Честно говоря, кусок в горло не лез. Меня тошнило от себя. Я чувствовала свой желудок где-то на уровне горла. Скребла вилкой по керамической тарелке, катастрофически раздражая свои нервы. Из головы не выходили картинки вчерашней ночи. Ночи, которая, как мне показалось изначально, была особенной. Да, фактически так и вышло. Особенно — не всегда бывает хорошо. Бывает особенно дерьмово, особенно погано, особенно больно.

Я сжала вилку, стараясь унять слёзы, которые вновь предательски подступали. Сделала глубокий вдох, затем выдох. Сегодняшний день — будет прекрасным. Ничто не испортит мне настроение. Старая Мел — умерла, новая не будет лить слёз, не будет страдать, всё будет иначе!

Папа пришёл за мной рано утром. Охранники уже успели доложить ему о моей ночной истерике. Хвала, когда я соврала, что мои ночные кошмары вернулись, он не стал допытываться до всех подробностей. Просто сообщил, что сегодня большой день, и я пойду с ним на пресс-конференцию, на которой у меня будут брать интервью, по поводу похищения.

— Дочь. Ты готова? Нам пора ехать, — сказал он, войдя в столовую.

— Да, папа. Уже иду, — покосилась на нетронутый омлет, и встала из-за стола.

Посмотрела на своё отражение в бесконечно длинном зеркале витринного шкафа. Не считая кислого лица, выглядела я, стоит отметить прекрасно. На мне был белоснежный костюм, с брюками на высокой талии и кроп-топом под пиджаком. Волосы собраны в гладко расчёсанный хвост. Ну, прямо ангел…, подумалось мне. Ангел, занимающийся сексом с убийцей своей матери.

К горлу опять подкатила тошнота.

Я проследовала следом за отцом, мне вынесли из гардеробной длинную шубу из меха Иберийской рыси.

— Если это не синтетика, то я не надену это! Просила же, не покупать мне такое….

Отец искоса глянул на семенящего по моим стопам стилиста, на что тот стушевался, и поджав губы, метнулся как ошпаренный обратно в гардеробную, вынося оттуда пушистую леопардовую накидку.

— К чему эта помпезность… — закатила я глаза, выхватывая ее из его рук.

Весь персонал, большинство которого знало меня с самого детства, наверное, были шокированы моим поведением, в принципе, как и я сама. Я никого не хотела обижать, просто, наверное, и моим нервам иногда приходит конец.

Но как только швейцары открыли перед нами дверь — я ахнула. Когда успело навалить столько снега…, я вроде бы всю ночь не спала. Перед глазами вновь встали вчерашние картинки. В груди невыносимо защемило, я проморгалась, отгоняя подступающую влагу. Не плачь, не плачь, будь сильной! Не хватало ещё, чтоб отец устроил мне допрос с пристрастием.

Я накинула синтетическую шубу и вышла на улицу, вслед за папой. Он на мгновение остановился, и, не смотря на меня произнёс:

— Когда ты родилась, на улице была точно такая же стужа, — сказал он, медленно оглядываясь, я бы даже сказала с каким-то наслаждением, вокруг.

Крепче укуталась, и, не осмелившись поднять глаза, тихо спросила:

— Папа, как мама умерла?

Он, нахмурившись, расправил плечи, и недолго думая, сказал:

— Как я уже сказал, её убил Алекс. Он пришёл за мной, но меня не было…, и ему, под руку попалась твоя мама.

Я мысленно прикинула, сколько лет тогда, могло быть Клауду.

— Но ему же тогда было… около шестнадцати…,я как он…

— Я смотрю, ты его хорошо успела узнать, — он смерил меня брезгливым взглядом, от которого я сразу поёжилась и для своего же блага, решила дальше молчать.

Мы сели в представительскую машину, на заднее сиденье и тронулись с места, по до боли знакомому маршруту.

— Покажи мне шею, — резко произнёс отец, отвлекая меня от созерцания красот зимнего Бришалота.

— Что? Зачем?

— Что за новая привычка перечить отцу и задавать ненужные вопросы?! Покажи шею.

Я, не совсем понимая, что он хочет, подалась вперёд, он откинул с моего затылка волосы, и придержал их рукой.

— Сукины дети! Вот как они это делают! — отец убрал руку и задумчиво отвернулся к окну.

Только сейчас я вспомнила про то, что Клауд вырезал мне из шеи трекер, притронулась к едва ощутимому шраму на затылке.

