– Если ты поставишь кровать у этой стены, – он указал на самый длинный участок в комнате, – то сможешь смотреть на него лежа.

Когда ответа не последовало, он оглянулся через плечо. Илин стояла в ванной, прильнув к зеркалу, она смотрела на себя и как будто не узнавала отражение… или, может быть, словно не знала, где находится, и пыталась сосредоточиться на своих чертах.

Нэйт подошел к ней. Снизу доносилась какофония из шагов, голоса и смеха. И запах свежеиспеченного печенья «Toll House». Он хотел бы принести эту жизнь сюда, к Илин.

Ее серебряный взгляд встретился с его отражением в зеркале. Она ничего не сказала, но и не должна была. Нэйт точно знал, о чем она думала.

Он прокашлялся.

– Знаешь, самым сложным для меня, когда я выбрался, было поверить, что я не вернусь. Что я действительно оказался на свободе. Казалось, что в любой момент меня утянет обратно. Я не верил в реальность происходящего.

Илин повернулась к нему, ее глаза округлились.

– Где тебя держали?

– Там, где я не хотел находиться. – Ему пришлось отвернуться. – Неважно где. Я просто знаю, как тебе сейчас тяжело. Но будет лучше, я обещаю.

Когда ему удалось встретиться с ней взглядом, он понадеялся, что Илин откроется и расскажет ему о своей истории, хотя он боялся деталей.

– Теперь ты в безопасности? – прошептала она.

Он кивнул.

– Да. И ты тоже.

Она снова повернулась к зеркалу.

– Я потерялась. Я думала... Я буду свободна, но я потерялась.

– Знаю, и мне очень жаль. Я был там, где ты, и это отстой.

– Расскажи мне.

– Я, э–э, я... не могу. – Он не станет расклеиваться перед ней. И почему разговор о лаборатории мог заставить его почувствовать себя более голым, чем реальное обнажение. – Хотел бы, но не могу.

Илин глубоко вздохнула. Затем потянулась через пространство между ними и взяла его за руку. Когда она закрыла глаза, он не мог поверить, что она прикасается к нему…

Словно разряд электричества пронзил его тело, и после этого он был неподвижен, полностью оцепенел, но продолжал стоять на ногах. Затем Нэйт ощутил трепет. Сначала он подумал, что это что–то физическое, но потом понял, что все происходит в его мозгу. Будто мысли перемешивались, как колода карт.

А потом Илин охнула.

В разгаре своего странного диссоциативного умопомрачения Нэйт сосредоточился на ее глазах, когда те округлились, а с лица сошли все краски. Слезы потекли по ее щекам, по линии челюсти. Ее затрясло, рот приоткрылся, нижняя губа дрожала. Свободной рукой она накрыла ее…

Илин отпустила его и сделала неуверенный шаг назад, ударившись бедром о раковину.

Когда ощущение онемения ушло из ног Нэйта, словно схлынула какая–то жидкость, он почувствовал, как пустоту внутри него наполнил великий стыд.

Оказалось, что какой бы страшной ни была лаборатория, хуже был тот ужас, в который он ввергнул Илин.

Прокашлявшись, он сосредоточился на коробках в ее комнате.

– Что ж, я, пожалуй, начну с этого.

Отвернувшись от нее, он…

Илин рванула вперед и обняла его так крепко, что у него выбило дыхание из легких.

– О... Нэйт, – выдохнула она хрипло. – О, дражайшая Дева–Летописеца. Что они с тобой делали. С твоей мамэн. Они причиняли вам боль.

Нэйт был так шокирован контактом, ее запахом, ее... всем... что не уловил смысл ее слов. Но потом он все понял.

Ее руки гладили его спину.

– Мне так жаль.

Нэйт захотел обнять ее в ответ. Так он и сделал, но зашел дальше, чем намеревался. Он уронил голову ей на плечо, открыл внутренний сейф, в котором хранил самые ужасные воспоминания... и вошел в свою боль.

Прошло много времени с тех пор, как он это делал, ритм его ночей и дней, нормальная жизнь с Сарой и Мёрдером, затмили его прошлое… и слава Богу. И все же Илин выдвинула на первый план то, что он так упорно игнорировал.

И каким–то образом, хотя он бился в агонии, ее сочувствие облегчило его боль так, как не смогла никакая терапия с миссис Мэри.

Внизу люди на первом этаже продолжали разговаривать, смеяться и печь печенье.

