Сирокко подняла голову. Голос кружился рядом, что-то нежно произнося на ухо девочке. В одно мгновение та потеряла равновесие, однако порыв ветра восстановил его.

Большой человек с короткими шоколадными волосами и светло-голубыми глазами, который по вечерам часто сидел у кроватки Сирокко, приблизился к ней. Она уже знала, что его зовут «папа» и что к нему привязан человек «мама».

— Сделай ещё шаг, Сирокко, — «папа» наклонился к ней.

Девочка не поняла ничего из того, что он сказал, кроме слова «Сирокко». Однако она перенесла вес на другую ногу. Голос говорил ей, что именно нужно делать, и она его слушала.

Шаг, ещё шаг — и Сирокко всё-таки упала на пыльную землю.

Тёплые руки матери потянулись к ней, однако девочка, окружаемая ветром, дёрнулась в сторону. Этого оказалось достаточно, чтобы ладони проскользнули мимо, а сама Сирокко в который раз сама поднялась на ноги. Её светло-золотистые волосы были припорошены пылью, но сияющие жёлтые глаза были наполнены решимостью.

Голос отдалился и стал едва слышным. Его тихие слова, словно молитва, завораживали Сирокко, и она вытянула вперёд руку, словно пыталась позвать его. Она часто так делала, когда голос уходил, а она хотела послушать его тихую речь. Она ещё месяц назад поняла, что если сделать легкие взмахи руками, то голос начнёт возвращаться.

Цикута с любовью смотрела на свою дочь, однако внутри неё бушевал ураган. Слова Зрячей о проклятиях Сирокко и Хамсина вот уже год не шли у неё из головы. Уже сейчас женщина начала готовиться к тому, что однажды ей придётся отпустить своих детей в большой мир. От одной мысли о возможной разлуке её сковывал ужас, однако Цикута упрямо раз за разом представляла себе эту сцену, и день за днём её сердце разбивалось всё больше и больше.

— Ей нравится здесь, — тихо сказал Апатит. — И Хамсину тоже. Он любит землю, ты же видишь.

— Нам придётся их отпустить, — прошептала Цикута, заправив за ухо прядь светло-коричневых волос.

— Никогда. В большом мире опасно, с ними может случиться всё, что угодно.

Цикута молча опустила голову. Шаг навстречу желанию обеспечить детям светлое будущее становился шагом прочь от возлюбленного. Она понимала, что однажды ей придётся сделать выбор.

Тем временем Сирокко продолжала делать неуверенные шаги в сторону ускользающего голоса. Она потянулась к нему не только руками, но и душой, и в этот момент весь остальной мир словно перестал для неё существовать. Осталась лишь она и едва различимый шёпот. Ей почудилось, что он напевает какую-то старинную песню, однако она не услышала ничего, кроме тихой и заунывной мелодии.

Девочка почувствовала, что голос начал приближаться к ней, когда горячие руки подняли её над землёй.

— Пора отдохнуть, Сирокко, — тихо сказал ей человек «мама». — Давай я расскажу тебе про ледяных чудовищ?

Цикута села на нагретые солнцем порожки дома и посадила дочь себе на колени.

Цикута с грустью смотрела на Сирокко. Даже внешностью она немного, но все же отличалась от остальных детей. Помимо золотистых волос, которые в будущем непременно потемнеют и примут пшеничный оттенок, и серо-золотистых глаз она уже сейчас выделялась легкими и тонкими чертами лица. Старые женщины заверяли Цикуту в том, что она вырастет завидной красавицей.

Однако за спиной все поговаривали, будто эти близнецы — не дети Апатита. Конечно, они поспешили забыть о том, что прадед Цикуты был человеком Ветра, который лишь на неделю заглянул в их скромное поселение. Однако даже этой недели хватило, чтобы оставить в нём своё наследие.

Апатит прекрасно знал об этом, однако слухи всё равно подточили ранее крепкие отношения. Крохотной червоточины оказалось достаточно, чтобы между супругами начал проскальзывать лёд.

Цикута уже не знала, как вернуть былую всепоглощающую любовь в семью. А Сирокко и Хамсин были слишком маленькими, чтобы прислушиваться к непонятным разговорам старших. Одно Цикута знала точно: даже если однажды небо упадёт на землю, она не перестанет любить своих детей. Сделает всё, чтобы они были счастливы, чтобы у них была возможность снять проклятие. Все считали, что для этого просто не нужно использовать способности, однако Цикута сомневалась в этом. Сколько миллионов людей следовали этому правилу? И сколько из них смогли освободиться? По пальцам пересчитать.

