— Это было невероятно, — он во все глаза смотрел на сестру. — Скажи, это был приготовленный текст или ты импровизировала?

— Если четно, сначала я хотела всем сказать о том, какие они всё-таки мерзкие, — скривилась Сирокко. — Но потом я посмотрела на Эхеверию, и словно увидела внутри неё грязь. И я подумала, что будет гораздо интереснее, если я скажу ей то, чего она не ожидает услышать. Они все думали, что я начну их оскорблять — а я сказала прямо противоположное. Всё-таки они несчастны, Хамсин. Они пытаются скрыть это за злостью и агрессией, но не получается. Ох, видел бы ты лицо Эхеверии! Честное слово, она была похожа на выброшенную на берег рыбу! Это было так смешно.

— Ты хорошая актриса, и я рад, что ты хорошо повеселилась. Но о проклятии… Это же чистейшая правда. Я тоже вижу внутри них грязь, — Хамсин вздохнул и невесело улыбнулся. — Но знаешь, мне плавать на остальных, я переживаю только за родителей и Эвклаза. Как ни крути, они такие же.

Сирокко ничего не ответила, однако это было не нужно. Хамсин понимал её, этого было достаточно. Она хорошо повеселилась и теперь будет долго вспоминать об этом. Брат взял её за руку и потащил вниз по склону холма, постепенно ускоряясь.

Сирокко не задавала вопросов, а просто следовала за ним. Она была готова на что угодно, лишь бы не появляться дома. Только представив, какая выволочка её ждёт, Сирокко внутренне сжалась от нехорошего предчувствия.

— Давай посидим на берегу, — Хамсин остановился внизу склона и замер, вслушиваясь в переливчатое пение.

Вглядевшись в переплетение ветвей, Сирокко заметила на фоне быстро темнеющего неба темный силуэт маленькой птички.

— Хороший вечер, — прошептал парень.

* * *

Сирокко не торопилась домой. В нерешительности потоптавшись на пороге, она всё-таки открыла дверь и скользнула в тёплую комнату.

Хамсин, следовавший за сестрой, с трудом избежал столкновения, когда та резко остановилась.

— Ты… Ещё не спишь? — севшим голосом спросила Сирокко.

— Тебя ждала, — прошептала Цикута. — Только чш-ш-ш… Ни звука.

Сирокко послушно замолчала, напряжённо смотря на мать. Она не знала, чего ожидать.

— Хамсин… Попрощайся с сестрой.

— Что?! — изумленно прошептал он, с неверием глядя на мать.

Сирокко вздрогнула. Холод пробрал её до костей. Потом решительно отогнала страх, который уже начал пробираться ей под кожу. Она — ветер. Ей будет лучше уйти. Хорошо, что мама это поняла.

— Так будет правильно. Прощайся и иди спать.

— Я… Сирокко, — Хамсин чуть ли не умоляюще посмотрел на сестру.

— Прощай, — девочка… девушка сжала Хамсина в объятиях. — Если будет на то воля свободных ветров, мы с тобой ещё когда-нибудь встретимся. Нам нельзя оставаться на одном месте, ты же знаешь.

— Я не думал, что так скоро, — на глазах Хамсина показались слёзы. — Прости меня за всё. Я тебя очень сильно люблю.

— Я тоже тебя люблю, — Сирокко заставила себя улыбнуться. — Всё к лучшему, мой братик. Иди спать, и пусть тебе приснится день, когда мы увидимся вновь.

Хамсин, с трудом разомкнув объятия, шагнул в сторону. Поперёк его щеки вспыхнуло пламя свечи. В последний раз взглянув на сестру, он почти бегом бросился в соседнюю комнату.

— Переодевайся, — Цикута встала и протянула дочери свёрток.

Сирокко словно в тумане развернула его и, с трудом найдя правильную сторону широких тканевых штанов, которые зауживались книзу, негнущимися руками надела их на себя. Потом сменила старую, полупротёртую рубаху на новую, из качественной и невероятно дорогой ткани.

— Плащ, — Цикута кивнула на стул рядом с собой. — И ботинки. Возьми этот мешок, там хватит еды и денег на первое время.

