Я начала задыхаться от возмущения.

— Что вы такое несёте?!

— Вот так, так что закрой свой маленький рот, и слушай, что тебе говорят, и более того, если вздумаешь что-ни будь сделать с собой без моего ведома, откручу твою симпатичную головку! Усекла!

— Я не собираюсь выслушивать эту чушь, дайте мне коммуникатор, я позвоню отцу.

— Звони куда и кому хочешь. Услышишь в ответ лишь то же самое.

Фрида убрала со лба, выбившиеся из высокой причёски редкие волосы, задрала свой нос в потолок и гордо вышла из комнаты, на ходу зазывая с собой всю свиту лакеев и горничных.

Я искоса посмотрела на трёх девочек, притихших в углу комнаты. Когда дверь за спинами Раббинович захлопнулись, я посмотрела на них.

— Кто из вас сделал это?! — железным тоном спросила я. Они молчали, только Цофия сидела всхлипывая, и поглаживала свою криво обритую голову. — Что, нет смелости сказать? Только по ночам можете прибегать, делать всё исподтишка?

Я бегала глазами по Ревекке и Цофии.

— Это сделала я, — встала с пола Наоми.

Честно признаюсь, меньше всего я ожидала этого от неё. Она мне всегда казалась самой адекватной.

Походу её сёстры нисколько не удивились её ответу, и лишь обняли себя за коленки. Наоми тем временем, сцепила руки в замок за спиной, и, не поднимая на меня глаз, продолжила.

— Извини…, к тебе это не имеет никакого отношения.

Я посмотрела в зеркало на своё новое отражение.

— Что-то я не очень заметила, что ко мне это не имеет отношения. Вообще-то, ты отрезала именно мои волосы, в том то и дело. И касается, это в первую очередь меня.

Плечи Наоми опустились.

— Я ещё раз приношу тебе свои извинения. Я не хотела доставлять лично тебе, неудобства.

— Но ты доставила!

— Прости, — Наоми подняла сестёр за руки, и те молча, виновато покосившись на меня, поспешили выйти из комнаты.

Меня переполняла злость. Сначала отец заявляет, что я принадлежу ему, затем Клауд, что я его, теперь появилась эта чокнутая Фрида Раббинович, помешанная на волосах, и объявляет, что я принадлежу ей.

Я закрыла дверь за девочками на замок, и подошла к кровати, в которую закинула мамин фотоальбом. Вновь включила его, и стала листать фотографии. На одной — мама как обычно грустная, я стою с ней, обнимая за юбку. На другой она с папой, рядом друг с другом, папа выглядел очень красиво, элегантно, как и мама. Я начала быстро перелистывать фото, и опять открыла ту, где мама сидит, обнимая свой большой животик и держа в руках свои любимые гортензии, цветение которых в нашем саду, я с таким трепетом ожидала каждое лето. И это была единственная фотография, где мама счастливо улыбалась. Но почему же, где-то на уровне подсознания, я чувствовала, что с этим фото что-то не так. Из раза в раз открывала его и никак не могла понять, почему оно вызывает у меня беспокойство.

Держа в руках альбом, встала с кровати и подошла к окну. Вид из него открывался не менее захватывающий, чем из нашего фамильного особняка. Сильные порывы ветра сотрясали зимний сад, взвинчивая в воздух снежные сугробы.

Я так завидовала сейчас ветру, такому свободному, абсолютно беззаботному, полностью противоположному мне, с самого рождения сидящей взаперти. В моей жизни менялись лишь стены и надзиратели, держащие меня в заточении. Золотая клетка отца сначала сменилась подземным заключением Муравейника, а теперь и неприступным особняком Фриды.

Опустив плечи, я печально вздохнула, с тоской посмотрев на бушующий зимний пейзаж. Совсем скоро мой день рождения, и встречу я его здесь, с разбитым и тяжелым сердцем.

Я опять подумала о маме, посмотрела вниз на фотографию, и именно в этот миг, меня, наконец, осенило!

Так вот что не давало мне покоя! Вот оно что!

Казалось бы, что необычного в том, что мама сидела беременная в саду…? В саду, усыпанном гортензиями, цветение которых приходилось только в период жаркого лета, и сопровождалось особым ритуалом ожидания с моей стороны.

А ведь папа говорил, что когда я родилась, на улице стояла снежная метель….

