Этот говнюк буквально выпрашивал поджопник. Из принципа.

– Так откуда, черт возьми, она взялась? – требовательно спросил он у парня.

– Она очень старая.

– Да что ты?

– И написана на венгерском.

Балз оглянулся назад, на фразу «говно–вопрос». И все английские слова под ней.

– Ошибаешься.

Мистер Хозяин выкатили грудь колесом.

– Хочешь сказать, я не знаю свой первый выученный язык?!

Указав на Книгу, Балз ответил:

– Нет, я хочу сказать что это – английский.

– Вы, сэр, ошибаетесь. – Если бы не ботокс, то парень бы вскинул брови до небес. – Но так как это моя книга, то я не стану спорить из–за такой глупости с незнакомцем.

– Для чего ты ее использовал?

– Использовал..? – Он вскинул взгляд в верхний правый угол. Так всегда бывает, когда ловишь лжеца за руку. – Книгу не используют. Она здесь как экспонат.

– Ты лжешь, но мне плевать на твой ответ. – По крайней мере, на этот вопрос. – Мне нужно знать, когда ты нашел ее?

– Примерно две недели назад. Совсем свежая покупка.

– Ты повторяешься. Твой поставщик сказал, откуда он или она ее достали?

Мистер кивнул с улыбкой.

– Там дикая вышла история. Какой–то бродяга принес ее в книжный магазин, просто оставил. Сказал, что нашел ее в переулке в центре города. Он отказался взять деньги... он сказал, что не уверен в этом, но вроде как Книга сказала ему принести ее в магазин. Прикинь?

– Сколько ты заплатил за нее?

Мистер снова расправил грудь, словно ему нравилось рассказывать окружающим, сколько он и за что заплатил. Словно он был привычен к этому.

– Шестизначное число.

– Что ж, можешь начинать заполнять заявление в страховую.

– Почему?

Балз потянулся за Книгой.

– Потому что ее я забираю с собой...

Прежде чем он успел прикоснуться к древнему фолианту, лампочки заморгали...

А потом свет померк.

Мэй очнулась, когда ее бросили на пол... и этот внезапный удар был болезненным. Но хотя бы она снова смогла дышать.

Ушло. Ошеломительное невидимое давление исчезло.

Судорожно закашлявшись, Мэй перекатилась на спину и смахнула волосы с лица слабой рукой. Уставившись на лысый белый потолок, она пыталась сообразить, где находится, и мозг начал выплевывать кадры из коробки ее сознания, образы, звуки и запахи краткосрочных воспоминаний выскакивали на поверхность.

Брюнетка...

Ведомая вспышкой адреналина, Мэй рывком села и схватилась руками за голову. Хотя ее мир пошел кругом, она смогла краем глаза заметить полки с одеждой, стеллажи с сумками и обувью... кухонную зону. Кровать.

Она была одна.

Та темноволосая женщина... или чем она там являлась... ее нигде не было.

Ноги Мэй затряслись, когда она встала, и ей пришлось опереться рукой о стену. Осмотревшись по сторонам, она ожидала, что дьяволица выпрыгнет из–за перегородки, отсекающей ванную зону... или появится из воздуха прямо перед ней.

Ничего так и не произошло, и Мэй перестала думать об острой необходимости в самозащите и поиске оружия... и начала беспокоиться в принципе о выживании и побеге из этого места.

Она устремилась к двери, расположенной в другом конце этого... а что это? Апартаменты в складском здании? Должно быть, место располагалось под землей, раз здесь не было окон, и Мэй пыталась по запахам получить какие–то подсказки, однако либо она чувствовала только духи, либо ее нос был сломан, раз ничего кроме парфюма из «Мэйси» она не ощущала.

Единственный выход, которым она могла воспользоваться, был из чистой стали.

Мэй толкнула ее, но панель не уступила, что неудивительно. И дематериализация для нее не вариант. Она не представляла, где находится, что было по другую сторону двери и стен. К тому же, учитывая боль и повреждения? Вряд ли она сможет успокоиться...

Телефон!

Мэй засунула руку в карман... ее телефон. У нее остался ее телефон! Она вытащила его с дрожью в руках.