— Мне скоро уходить в поле, — Апатит подошёл к жене и ласково погладил дочь по голове. — Вернусь поздно, как всегда.

— Мы тебя почти не видим, — обиженно процедила Цикута, с упреком посмотрев на Апатита. — Летом ты на полях, а зимой рубишь лес. А в свободное время ходишь на закрытые заседания! Зачем они вообще нужны? Что, если король узнает о них?

Мужчина с грустью покачал головой, не желая отвечать на вопросы.

— Где Хамсин? Ты опять оставила его одного?

— Он любит одиночество, — огрызнулась Цикута и прошла мимо мужа.

Сирокко стояла на гребне холма и пыталась разглядеть в бескрайнем золотистом море пшеницы своего отца. Он ещё затемно ушёл на поле, и сейчас мама отправила её спросить, ничего ли ему не надо.

В сезон сбора урожая на полях всегда было многолюдно, и найти конкретного человека было весьма сложно.

— Ну и где он? — Хамсин побежал к сестре и, прикрыв рукой глаза, осмотрел горизонт.

«Иди за мной».

Вокруг закружился голос, и Сирокко подняла голову. Совсем недавно, сразу после её шестилетия, она узнала, что голосом был сам Ветер. Поэтому теперь, когда он позвал её, она знала, куда нужно смотреть.

— Нам туда, — девочка указала пальцем на соседний холм.

— Кто быстрее? — задорно выпалил Хамсин и сорвался с места. За ним вился безмолвный тёплый ветер, который никогда не говорил с Сирокко.

Как она поняла, Хамсин тоже слушал ветер, однако другой. Чем различаются ветра и почему человек может слышать только один, Сирокко не знала, да и спросить было не у кого.

Задумавшись, Сирокко пропустила секунду и на несколько метров отстала от брата. Сорвавшись с места, девочка помчалась вниз по склону.

Ветер приятно развевал её волосы, играл одеждами и свистел в ушах. Сирокко, подобно маленькому торнадо, слетела в овраг и почти так же быстро поднялась на холм. Следуя за порывами воздуха, она сразу же нашла отца, который серпом срезал налитые колосья пшеницы.

— Что вы здесь делаете? — удивлённо просил он.

— Я быстрее, — пытаясь отдышаться, сказал Хамсин, проигнорировав вопрос отца.

— В следующий раз я тебя сделаю, — фыркнула уязвлённая Сирокко.

— Я спрашиваю, что вы здесь делаете? — с плохо скрытым раздражением повторил свой вопрос Апатит.

— Мама спрашивает, не нужно ли тебе чего? — ответил Хамсин.

Апатит прищурился и покачал головой. Опека Цикуты уже начала ему надоедать. Она постоянно спрашивала, зачем он критикует королевский строй — пусть это было опасно, но людей заметно угнетали. Династия забирала себе всю возможность освобождения, оставляя жителям лишь крохи. Помимо этого, для простых людей Король ограничил вход в храм бога Многоликого, который мой забрать у человека проклятие и подарить ему освобождение. В округах уже много лет шли волнения, но пока недостаточно сильные для внимания правительства.

Апатита раздражала неприязнь Цикуты к разговорам о власти, но он терпел: его жена снова ждала ребёнка, и Зрячая предупреждала, что вторая беременность может быть опасной. Он не хотел лишний раз беспокоить жену.

— Бегите назад к маме и охраняйте её, — Апатит потрепал сына по голове. — Неужели вы оставили её без защиты?

Хамсин расправил грудь и явно гордился оказанным ему доверием.

— Ла-адно, тогда мы пойдём, — протянула Сирокко и потащила брата за собой, пропустив резкость отца мимо ушей. Он был таким столько, сколько она его знала и не обращала на это внимание.

Сирокко уже надеялась, что их небольшая прогулка прошла успешно, однако снова прогадала: на обратном пути они встретили соседских детей. Их отношения были достаточно натянутыми, и, как Цикута ни старалась, Сирокко так и не смогла с ними подружиться. Она считала их выскочками, глупыми и шумными. Они говорили, что она дикарка. Даже, более того, эти дети насмехались над ней и Хамсином, называя их подкидышами. Конечно, восьмилетний ребёнок не знает в полной мере смысла этого слова, однако оно казалось ему оскорбительным.