— Почему эта штуковина есть только у меня? Ни у кого из Правящих же нет её…

— Для моего спокойствия! Ты же видишь, что случилось с тобой! Останься она на месте, я бы нашёл тебя на много быстрее! Оказывается, эти пройдохи научились изымать трекеры!

— Но почему только у меня, папа? Я не могу этого понять… ведь в круге Правящих не только ты, есть и другие, у них тоже есть дети за которых они беспокоятся, но трекер только у меня!

— Это всё из-за твоей матери!

— А как ты узнал… о Муравейнике…?

— Мелания! Ты теперь дома, в безопасности, тебе незачем это знать. Разговор окончен!

Я подобно ему отвернулась и уставилась в мелькающий за окном пейзаж. Мы свернули на центральной магистрали, направляясь… в Провиданс.

Глава 15. Четырнадцатая

КЛАУД ДЮБОН

— Я ещё раз спрашиваю тебя, — схватил парня за мокрые волосы, заставляя посмотреть мне в глаза. Его лицо заплыло от многочисленных побоев, после двухдневного допроса третьей степени[1]. Только толку от этого не было. — Как ты открыл вход!

Опять жутко-раздражающий хохот. Он искоса посмотрел на меня одним глазом, второй оттёк полностью.

— Я чхать хотел на то, то ты спрашиваешь, — и плюнул в мою сторону.

Я вновь погрузил его лицо в ведро с водой, наблюдая, как пузыри выходят из глубины на поверхность. Он начал сопротивляться, барахтаясь, но я, конечно, не позволил ему этого. Глянул на часы. Пора. Расслабил нажим и дал ему поднять голову. Он начал жадно хватать ртом воздух, обмякая на руках держащих его солдат.

— Джошуа, ты даже не представляешь, с каким удовольствием я тебя прикончу. Да, этого тебе не избежать, но твои страдания хотя бы прекратятся, спрашиваю ещё раз — как ты открыл ворота. Кто тебе помог?

Он лишь покачал головой.

Я шумно выдохнул.

— Ты сам напросился, Броуди, дай мне кошку[2].

Джошуа испуганно поднял глаза. Я начал чуять его страх, и зловеще ухмыльнулся. Наконец его броня пробита. Сидя перед ним на корточках, я привстал и взял из рук моего солдата плеть.

— Последний шанс, — немного подумав, я обратился к своему солдату. — Могу передать инициативу в твои руки, слышал, что при вторжении погиб твой брат.

Глаза моего подчиненного загорелись, и он, кивнув, подошёл ко мне.

— Теперь у тебя будет допрос с пристрастием, приправленный ноткой личного интереса. Двойное удовольствие.

— Как будто у тебя самого нет интереса, из-за того, что я лапал твою девчонку! — брызгая слюной, выпалил Джошуа.

Зверь взбунтовался внутри моментально, мои зрачки сузились. Ублюдок знал, как вывести меня из себя. Конечно, ему будет куда проще, если я его просто убью, и он это прекрасно знал.

— Она была такой податливой, такой нежной, а её сочные пухлые губки так смачно скользили по моему члену.

Я выпрямился, кивая солдату отойти. Старался сдержать зверя в узде, не давать идти на поводу, не покупаться на провокацию, но он рвал всё внутри меня, рвался наружу, потому что посягнули на его территорию. Крайне редко испытываю зов именно этого инстинкта, но сейчас он душил меня, разыгравшись всеми красками. Теперь зверь, а не я, минуя мой разум, подошёл к столу, снимая на ходу с себя куртку. Головой я понимал, что это провокация, умелая, Джошуа знал, куда бить, знал, как я отреагирую…, сука.

— Разденьте его, — приказным тоном сказал я, испепеляя предателя взглядом.

Снял свою куртку и стянул с себя водолазку. Крови будет много, испачкать одежду не очень-то и хотелось.

Визуально, Джошуа держался смело, стоит признать, но его страх говорил громче всего остального. Я ощущал его почти физически, протяни руку и бери, наслаждайся. Встал перед ним, намерено оттягивая момент, оказывая психологическое давление, поймал его взгляд. Он смотрел на меня как испуганная лань на тигра, мой зверь готовился к прыжку…, пора. Я подошёл к нему, замахиваясь, как дверь сзади отворилась. В комнате громогласно прозвучал командный женский голос.