Поморщившись, Сирокко направилась за ним. Она всей душой хотела верить его призрачной песне, ведь другого у неё не осталось.

«Растворится боль в дыму

Я не пойму.»

Далекий шепот, похожий на шипение змеи, отразился от сводов пещеры. Он отличался от привычного завывания ветра, тоскливого, но мелодичного. Сирокко застыла и внимательно обвела глазами пещеру. Как она и предполагала, рядом никого не оказалось. Скорее всего, сюда её принёс ветер после того, как она потеряла сознание после уничтожения города Веве. Сильное напряжение после взаимодействия и всепоглощающая боль заставили её окунуться в спасительный омут, который, вероятно, и спас её нормальное психическое состояние. Насколько оно может быть нормальным после произошедшего…

«Тени, холод, ночь и мрак

Как же так?»

Сирокко решила не обращать внимания на странную шипящую песню и продолжила свой нелегкий путь к выходу из пещеры. Шаг, ещё шаг — они давались с трудом, с огромной затратой и без того стремительно тающих сил. Край пещеры был уже близко, когда пол резко ушёл вниз, образуя покатый склон. Не удержав равновесия, Сирокко упала, но в последний момент успела вытянуть вперёд руки. Ладони обожгло огнём, мелкие камешки впились в мягкую кожу. Сирокко даже не поморщилась, почти не заметив этого на фоне полыхающего пожара чувств в душе. Пламя жгло, испепеляло, отравляло чёрным дымом. Оно застилало глаза и вытесняло все мысли.

«Я отсюда не уйду.

Почему?»

Сирокко, словно во сне, посмотрела вниз — там зеленела долина, цвели яркие цветы. Череда горных вершин кольцом окружала ее, а лучи полуденного солнца окрашивали мир в яркие краски. Вдалеке, через три сотни метров чернел вход в другую пещеру — вокруг него возвышались каменные колонны, покрытые вырезанными рисунками. Сирокко знала, что люди Ветра не разбиваются, когда падают с большой высоты, но раньше не хотела проверять это на себе. Теперь ей было все равно; едва ли она сможет почувствовать боль сильнее.

Она подтянулась на локтях ближе к обрыву; в её пустых потухших глазах не промелькнуло и тени страха. Сирокко думала лишь о том, что ей нужно как можно скорее пересечь долину. Зачем — не знала, но чувствовала, что необходимо. Секунда — и она рухнула вниз.

«Отзовись, мой враг.

Его нет… как так?»

Шёпот догнал её в полёте. Секундное чувство, ради которого стоит разбиться. Чувство, когда сердце резко опускается вниз, а страх ледяной сетью сковывает тело.

«Каково это — падать?» Пока Сирокко бежала, опережая ветер, стремясь оставить за спиной все то, что так сильно любила, она не замечала безумной пляски времени. Но когда единственное, что осталось в её силах — лететь вниз, чувствуя, как иглы ветра оставляют на её душе кровавые раны, она готова цепляться за каждое мгновение жизни. Каково это — спиной нестись к собственной смерти и, не зная, сколько осталось до острых камней, провожать взглядом внезапно ставшее недосягаемым нежно-голубое небо? «Но ты можешь лететь — тебе даны два прекрасных крыла.» Только Сирокко может решить, как ими распорядиться. Лишь один величественный взмах, и наточенные каменный пики останутся далеко внизу, а она найдёт покой среди бескрайней синевы.

Но она самозабвенно убила в себе малодушные попытки раскрыть крылья. Красота и сила не родятся без боли. Сирокко безмолвно следила за далеким безмятежным небом, равнодушным ко всему. Сколько чужих трагедий оно видело?

Жесткое приземление выбило воздух из груди Сирокко. Боль, жгучая, очищающая, пронизала её насквозь. «Я не разобьюсь, — сквозь завесу лихорадочного отчаяния подумала она. — Как бы высоко я не летала, я никогда не разобьюсь». Может быть, где-то в глубине души она этого хотела. Может быть, этого хотят все живые — но всепоглощающий страх Вечности заставляет их раз за разом в панике бежать от смерти.

Воздух вновь вернулся в смятые легкие. Сирокко вдыхала его мелкими глотками, медленно прогоняя из тела боль. Теперь та была похожа не на обычную боль от ран и переломов — словом, ничего опасного. Но ни тех, ни других на теле Сирокко не было: её кожа осталась нежной и гладкой, с легким медовым оттенком.

