Ещё удивительнее, что ему помешала Сияна. Она иногда не стремилась подчинять себе остальных, больше тяготея к более низким позициям в стае. Слишком хрупкая, милосердная, мягкая. В ней нет стали, как в воинских людских кенарах, она избегает крови и недостаточно хороша в охоте. Едва ли моя сестра может оказать сопротивление такому сильному и крепкому матёрому, как Ворон, дать отпор его мощным лапам с острыми когтями и ловко увернуться от белых клыков. Но раньше удивительная нежность и обескураживающая доброта волчицы всегда оберегали её от стычек в стае.

Теперь же всё изменилось. Её черты, прежде трогавшие остальных, теперь вызывают у жестоких красноглазых волков лишь брезгливое омерзение. А слабого так легко победить...

От дона Сияну, ослабевшую после нападения на неё, прикрывает Влас. Мне же на такую милость, как чужая защита, не стоит рассчитывать, а уж тем более едва ли её окажут мне наши враги.

Без поддержки Китана я чувствую себя постыдно слабой. Одна я мало на что могу рассчитывать.

По Айсбенгу проносится мой полный надежды клич. Но в тот же миг на меня бросаются приспешники Ворона, призывая замолкнуть. Они отвлекают, но всё же меня успевают услышать. Мне не повезло, что дон успел оказаться возле меня раньше других, но большая удача, что остальные, находящиеся дальше него, посмешили ко мне, как только мой первый призыв был озвучен. Теперь я знаю, что мои волки близко. Совсем рядом. Но главное –  они обещают мне помочь.

Звери, населявшие исконно запад полуострова, спешат поквитаться с соседям, пусть те давно решили, что сумели их одолеть. Зря.

За стаей стоит если нет дон, то непременно даану.

***

«Мы ждали тебя», –  слышится ото всюду. – «Мы не теряли надежды».

Вера –  вот что заключает в себе слово "вожак". Для стаи лидер обеспечивает крепость всех волков, их желание и силы бороться. По одиночке мы сходим с ума, но и просто группе не выжить. Нужен тот, кто поведёт её за собой. Кто уверено скажет: «Сможем!» Сможем пережить суровую вечную зиму, сможем пойти на охоту и завалить жилистого оленя...

Надежда.

Едва ли где– то ещё, кроме Айсбенга, она столь важна.

Но когда я только вижу своих волков, то понимаю, что во мне её остаётся всё меньше. Исхудавшие, ослабевшие... Кожа да торчащие кости. Страшно смотреть. Выглядят ещё более дурно, чем когда я их оставляла, хотя красноглазые не смотрятся столь худо.

Что же произошло?!

Я начинаю думать, что все мои старания высвободиться из плена людьми, выбраться из подземелий инквизиторов и сбежать из зловонной Арканы, все усилия были напрасны. Моя стая уже обречена на смерть, хоть волки ещё не потеряли способности двигаться.

Но вера в их глазах придаёт сил. Она будто призывает меня стоять до конца. Если я смогла одолеть невзгоды, то и они смогут?

Старые и молодые. Переярки и матёрые. Ослабевшие, но не потерявшие желания воевать. Моя личная маленькая преданная армия, отваге которой могут позавидовать сильные легионы империи.

Вот только если драться сейчас, потерь у нас будет не мало. А если потом... Сможем ли мы рассчитывать на чью– либо помощь?

Я понимаю, что выбора у нас нет. Один шанс. На кону –  существование всей стаи.

Кровь. Много крови. Она льётся, как никогда. Пропитывает насквозь шерсть раненых зверей, устилает снег. Чудовищно прекрасное зрелище.

И тела. Рычащие клубки воющих тел. Сопротивляющиеся волки. Блеск зубов и мерцание серебристых когтей.

Схватка наполняет лес громкими звуками. Слышится яростный, подобно медвежьему рёв, агрессивный лай, предупреждающее порыкивание и визг... Такой пронзительный, вызванный неожиданной острой болью. А потом этот резкий крик переходит в скулёж. Тонкий, тихий...

Агония. Последний шумный вздох –  осколок разбившейся жизни. Смерть приходит внезапно. Но застывшие неживые глаза говорят не меньше, чем гневное рычание. Ненависть...

Красноглазые дерут нас с яростью, граничащей с жестокостью. Нападают, пользуясь преимуществом собственной набранной за время моего отсутствия силы, грызутся, кусают и ранят.