Накидка, которую взяла Сирокко, была сделала из плотной и лёгкой ткани. Вполне возможно, она могла бы удержать воду и холодный воздух. Где Цикута взяла эти вещи и во сколько они ей обошлись, Сирокко старалась не думать. Став на колено, девушка зашнуровала невысокие ботинки из мягкой кожи. Потом, медленно поднявшись, она набросила холщовый мешок себе на плечи.

— Теперь ты готова.

Цикута поднялась со стула и любовно убрала волосы с лица дочери. Её лицо не выражало никаких эмоций, однако глаза женщины блестели, как в лихорадке. Сирокко понимала, что разбивает родителям сердце, однако это было лучше, чем уничтожить свою душу. И девушка была благодарна матери за понимание.

— Будь сильной, моя девочка. Иди за своим сердцем и береги себя. Я знаю, что мы можешь всё, что захочешь. Верь в себя, что бы ни случилось. И, если ты когда-нибудь будешь в этих краях, зайди в наш маленький дом, — голос Цикуты сорвался, однако она сглотнула и продолжила. — Будь счастлива, моя храбрая дочка. Я всегда буду тебя любить.

— Прощай, мама, — едва слышно прошептала Сирокко, обнимая Цикуту. — Я люблю тебя… И передай папе, что я его очень люблю, буду скучать и прошу у него прощения. И Эвклаза тоже люблю!

— Передам. А теперь ступай, — Цикута кивнула на дверь. — Ветер укажет тебе дорогу.

Сирокко в последний раз посмотрела на маму и маленькую уютную комнату, словно пытаясь выжечь их в своём сердце. Потом, улыбнувшись, она выбежала из дома.

Вдалеке раздалась песня, которую пел для неё ветер. Путь сам собой выкладывался перед Сирокко.

Дул горячий пустынный ветер. Небо заметно посветлело, а на востоке появилась тонкая золотисто-жёлтая полоса. Маленькие звёздочки ещё мерцали в вышине, постепенно угасая.

Сирокко смотрела на распростёртые перед ней луга. Стены родного дома остались позади, однако это не пугало её. Её прошлая жизнь осталась там, за спиной, а впереди расстилался новый путь. На секунду Сирокко вдруг стало душно, однако это чувство быстро отпустило её. Сейчас она должна найти свою дорогу: сделать свои ошибки и одержать свои победы. Потом она найдёт способ снять проклятие. Но это будет потом.

Ветер закружился вокруг Сирокко, словно приглашая за собой, и она ответила на зов.

Она медленно подняла над головой сначала левую, потом правую руку и едва заметно вильнула бёдрами. Повинуясь слышимой лишь ей мелодии, Сирокко поднялась на полупальцы и плавно закружилась в танце, изливая в движениях всю страсть своей ветреной души.

Иссушающий ветер нежно обволакивал свою рабу, подсказывая ей нужные слова. Он чувствовал, что однажды эта девочка станцует с ним на равных, а потом… А слова о том, что будет потом, ветер отнёс в сторону, не желая, чтобы девочка услышала их.

О, ветер горячих песков,

Забери меня с собой

Туда, где старинных чудовищ остов

Будет для меня травой.

Где смогу я жить свободно,

Ты будешь для меня отцом.

Я пойду куда угодно,

Но вернусь к тебе с венцом.

О, ветер горячих песков,

Забери меня с собой

Туда, где огонь из огромных костров

Станет для меня родной.

Мы будем вместе танцевать,

И ты мне станешь братом.

Друг друга сможем узнавать

По данным нам свободой знакам.

О, ветер горячих песков,

Забери меня с собой

Туда, где средь далёких берегов

Не смеют гнать меня долой.

Вдалеке, у самого горизонта, одинокий пастух поднял голову. Внезапно налетел порыв жаркого ветра, и до его ушей донёсся обрывок какой-то старинной, давно забытой песни.

Я поймаю тебя в сети,

Станешь ты моим слугой.

Среди пустынь лишь в силуэте

Ты навсегда найдёшь покой.

Прошептал невидимый голос.

* * *

Сирокко шла уже несколько часов. Сразу, как только она оказалась за стеной, призвала ветер, связалась со своей подругой и сказала, что она теперь свободна. Невидимая девочка была несказанно рада и объяснила Сирокко, как и где они встретятся. Поэтому теперь беглянка уверенно шагала навстречу поднимающемуся солнцу.