Прощай...

Волки пели так, как умеют петь только они: протяжно, отчаянно. Так, что душа внутри звенела струною, а сердце билось, точно кролик в силках.

На лес будто чернила пролили, тени, лилово-красные, вились змеями под ногами. На черном небе дырою зияла снежно-белая луна, звезды искрами рассыпались рядом. Шептались меж собою понурые ели, цеплялись острыми иглами и гнали прочь.

Выставлял вон и могучий ветер, бил в грудь своей незримой десницей. Но мчался вперед быстроногий конь, и его копыта стучали по твердой земле. Всадник же, усталый, но не ослабший, стискивал поводья в руках и лишь подгонял вперед своего зверя.

И снова послышался волчий вой. Все ближе и ближе. А лес, такой родной и привычный, вдруг стал не гостеприимнее врага кровного …

Темная тень стрелой пронеслась под самыми лошадиными ногами, сверкнули во мраке ярко-белые острые клыки. И конь, испугавшись мелькнувшего привидения, в страхе встал на дыбы.

Пришлось всаднику придержать своего верного друга, ведь всюду, куда ни глянь, зияли огоньки нещадных волчьих глаз.

Мужчина снял с рук перчатки из тонкого сукна и устало вытер пот со лба.

– Ну давайте, сукины дети! Вот он я, вот! Берите меня всего, берите! – воскликнул он.

Но волки застыли, как статуи, вытесанные из мрамора. Лишь дышали тяжело от бешеной гонки, и пар вырывался из их пастей.

– Да больно ты нужен нам, княже. Иль решил, что кровь, твоя, драгоценная, ценнее, чем у прочего твоего племени? – раздался в ночи насмешливый голос.

Князь вздрогнул и обратил свой взор на ту, что заговорила с ним. Ее голос нежный, мягкий и человеческий, как и облик, что она приняла. Но он не поверил этому мороку: пусть и лик не звериный, но душа все равно дикая, волчья. Да и глаза, ясно-синие, горели во тьме, как ее у братьев. А они обступили ее верными стражами, тенями замерли, но готовы были тут же броситься на него и порвать в клочья.

– Что ты хочешь от меня, лесная колдунья? – молвил князь. – Для чего заманила?

– Я?.. Не позови я тебя, так бы и несся вперед. Бежал бы вперед, коня своего гнал. И ради чего? Думаешь, там, впереди, тебя благо ждет? Нет, ты найдешь там только Жнеца…

Он не знал, верить ли ей. Но волчица спокойно стояла пред ним, а ее сородичи не пролили пока и капли его крови.

– Предупреждение? Это все, чего ты хочешь? – с недоверием сказал князь. Волки редко когда первыми нападали на людей, но и в их милосердие поверить непросто.

– Нет, – усмехнулась хозяйка леса. Но улыбка эта была лишь луковой улыбкой насытившегося зверя, таящая в себе опасность. – Нет, это не все, что я хочу от тебя. Но смерть твоя не сделает мне радости.

Можно было ей не поверить. Можно было продолжить свой опасный путь. Но на предостережения хранители леса обычно скупились. Звери не вмешивались в людские дела, сторонились от интриг и человеческих забот. Но когда говорил волк – его слушали. Слово лесных жителей ценно. Так было и будет всегда.

И понял князь, что отпустил то, за что цеплялся. Волчьего предупреждения оказалось достаточно, чтобы он прекратил свой путь. А ведь еще недавно он гнал коня вперед, не мысля об остановке…

– Так и быть, волчица. Поверю тебе.

– И верно. Право дело, в Фольи тебя ничего благого не ждет.

– Отчего ты пришла мне на помощь? – спросил князь, но ему не ответили. – Хоть имя мне свое назовешь?

Волчицу такая просьба позабавила. Но все же она откликнулась:

– Можешь звать Виеррой, князь.

– И что теперь? – сказал он. Слишком много у него возникло вопросов. Откуда волки узнали, куда он держит свой путь? И отчего вмешались именно сейчас?

Мужчина мог поклясться, что его думы не были тайной для волчицы с горящими синими глазами. Но, разумеется, она предпочитала молчать. У волков всегда находилось слишком много секретов… Да и цели этих зверей были также загадочны и неясны, как и они сами.