В ванной Илин мир остановился, когда два сломленных человека снова обрели целостность. Через волшебную поддержку близкого.

Сэвидж скинул футболку на столешницу и сосредоточился на Мэй. Она стояла по другую сторону кухонного стола, одной рукой сжимая пистолет, который он достал для нее, другая зависла в воздухе, словно она не знала, куда ее пристроить.

И, вот неожиданность, у него было несколько идей по этому поводу... и Мэй, очевидно, их поддержит: ее сочный запах выдавал девушку с головой. Ее взгляд, скользивший по его голой груди. Ее дыхание.

– Скажи, Мэй, что ты хочешь увидеть?

Милостивый Боже, пусть Талла проспит час. Два. Восемь. Потому что, судя по взгляду Мэй на него? Они должны были заняться тем, что не нуждалось в аудитории.

– Мэй, чего ты хочешь. – В этот раз не вопрос. – Ты хочешь, чтобы я закрыл эту дверь?

Она ответила ему, ни к чему не прикоснувшись, не шелохнувшись. Деревянная панель, разделявшая их, через щелочку которой она наблюдала за ним, распахнулась шире. Чтобы она могла должным образом его рассмотреть.

Всего его.

Это не Сэвидж открыл ее усилием мысли, и уж точно никакой не сквозняк.

Это сделала она. Потому что хотела видеть то, что он желал ей показать.

И кто он такой, чтобы разочаровывать достойную женщину.

Его руки опустились к ремню, и он вытащил кожаную полоску из пряжки и шлевок. Потом расстегнул пуговицу и дернул молнию.

Грудь Мэй вздымалась все чаще, она не сводила глаз с его руки. А запах ее возбуждения становился насыщеннее.

От чего ему хотелось сделать свои движения еще более медленными и тягучими... до грани, где смешиваются бесконечные пытка и удовольствие.

– Этого ты хочешь? – прорычал он.

– Да, – выдохнула Мэй.

И это ли ни верный ответ.

Сэвидж расстегнул молнию... и его эрекция выскочила из плена штанов, толстый член выпирал из его бедер. Он отпустил штаны, и те спустились по ногам на пол.

Мэй со стоном закусила губу. Но не подошла к нему.

И это заводило.

– Хочешь, чтобы я прикоснулся к нему? – спросил он хрипло.

Когда Мэй кивнула, Сэвидж обхватил рукой член. Он застонал... не смог сдержаться. Он хотел чувствовать ее руку на себе, хотел целовать ее, пока она ласкает его эрекцию... поэтому его так цепляло происходящее. Лаская член под ее взглядом, он мысленно представлял, каково это будет с ней. Когда рука Мэй будет на его члене. Когда она доведет его до оргазма...

Охренеть как возбуждало.

И Мэй, должно быть чувствовала то же самое, потому что она отложила пистолет и шагнула вперед. Сэвидж водил рукой по стволу в такт ее шагам. Когда она достигла двери, он молился о том, чтобы она вошла.

И она зашла.

Переступила порог. Закрыла дверь за собой.

Но потом просто прижалась спиной к панели и уставилась на него.

– Сейчас не подходящее время.

Ее голос звучал по–приятному расстроенным, и вот неожиданность, осознание этого поразило его насквозь.

Сэвидж остановил руку, но не ослабил хватку.

– Здесь я бы поспорил. Но, как ты видишь, мною движет шкурный интерес.

Розовый язычок Мэй, восхитительный, эротичный язычок скользнул по ее нижней губе. Потом она прикусила мягкую плоть зубами, глотая стон.

– Что, если Талла проснется? – прошептала Мэй.

– Я остановлюсь.

Последовала пауза. И тогда, слава гребаной Деве Летописеце, Мэй кивнула.

– Я просто хочу узнать... как ты выглядишь.

Опершись свободной рукой в стену, он почувствовал, что ему нужна опора для сохранения равновесия.

– Когда кончаю?

– Да, – выдохнула Мэй.

– Скажи, чего ты хочешь. Чтобы я понимал наверняка.

– Я хочу, чтобы ты... заставил... себя...

– Что, – потребовал он.

– Кончить.

От этого ее слова у него весь мир пошел кругом. И он не упустит свой шанс. Хотя он хотел чувствовать ее руки на своем теле, хотел доставить ей удовольствие, если это все, что им светит? Ну и ладно. Он всеми руками «за».