Нет связи.

– Черт.

Но, по крайней мере, сейчас было три часа утра. Она пропала много часов назад. Сэвидж ведь заметит ее отсутствие? Он же будет ее искать? Хотя какое–то время она провела без сознания, времени перед рассветом, чтобы вернуться домой было достаточно.

Вытянув руку, она прошлась по помещению, надеясь поймать связь. Ничего не добившись, Мэй обошла периметр, высматривая варианты для побега.

Ничего. Ни одного адекватного пути для побега, не считая этой непрошибаемой двери. Да, возле плиты был воздуховод, как и в ванной, а также вентиляторы по углам, которые качали сухой теплый воздух. Но это суицид чистой воды. Если дематериализоваться и попытаться перенестись по незнакомой вентиляционной системе?

Всего–то нужен стальной воздушный фильтр, и ты превратиться в швейцарский сыр.

На короткое мгновение мозги закоротило от паники, и гул под названием «некуда–деваться» стал еще интенсивнее, когда она посмотрела на собачью клетку, из которой смогла сбежать.

Но потеря фокуса ей ничем не поможет.

Мэй напомнила себе, что Сэвидж узнает, что она давно должна быть дома. Он будет искать ее. Может, даже найдет ее машину на обочине...

О, Боже, тот бедный парень, который врезался в ее бампер. Он погиб, потому что пытался помочь ей.

Она должна выбраться отсюда...

Тихий грохот раздался откуда–то сверху... нет, не сверху. В ужасе Мэй прикрыла голову и пригнулась вниз, раны взорвались болью от неудобного положения, а непонятный шум, наконец, достиг апогея и пронесся вибрацией по полу.

А потом он... исчез.

Выпрямившись, Мэй опустила руки и оглянулась по сторонам.

Метро, – подумала она.

Она была где–то в подземке.

– Нет, нет, я с радостью... – Нэйт посмотрел на Илин и решил не заканчивать вслух.

Я с радостью пойду с тобой куда угодно – звучало жутковато.

– Отличная мысль – прогуляться на свежем воздухе, – закончил он, указывая на звездное небо.

Большую часть ночи они провели расставляя мебель в ее спальне. Из них получилась слаженная команда, они следовали указаниями, использовали инструменты, решали, куда что приладить для лучшего эффекта. И от него не скрылся тот факт, что Илин нечего было складывать в комод, вешать в шкаф.

– Знаешь, что можно сделать при случае? – сказал он, пригнувшись под верхней перекладиной забора. – Есть пара мест для шоппинга. Торговый ряд? Это несколько магазинов под общей крышей. Говорят, что они пережиток прошлого, но в Колдвелле один все еще работает.

Одно он знал об Илин точно: многие естественные для него вещи были чужды ей. Очевидно, что она не позвонила ему, потому что не умела пользоваться телефоном. Он подумал, что это глупое оправдание, но когда Илин посмотрела ему в глаза, он осознал, что она говорит серьезно. А потом, когда они пошли перекусить в полночь, она не знала, как воспользоваться микроволновкой, а соковыжималка напугала ее своим жужжанием. И она зачарованно смотрела на телевизор.

Настолько, что Илин обошла его и заглянула за плоский экран, словно не могла понять, откуда возникают картинки.

Когда она сказала, что хочет передохнуть от дома, он понял не...

Илин резко остановилась и посмотрела вверх на проплывающие над ними облака.

– Когда я выбрался из лаборатории, – услышал он себя, – все казалось чрезмерным. Слишком громким. Мои приемные родители во многом мне помогали, и я в итоге привык. Но первый месяц или два мне требовалась разгрузка. Я лежал в своей комнате в темноте и слушал классическую музыку. Мне помогало.

Когда Илин сфокусировалась на ночном небе, Нэйт изучал ее профиль, наблюдая на ее лице знакомую печаль. Скорбь для всех выглядит одинаково, неважно, молод ты или стар, ребенок ты, мужчина или женщина.

– Кого ты лишилась? – спросил он хрипло.

– Я не могу...

Илин замолчала, и Нэйт не удивился, что она не закончила мысль. Точнее, не смогла.