– Твой конь устал, Всилемар, – неожиданно обратилась к нему волчица по имени, – Пережди ночь, а там уж отправляйся в путь. А что до того, что тебе делать после… То, твой выбор и только твой.

Он склонил голову, признавая ее волю.

***

Волки не жгли костров. Им милее казалось дрогнуть от холода, подставляя спину продирающему насквозь ветру. Они не величали огня, им, чурающимся новшеств, не близка была его непостоянная природа.

Но все же гостю развести костер они дали. Да, сами звери покинули путника. Но без благословления хозяев леса распоряжаться на их землях не стоит.

Князь подставил руки обжигающему пламени и почувствовал, как огненные языки лижут его пальцы. Волчица снова оказалась рядом незаметно: еще секунду назад, он мог поклясться, ее не было, и вот она затаилось незримой тенью. А потом он увидел ее силуэт, вычерченный, словно рисунок сангиной. Гибкое тело, сияющие локоны и ясно-синие очи, что не встретишь у человека…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Она обратила колдовской взгляд своих глаз на него, и Всилемар мог поклясться, что мелькнуло в них на миг какое-то сожаление, затаилось – да тут же пропало.

Волчица подошла к нему, мягко, бесшумно ступая по холодной земле. Трава так и льнула к ее босым ногам, но покорно расступалась, пропуская.

– Жаль, – задумчиво произнесла Виерра, будто ни к кому не обращаясь – Из тебя бы вышел достойный волк.

Князь хотел спросить ее, но передумал, наткнувшись на немигающий взгляд. Туманная фраза повисла в воздухе…

– Чего добиваешься, волчица? – между тем задал он совсем другой вопрос.

Она не ответила, но слабая улыбка тронула уголки ее губ. Дочь леса протянула руку и медленно провела ею по его щеке, заросшей в пути щетиной. В этот миг волчьи глаза вдруг озарило чувство, более подобное человеку, чем зверю. Но мужчина находился в уверенности, что то луна отразилась в блестящих сапфирах ее очей.

Всилемар прижал ее горячую руку к своим губам, запечатлев поцелуй на обманчиво хрупком запястье. Сам себе подивился… Он не хотел допускать тех запретных мыслей, что роятся сейчас в его голове. Но князь вдруг почувствовал себя нерешительным юнцом, стыдящимся своих порывов. А волчица?.. Разве примет его порыв?

Но ее кожа пахла сладким дурманом. Ядом, что проник в его тело. И чудился в этом и соблазн, и запрет. Дочь леса лишь с лукавством смотрела, будто читая чужие мысли, и давала время собраться с духом.

Человек прогнал прочь свою нерешительность. Будь, что будет. Пусть не выйдет он живым из этого леса за то, что позволил себе посвоевольничать. Будь, что будет…

И как только он отпустил себя, все животное, что было заперто в нем, тут же проснулось… В тот же миг он позабыл свой страх и боязнь перед нелюдями. А волчица поборола бьющееся внутри предостережение.

Он сжал ее в кольце рук своих… Женское тело казалось покорным, что глина под его руками.

И больше не было князя. Не было волчицы. Не было имен. Одна лишь светлая ночь и два тела, сплетенные на вересковом ложе…

***

Он просыпался тяжело. Сон затягивал, как сыпучий песок, и лип к телу, словно клейкое тесто. И несмотря на свежее утро, всюду, ему казалось, все еще разливался тягучий колдовской запах.

Всилемар находился на поляне один, лишь только его конь стоял рядом, привязанный. Волчицы не было видно рядом, будто она растаяла от брызг утреннего света.

Но, впрочем, это ему показалось к лучшему. Тем проще затем отправиться князю домой, к семье и невесте.

Только сердце Всилемара грызло странное, доселе непривычное чувство… Но оно не помешало человеку как можно скорее исчезнуть из проклятого темного леса.

***

Минуло с тех пор три зимы. Князь уже и думать забыл о несостоявшейся поездке в Фольи. Но нет-нет да казалось ему, что жена не мила: стан ее казался недостаточно изящным, волосы слишком серы, а глаза и вовсе тусклы, хотя ночами покои молодой княгини пустовали нечасто. Только отчего-то в глазах ее мужа иногда мелькали грусть и надежда…