назад некая корпорация "Вендер & Маренг" массово скупила акции нескольких небольших предприятий и, раздробив их, продала по частям. Тысячи людей лишились работы, а в небольших городках с работой непросто.

— Такое, увы, бывает, — кивнул Кениг, — мир бизнеса жесток, он молится рентабельности. То, что не приносит, как минимум, тридцатипроцентной прибыли на каждый вложенный евро, должно умереть.

Барышня вскинула красиво очерченные брови:

— А чему молитесь вы, господин Кениг?

— Только Господу нашему, — развел руками он.

— И... вы не знакомы лично с господином Вендером, которого радикальная пресса называет Палачом Милосердия, хладнокровно и жестко добивающим тех, кто покачнулся?

Помедлил ли он мгновение перед ответом? Духу показалось, что — таки да, помедлил. Но голос прозвучал твердо:

— Нет. Я его не знаю.

— И это нормально, никто до конца не может знать... самого себя. С вами была Софья Понашевская, Новости Дня, Четвертый канал.

— Ты что себе позволяешь, идиотка? — Дух едва успел. Но, право, заподозрить эту старую бабищу, накрашенную, как молодящаяся шлюха, что она умеет ходить тайными тропами... Это что же такое нужно нюхнуть или зажевать?

Со всей возможной аккуратностью он прижал ее руки к телу, чтобы случайно, в гневе не навредила Софье Павловне. К сожалению, третьей руки не было, и заткнуть бабе рот он не смог.

— Кретинка! Ты что такое ляпнула в прямом эфире?

— Только то, что могу доказать, — пожала плечами барышня. Надо сказать, она и бровью не повела, словно выслушивать оскорбления прилюдно — для нее нормально. — Ларочка, не кипятитесь. Все документы у меня не просто есть, они уже сброшены на почту, вашу — и директора канала.

— Ты уволена! Без выходного пособия. И, будь уверена, на телевидении ты работать больше не будешь, я лично об этом позабочусь!

— Не слишком ли много вы на себя берете, мадам... — Бабища испуганно обернулась, а, увидев приглашенного иностранца, растянула тонкие губы в улыбке.

Ульрих Кениг стоял в коридоре, слегка расставив ноги, и сунув руки в карманы пиджака и с интересом наблюдал, как "Ларочка" пытается выкрутится из хватки черандака. Зря. Духи сильнее людей раз, этак, в несколько.

— Отпустите же меня! — прошипела она.

— Если вы пообещаете не хлопать крыльями, как курица, — так же тихо шепнул черандак, — но если нарушите слово, я буду рядом — сразу. Помните об этом.

Он отступил. Бабка была взгальной, но не опасной. Да и Софья Павловна ее, кажется, не боялась.

— Господин Кениг, — Ларочка торопливо оправила платье, — позвольте от лица канала принести самые искренние извинения и заверить в том, что работник, допустивший это... безобразие уже уволен. За вопиющую некомпетентность. А когда будет доказана клевета, госпожа Понашевская пойдет под суд, а мы выпустим опровержение и...

— И часто госпожа Понашевская позволяет себе клевету в прямом эфире? — с интересом спросил Кениг. По-русски он говорил очень правильно, практически, без акцента. Разве, немного медленнее.

— Это — в первый раз, — Ларочка поджала губы, — и, будьте уверены, в последний.

— Откуда вы знаете, что это именно клевета?

— Но... но...

— Вы уже ознакомились с материалами, которые госпожа Понашевская выслала вам на почту? Нет? Тем не менее, вывод уже сделали? И на чем он, позвольте узнать, основан? Возможно, вопиюще некомпетентен здесь кто-то другой?

— Еще раз простите, — опомнилась бабища на удивление быстро, — я думала...

— Не стоит вам этого делать, — Губы Кенига растянулись в ласковой и снисходительной улыбке, а взгляд остался ледяным, — это явно не ваша сильная сторона. Софья, вы в порядке? Надеюсь, вся эта ерунда с увольнением просто плод нездоровых фантазий неумной женщины.

— Благодарю, — Софья Павловна воспитанно наклонила голову, — и приношу извинения, что вы стали свидетелем этой некрасивой сцены. Тем не менее, мой вопрос остался без ответа?..

И тут Ульрих расхохотался. Громко, на весь коридор, не обращая внимания на обалделые лица работников, выскочивших "на скандал".

— Софья, вы — чудо. Вам это и в самом деле интересно?

— Иначе бы я не спрашивала, — удивилась она.

— Нам нужно встретиться. Как-нибудь, в приватной обстановке. Только вы, я и бутылочка Clos Du Mesnil девяносто пятого года.

— Интересное предложение.

— Вы его принимаете?

— Не очень люблю шампанское. Предпочитаю безалкогольный формат встречи. Время и место на ваше усмотрение. Доброго дня, господин Кениг.

Она развернулась и направилась к выходу. Походка была ровной, спина — прямой. Казалось, взгляды, буквально, впивающиеся, как пули, между острых лопаток, ее совершенно не беспокоят. Но они беспокоили — дух понял это, разглядев, как заполошно дергается жилка на ее виске.

И сделал то единственное, что мог — закрыл ее от этих взглядов своей спиной.

На улице здорово потеплело. Софья Павловна шла довольно быстро, она миновала автостоянку, даже не взглянув на машины, прошла в ворота — здесь черандак и нагнал ее, аккуратно придержав за руку.

— Как вы?

— Нормально, — удивилась она, — Думаете, я буду переживать из-за очередных Ларочкиных воплей? Уволить меня она, конечно, может. Но это не страшно. В ближайшие три года я все равно не планировала работать. А потом — будет потом.

Голос ее был ровным. Слишком ровным.

— Софья Павловна, мне кажется, вы чего-то недоговариваете? — Попробовал дух.

— Это нормально. Я не при смерти, вы — не исповедник. У каждого из нас есть свои тайны. Например, вы — своими делиться не спешите, — подколола она.

— Ваша правда, — с усмешкой признал черандак, — Вот только, уважаемая барышня, вы обвиняете меня в том, в чем я не виновен. Я владею сундуком с тайнами, но — не ключом от него.