Кажется, волков должно становится всё меньше, но нет –  они прибывают. Приходят со всех уголков снежного полуострова, оставляя посты и оказывая помощь. Приливая кровь... Свою и чужую.

Я не чувствую боли. И раньше к ней была довольно терпима, а после плена карателей... Стоит поблагодарить их за это.

«Глупая волчица», –  рычит Ворон.

Я ухожу от его нападения, уклоняюсь от мелькнувших во тьме клыков. У меня из бока хлещет кровь. Красноглазые пытаются взять меня в кольцо.

Безуспешно. Пока...

Я вырываюсь и атакую сама, целясь в шею. Неудача. Ещё прыжок. Промах. Волк с лёгкостью уходит от меня.

Вйанов Ларре Таррум и его люди! Они не просто заключили сделку с доном волков, они преподнесли взамен ему мою стаю. В дар. Просто так. Никаких усилий. Бери и властвуй! Легко дали то, чему мы противились столько времени.

И сейчас... Выстоять ли нам?

Я знаю ответ, хотя отчаянно не хочу верить в него.

Нет.

Ларре Таррума больше нет. Норт, рождённый в благородной знатной семье и получивший дорогое образование, остался там, в Кобрине.

Вместо человека теперь есть кто-то другой. На его месте стоит огромный матёрый волк. В чёрной с рыжими подпалинами шкуре и с тёмными, подобно бездне, глазами. Его стоит бояться. Нет, его нельзя не бояться, настолько этот зверь с мощным, поджарым телом внушает ужас. Он куда крупнее своих лиеских сородичей и наделён какой-то глубокой внутренней силой, от которой в присутствии этого обитателя леса перехватывает дыхание.

И будто прокажённый, он следует один. За ним нет стаи, зато есть желание её обрести. Но все звери в лесу, что чуют страшного чужака, будто спешат поскорее скрыться, лишь остаётся позади них тлеющий и постепенно угасающий след.

Но Ларре знает, кто не испугается его мощной челюсти и острых клыков.

Впереди начинает расступаться густой лес. Деревья редеют, а за ними показывается земля, сплошь покрытая серым камнем. Кое-где виднеются сухие стебли бессмертника, подставляющего солнцу выжженные опушённые листья. Небо затянуто войлочными тучами, едва пропускающими свет. Ветер заметает в глаза сизую пыль, заставляя жмуриться от рези.

Пахнет... так знакомо и в то же время чудно. Шерсть сама встаёт дыбом. Инстинкты велят повернуть назад, но Ларре остаётся на месте, хотя ему так и хочется оскалиться, зарычав. Запах резкий, жгучий, как бергский перец. Странный...

Люди.

Их семеро, пышущих жаром и жизнью, с горячей кровью, растекающейся по телу. Они пришли с животными, высокими и статными, отбивающими копытами по камню. Лошади кобринцев беспокойно ржут, чуя затаившегося хищника, и гарцуют.

А рядом с путниками ржавой осенью горит огонь. Пламя рассыпается яркими искрами, похожее на незнакомый цветок. Глаза непривычно слепит свет. Дым вздымается вверх над пустошью с низкой травой. Запах гари въедается в нос, оставляя горечь оскомины во рту.

«Прочь, прочь!» – настырно велит ветер. Волк пятится. «Нет…»

Один из коней встаёт на дыбы. Бьёт копытами воздух и тянет на себя тугой повод, но тот слишком крепок и не желает рваться. Человек встаёт и пытается успокоить своё животное, но сам, опасливо оглядываясь, хватается за кенар, висящий на поясе. Он чувствует, что где-то рядом таится враг, и настороженно не сводит глаз с пустоши.

Зверь позволяет себя обнаружить. Заметив незваного гостя, путник с азартом вытаскивает оружие из ножен. Лезвие со свистом рассекает воздух.

В той, другой жизни волк бы узнал воина по гербу, меткой зияющей на плаще, по шраму, рассекающему у глаза лицо. В памяти обязательно бы всплыло имя. Но сейчас для волка нет разницы этот ли мужчина вскинул над ним клинок или другой, из тех, что равнодушно сидят у костра, не подняв головы.

– Не тратил бы силы понапрасну, Грегор. Пусть уходит, – лениво советует один из кобринцев, не шелохнувшись, смотря в пламень.