— Зачем тогда ограничивать? — насмешливо ответила Сирокко.

— Так надо… Иначе общество не примет меня.

— А зачем Вы так хотите стать частью этого общества, раз оно такое лицемерное?

— Нельзя жить вне общества, — уже не так уверенно, как раньше, сказал Дейтерий.

— Лучше жить вне общества, чем внутри такого, — парировала Сирокко. — Все равно такое скопление людей, где каждый сам за себя, трудно назвать обществом.

— Знаешь, ты завела меня в логический тупик, — после недолгого молчания отозвался Дейтерий. — Я даже не могу найти достойных аргументов.

Сирокко отвернулась. Испуг ещё не улегся: сердце то колотилось как бешеное, то ненадолго замирало. Луна медленно катилась по небосводу, отмеряя короткое время ночи. Кузнечики и цикады стрекотали всё громче и были совсем рядом. Сирокко любила темноту и стрекот. Когда она была дома, долгими ночами гуляла по лесу. Тогда мрак скрывал её изящную фигуру, а звуки насекомых заглушали её лёгкую поступь. Она словно становилась тенью, одинокой и невидимой, зато такой свободной…

— Тебе завтра рано вставать, — тихо сказал Дейтерий, стараясь не нарушать очарования ночи.

— Знаю, — отозвалась Сирокко. — Пойду спать. До свидания.

Прежде, чем Дейтерий успел что-то ответить, она вскочила на ночи и почти бегом, не обращая внимания на горящую огнём ногу, устремилась к выходу из парка. Сердце вновь пустилось вскачь.

Сирокко внимательно следила за движениями учителя. Он медленно обходил её по большому кругу, постепенно уменьшая дистанцию.

— Следи за каждой мышцей, — говорил Содалит. — Перед рывком они напрягаются.

Сирокко пыталась обращать внимание на каждую деталь, но когда учитель сделал резкий выпад, растерялась. Она успела заметить движения Содалита, но ей не хватило времени отреагировать.

— Ты слишком внимательно смотришь на детали, — вздохнул он, отходя назад. — И из-за этого упускаешь картину целиком.

Сирокко раздосадовано фыркнула и со злостью пнула ногой ближайший камень. Содалит уже целый день учил её защитным приемам, но из этого ничего не выходило. Она раз за разом оказывалась на пыльной земле, едва успев уловить движения учителя.

— Пройдёт много лет, прежде чем ты станешь настоящим профессионалом, — сказал Содалит и вновь принял атакующую позу. — Не пытайся победить меня, у тебя все равно не получится.

— Тогда какой смысл в тренировке?

Учитель рассмеялся, возвращая тело в нормальное положение. Потом повёл плечами и подошёл к Сирокко, попутно поправляя лежащие в беспорядке серо-русые волосы.

— Это трудно объяснить, но я все же попробую.

Сирокко кивнула и отряхнулась. Ссадины и синяки болели, коленки потемнели от налипшей на раны пыли. Песок противно хрустел на зубах. Она чувствовала себя беспомощной маленькой девочкой, ей казалось, что она стала слабее, чем пару месяцев назад.

Содалит вытер лицо и руки о лежавшее на краю дубовой бочки мокрое полотенце. Потом он неторопливо пошёл в сторону расположенной неподалёку рощи.

— Все приходит с опытом, — сказал он, когда тень деревьев скрыла их от палящего солнца. — Боевые приемы совсем просты. Я смогу научить тебя самым убийственным стилям, которые знаю сам, но вопрос вот в чем — можно ли тебе их использовать?

— А почему нет? — удивилась Сирокко.

— Ты занимаешься всего несколько недель, и я не могу не заметить в тебе потенциал, — вздохнул Содалит. — Но точно так же я вижу, что ты не можешь удержать свою силу в себе. Словно твоя стихия… растёт, а ты остаёшься такой же. Однажды эта сила выйдет наружу, и страшно подумать, что тогда будет.

— Я не хочу никому причинить зло, — ответила Сирокко.

— Сейчас — возможно, но потом — неизвестно. Если я научу тебя убивать, а потом ты извратишь это умение, я не смогу этого себе простить. Сколько людей ты сможешь уничтожить, обладай ты достойными знаниями?

— Ваши слова меня пугают, — прошептала Сирокко. — Я просто хочу делать то, что должна.

