Мама горько заплакала, громко, надрывисто, закрывая рот рукой. Посмотрела на меня с болью, и отрицательно покачала головой.

— Нет… — тихо сказала она.

Рош скрипнул зубами. Скрипнул громко, будто находясь в миллиметрах от меня. Затем он выдохнул, и швырнул маму в мою сторону.

— Хорошо, Анастасия. Я понял тебя. Говоришь хороший мальчик? Он может жить нормально? Прекрасно.

Мама обняла меня, целуя, пачкаясь об меня в чужой крови, и прижимая к себе.

— Поднимите их, отведите в её камеру, и заприте. Мальчишку перед этим — обыскать, изъять все острые предметы, все что есть. У него там какие-то ампулы могут быть, их тоже изъять. Оставить только одежду.

— Как прикажете сер. Потом что?

Ублюдок передёрнул плечами, сказав:

– Ничего, просто кормите.

______________________________

Солдаты сделали всё, что им было велено. Когда дверь за нашими спинами закрылась, мама горько заплакала.

Я стоял, не оборачиваясь, не моргая, уставившись в одну точку. Моё сердце бешено стучало в груди. Я знал, что натворил. Знал, зачем нас заперли здесь. Знал. И она знала тоже. Моё сердце больно сжалось, пропуская удар — один за другим, от конечностей отлила кровь, из-за чего я озяб.

Почувствовал руки, обнимающие меня сзади, почувствовал слёзы, от которых промокла моя кофта, почувствовал, как она сжала меня в объятиях. А я стоял. Не смел повернуться. Не мог шелохнуться. Ведь я знал…, что натворил.

— Мальчик мой — хрипло сказала мама. — Сыночек. Зачем ты пришёл… — она вновь осела на колени, сползая по моему телу, вновь забываясь в рыданиях. — Он не даст тебе выжить…, мой глупый мальчик, мой бесценный сын.

Я стоял, сжимая и разжимая кулаки, расширив ноздри, ненавидя каждый сантиметр тела Роша, его лица, я навеки запомнил его запах, его голос, его шаги.

__________________________

4 дня спустя.

Я открыл глаза. Сидел в самом углу комнаты, обхватив себя руками, и немигающе смотря в одну точку. Меня уже начинали потихоньку накрывать эмоции. Я смотрел на маму, которая лежала на полу в противоположном углу.

— Ты проснулся, милый?

Я спрятал лицо между рук, опустив голову на колени.

— Да, мама.

— Поешь милый. Не мори себя голодом, — вяло сказала она.

— Нет.

— Мальчик мой, он всё равно не позволит тебе этого. Поешь, не мучай себя.

— Я не хочу есть.

Мама встала и подошла ко мне.

— Не подходи ко мне, — сказал я, отворачивая от неё лицо.

— Милый, — мама провела рукой по моей щеке, прижалась ко мне, целуя. — Всё хорошо, милый. Не переживай. Всё будет хорошо.

Я сжал губы, слёзы полились из моих глаз. Я знал, что хорошо не будет.

— Мама, не подходи ко мне, уйди.

Но она не ушла.

______________________________

7 дней спустя.

Я сидел всё в том же углу. Мои руки тряслись, зрачки были сужены. Я хотел есть, хотел сорваться к тарелке, но больно сжал себя за локти, заставляя сознание прийти в себя. Тряхнув головой, сильнее вжался в угол.

Мама сидела, скрестив пальцы.

— Сыночек.

— Да мама… — сказал я.

— Сегодня одиннадцатое.

Я фыркнул.

— Лучше бы я умер в тот день.

— Не говори такое, мой милый. Я люблю тебя, всегда буду любить. Сегодня тебе шестнадцать, — она улыбнулась, мечтательно посмотрев в потолок. — Ты же мечтал на день рождение быть рядом с мамой.

Я сдержал подступившие слёзы.

— Мечтал, но не о таком…

Дверь в нашу комнату открылась. На порог вошёл мужчина, наш надзиратель. Когда я увидел, что в его руках, ощерился, моментально вскакивая с места.

Моя мама горько заплакала, закрывая рот рукой.

Он быстро оставил то, что принес на полу, и вышел, закрывая за собой дверь.

Я с ненавистью посмотрел на… торт, лежащий на полу.

— Моё желание сбылось, сынок, — захлебываясь в слезах, сказала мама. — Каждый год, когда я заказывала на твоё день рождение торт, мечтала, что когда ни — будь, мы всё таки встретим его вместе…

_______________

13 дней спустя.

Я вжимался в угол, боясь пошевелиться. Мои глаза бегали по комнате, иногда останавливаясь на маме.