Глава 27. Сорок шесть бункеров и один полис

КЛАУД ДЮБОН

Полис Гипфель был полноценным самодостаточным большим городом, с развитой инфраструктурой. Я ехал на своём супербайке по ухоженным заснеженным улицам, усыпанным хвойными, направляясь в центральный офис мэрии, где марл Ингар дозволил провести совещание. Патрик назначил созыв марлов, чтобы решить, вопрос, касаемо новых действий на военной арене. Я открыл голографическую панель, следуя незнакомому мне маршруту, выехал на широкое шоссе и рванул вперёд. Воздух в Альпах был потрясающе чистым, я дышал полной грудью, наслаждаясь лучами солнца, жалея, что Мел не было со мной, уверен, после душных катакомб Муравейника, ей бы здесь, понравилось. Покосился на наручник, который в данный момент был обычным бесполезным куском металла. Что-то внутри меня умирало от неведения, Урсула узнала, что Мел больше не была в отчем доме. Куда она подевалась чёрт подери. У меня была надежда, что девчонка сможет как-нибудь отключить глушку, давая мне тем самым возможность отследить ее. Только вот шанс на это был мизерно мал, навряд ли она сейчас по собственной воле захочет быть найденной мной. Но ее желания, никак не вписывались в неизбежность будущего хаоса. Если будет принято решение о вторжении, Мелани будет в опасности, и мой долг, увезти ее подальше от эпицентра военных действий.

Я припарковал супербайк на парковке стеклянной высотки, глянул вверх. На торце здания красовалось символичное название «Грамм». Как выяснилось, марл Ингар — далеко не самый скромный человек. Быстро выкурив сигарету, я поспешил зайти внутрь. На входе меня остановили охранники и, проведя экспресс досмотр, пропустили внутрь. На ресепшене меня любезно встретил персонал, и провёл к лифту, мы поднимались невероятно долго, пока не оказались на самом последнем этаже. Когда я вышел, то невольно присвистнул. Мы оказались на открытой площадке, вид с которой открывался потрясающий. Гипфель находился в горной местности, солнце не виднелось за дымкой, окутавшей как шпили самых высоких зданий, так и пики горных выершин. Полис, казалось, был на ладони. Большинство зданий было сооружено из уникального красноватого природного камня, названия которого я не знал. Поежившись от холодного ветра, шагнул к ограждению и глянул вниз…, метров двести не меньше. Благо, над Гипфелем есть кислородный купол, а то на таких высотах, горная болезнь была бы у каждого.

— О, вот и ещё один представитель Муравейника.

Из раздумий меня вывел знакомый голос. Обернувшись, встретился глазами с марлом Ингаром, который, широко улыбаясь, подошел и протянул для приветствия руку.

Я пожал её и слегка склонил голову.

— Рад видеть тебя, Ингар, — мы были достаточно близко знакомы, чтобы избегать формальностей в личной обстановке.

— Клауд, а где твой отец? Что-то я его нигде не вижу.

— Патрик скоро прибудет, мы слегка разминулись.

— Прекрасно. Почти все в сборе. Признаюсь, совсем не хотелось провести весь день за политикой. У нас, Нордов, сегодня большой праздник.

Я криво усмехнулся, и похлопал его по плечу.

— Если так посмотреть, то в году не хватит дней отмечать все ваши праздники. Долг есть долг.

— Да, долг есть долг, — вторил он.

Ингар — почтенного возраста, высокий, тучный, с длинной бородой и волосами, мужчина, указал мне дорогу, куда идти. Я был крайне удивлен, когда дверь перед моим лицом разъехалась, и взгляду предстал полный гостей зал. По периметру стояли столы, посередине трибуна. Почти все повернули головы в нашу сторону, многие из лиц были мне знакомы. Кивнув в приветствии, я прошел к своему месту возле трибуны. Но стоило мне сесть, как кто-то похлопал меня по плечу.

— Дюбон?

Я повернул голову. Мое удивление сменилось досадой.

— Привет Асдис. Что ты забыла на собрании марлов? — не самым вежливым тоном спросил я. Она явно преследовала меня.

— Вообще-то, я тут живу, как и они, — она ткнула пальцем в отдельную зону, где был настоящий парад блондинок разного возраста. Девушки и женщины заняли отдельную нишу, выделенную, судя по всему под многочисленное семейство марла Ингара.