Голову опоясала боль, но она заставила себя не морщиться. Слишком тяжелое для ветра слово камнем упало на барабанные перепонки.

— Ты лжёшь, потому что твоё проклятие — быть свободной, — вновь вздохнул Содалит. — Я бы хотел тебе помочь, но боюсь, что однажды эта помощь обернётся против меня. Да и потом… Смысл вкладывать в тебя столько ресурсов, если ты все равно уйдёшь?

Сирокко вздрогнула. Сейчас Содалит озвучивал все то, что она долго прятала в своей душе и чего боялась. Может быть, он был прав. Может, быть ошибался — и, видит Многоликий, Сирокко желала этого больше всего на свете. Она не хотела стать призраком. Не хотела раствориться в своей стихии, как и не хотела стать ледяным чудовищем. Она просто мечтала быть обычным человеком, свободным и гордым. Мечтала не поклоняться глупым стихиям, словно они, бездушные создания, были властны решать судьбу людей. Мечтала просто быть счастливой.

Но ещё она хотела стать лучшей. Желала быть первооткрывателем, сломать привычные устои. Ведь это было написано в её судьбе — а разве можно ей противиться? Гордый ветер выложил для неё путь, и Сирокко всего лишь осталось его пройти — от начала до конца, с гордо поднятой головой.

— Вы считаете, я смогу добиться высот? — спросила Сирокко.

— Определенно, при больших стараниях, — кивнул Содалит, не понимая, к чему клонит девушка.

— В таком случае хочу предложить сделку, — прежде, чем учитель смог возразить, Сирокко продолжила. — Вы научите меня нужным приемам, а я буду должна услугу. Вы сможете попросить её в любой момент.

— Как я могу знать, что ты не откажешься ее выполнять? — нервно рассмеялся мужчина, резким движением заправив за ухо выбившуюся прядь волос.

— Если я не выполню услугу в обмен на услугу, то пусть огонь сожжёт мою душу, ветер развеет её по свету, вода унесёт в пучину, а земля засыпет могилу.

Во второй раз это делать было проще, но зато в голову полезли непрошеные мысли о Дореми и Мирро. Интересно, какое желание они попросят? От одной мысли об этом между лопаток пробегали ледяные мурашки. И зачем она только давала эту глупую клятву?.. Сирокко вдруг показалось, что за эти месяцы она выросла на несколько лет. Ещё совсем недавно она была дома, с родителями и братьями, играла и не знала беды…

— Хорошо, — выдохнул Содалит. — Я научу тебя всему. Надеюсь, я не пожалею об этом.

Сирокко улыбнулась. Темное начало было у каждого человека вне зависимости от его моральных принципов. Нет добрых людей, нет злых — просто у кого-то доброта подавляет злость и наоборот. Может быть, в этом кто-то нашёл бы философскую мысль, но Сирокко не думала о таких высоких вещах. Она старалась мыслить приземлённо о проблемах, которые тревожат её прямо сейчас.

Сирокко быстро попрощалась с учителем и скрылась в роще. Та даже близко не была похожа на привычные Сирокко леса, однако все лучше, чем ничего. Деревья дарили покой, словно защищали своими ветвями от угрозы большого мира.

И все же свобода не является целью в жизни. Вот она, Сирокко, сейчас свободна. Может пойти куда захочет, может даже не возвращаться. Но какова цена этой свободе, если её может отнять кто угодно? Сирокко слышала, что даже сейчас процветает работорговля и прочие мерзости чёрного рынка. К тому же, есть всевозможные убийцы, те же обычные психопаты. Секунда — и жизни нет…

Сила — вот единственный источник свободы. Сила и молодость; одно цепляется за другое.

Возможно, будь здесь Араан, он смог бы ответить на все эти вопросы. Но его здесь нет, потому придётся разбираться самой…

Справа зашелестели ветки. Сирокко вздрогнула, мгновенно разворачиваясь. Она даже не успела осознать, что делает. Через секунду Сирокко поняла, что с силой прижимает к дереву Эблис.

— Прости, — она тут же отступила, а Эблис с негодованием закатила глаза.

— Ты теперь не только по ночам дерёшься, а уже и при свете дня!

Сирокко виновато пожала плечами. Эблис несколько раз говорила о том, что даже во сне та повторяла заученные днём приемы. Почему-то на занятии Сирокко никак не могла воспроизвести свои знания, но зато в мирное время они превратились в рефлексы.