Мама обняла себя руками и вяло посмотрела на меня. Во мне скачками появлялось желание встать, и впиться в её кожу зубами, посмотреть, как много крови из неё вытечет…. Я тряхнул головой, вжался глубже в стену, в очередной раз укусил себя за плечо. Больно, впиваясь зубами глубоко, до крови.

Приди в себя. Приди в себя. Ты сильнее. Зверь слабее тебя.

— Клауд.

Я моментально замер, посмотрев на Настасью. Представляю зрелище…, зрачки узкие, по подбородку течёт моя собственная кровь.

— Сыночек, я хочу что бы ты знал…, сегодня тринадцатый день…, не знаю, сколько ещё ты будешь держаться…,но знай, что я ни секунды, не пожалела о том, что боролась за тебя, за твою жизнь. Ни секунды, и не смей, не смей винить себя ни в чём, понял? Никогда. Знай, что я бесконечно люблю тебя, всем сердцем. Ты — самое дорогое, что есть у меня. Я хочу, что бы ты выжил, и жил. Жил, не неся на себе никакого груза вины. Не сомневайся никогда в этом. Будь у меня десять жизней, я бы отдала их все до последней капли, зная, что ты будешь жить.

Я начал взахлёб рыдать.

— Прости меня, мама…, прости мамочка…, если бы я не пришёл…

— Я не виню тебя. Он бы не дал мне жить, в любом случае. Не бери этот груз на себя. Мне не за что прощать тебя, — мама встала и пошла в мою сторону.

— Мама, не подходи, пожалуйста, — я сильнее вжался в стену, больнее укусил себя за плечо. — Мама, не подходи. Отойди, прошу.

Мама подошла, крепко обняла меня, поцеловала, горько заплакав, прижала к себе.

Я впился зубами в собственное плечо, так сильно как мог. Отвернулся, зажмурился, вдыхал запах собственной крови, что бы не чувствовать её. Ни одна физическая боль не сравнится с той, что я испытывал сейчас.

________________________

16 дней спустя.

Я жутко голоден. Не ел целую вечность. Встал. Около меня была еда, в тарелке, набросился на неё, моментально проглотив всё до последней крошки.

Услышал шорох в углу. Моментально напряг каждый мускул, слух. Повернулся. Присел. Самка. Не такая как я. Старше. Ощерился. От неё слабо, но веяло страхом. Я зарычал, медленно, пригнувшись, двигаясь в её сторону. Она отскочила вбок.

Я сильнее пригнулся. Люблю игры. Оскалился. От меня не уйти. Рывок, я настиг её. Удар — послышался хруст. Я вгрызся зубами в её шею, в нос ударил резкий запах крови. Она кричала, громко, истошно. Как и положено дичи. Ещё удар, ещё хруст. Я слышал хрипы. Вгрызся ещё раз, отрывая кусок плоти, сплёвывая. Присел рядом. Пульс есть. Удар — хруст. Пульс есть. Еще удар — пульса нет.

Убью всех.

Прим. автора: приношу извинения за ошибки. Очень много работы сейчас. не успеваю делать вычитки. Спасибо.

Глава 49. Трое

МЕЛАНИЯ РОШ

— Но ему было этого мало. Спустя пару часов, мне вкололи блокатор…, затем второй. Вернее, что-то подобное блокатору, потому что я никогда полностью не приходил в сознание. Помню, когда впервые пришёл в себя, хоть и не надолго. Та картина…, того, что я сотворил…, сразу предстала перед глазами, до мелочей…, до каждой детали. Помню, Рош не просто принудил меня убить родную мать…, он дал мне увидеть то…, что я натворил. Показал то — кто я есть. Дал прочувствовать всё каждой клеточкой. Он не проявил ни грамма милосердия, после сотворенного мной, он не убил меня, и не дал мне самому сделать это. Он заставил меня жить со знанием того, что я совершил. Он наслаждался этой моей агонией, муками, самотрезанием. Отнять мою жизнь, он мог в любой момент, но это чувство всевластия, и знания, что он оказался прав, доказал себе, и главное мне в первую очередь то, кто я есть, это было для него — бесценно. После этого он отправил меня в Кузню…, вновь. Они тестировали на мне новые лекарства… там было полно искр моего возраста. Заставляли делать страшные вещи под контроллерами, без них…, многие из молодых искр не пережили того, что с ними делали. В частности, что делал с ними я, потому что Рош сделал меня там гвоздем программы. Что должно двигать человека, чтобы так относиться к родному ребенку? Не знаю, в чем была моя вина, кроме того, что я родился искрой.