Вновь поднимаясь на дрожащие ноги, Сирокко сделала шаг. Она с трудом сохранила равновесие и распрямила спину. Ещё шаг. Это легко. Просто сосредоточиться на своём пути. Ни о чем не думать. Ни о чем не жалеть.

Образ Дейтерия был похож на смутный туманный силуэт — чем больше она пыталась его вспомнить, тем сильнее забывала. Какого цвета его глаза? Она не помнит…

Шаг. Шаг. Шаг. И вот перед Сирокко уже возвышался вытесанный из горы фасад храма. Его купол равнялся высотой с остальными горными вершинами и имел форму заострённой кверху полусферы. Монументальные колонны с вырезанными на них рисунками и символами, расположенные по две с каждой стороны от входа, едва смогли бы обхватить три человека.

Храм был настолько древним, что Сирокко не решилась размышлять о времени его постройки. Он был возведён в честь Многоликого — бога, покровителя освобождения. Об этом свидетельствовало обилие масок всех форм и размеров, изображённых на колоннах. Вероятно, с его рождением и началась история храма: около двадцати пяти миллионов лет назад.

Сирокко бесстрашно шагнула в тень каменного сооружения, которая с каждым шагом все больше сгущалась. Несколько минут она шла в полной темноте, но вскоре впереди замаячило размытое пятно света. Сделав ещё несколько шагов, Сирокко вынырнула в огромное полутемное пространство храма.

Его своды возвышались на добрые восемьдесят метров. Несмотря на отсутствие окон, храм как будто светился изнутри, в нем не было ни одного темного уголка. На относительно небольшом расстоянии от стен расположились ряды колонн, полностью покрытых чёрными символами, которое, в отличие от уличных, были написаны краской. Сирокко с интересом рассматривала их, склонив голову к плечу. Её взгляд соскользнул дальше, за колонны — покрытые рельефными изображениями стены рассказывали древние легенды о великих героях, ужасных чудовищах и чудесах, происходящих с ними. Рисунки переходили на потолок, сходились в центре.

Взгляд сам собою переместился на пол, представленный, как и все вокруг, серым камнем. Дальше, к концу храма, он приподнимался на несколько ступенек, образуя алтарь.

Сирокко медленно прошла в центр зала, оглядываясь по сторонам. Тишина не давила, но настораживала; казалось, что в ней прячется нечто потустороннее.

Колыхание воздуха заставило Сирокко резко обернуться, но было слишком поздно.

— Ка-ак давно в моё прис-ста-а-нище никто не загля-ядывал, — позади Сирокко раздалось размеренное шипение.

Казалось, что голос раздавался со всех сторон одновременно. Сирокко бросила быстрый взгляд на Многоликого, представшего перед ней, сложила руки в молящем жесте и низко поклонилась.

Божество было ростом с высокого мужчину, но худощавого телосложения. Оно имело шесть рук, каждая из которых сжимала источающую равномерный свет белую маску. Ещё одна была надета на его лицо и выражала равнодушие — имела лишь темные провалы глаз, но ни носа, ни рта на неё нанесено не было.

Тело Многоликого сверкало, словно начищенная сталь, под светом его масок; на поясе была закреплена сшитая из длинных полос чёрной ткани юбка, которая, словно тень, лежала у ног хозяина.

— Де-евочка, — задумчиво протянуло божество. — Какой неожиданный визит. Разбита и пода-авлена… чего же ты хо-о-очешь?

— Приветствую, Многоликий, — сказала Сирокко и честно призналась: — Я не знаю, зачем я сюда пришла.

Вопреки ожиданиям Сирокко, Многоликий не разозлился, а, наоборот, рассмеялся тихим шипящим смехом.

— Де-евочка не знает, чего хо-очет, — он медленно направился в центр зала. — Зато я-я знаю… Де-евочка хочет вырвать с-сердце, чтобы перес-стать чувствовать… Как герой одной дре-е-евней легенды.

— Я не…

— Де-евочка глу-упая… Я чувствую желания ма-аленьких людей, — божество медленно приблизилось. — Я забираю то-о, что они готовы отда-ать. Чувс-ства, мыс-сли, прокля-ятие… Какая раазница, если их лица с-становятся моими мас-сками…