– Нет. – Чтобы доказать свою точку зрения, она подошла и приземлила свою задницу перед ним. – Делай, что хочешь.

Она уже собиралась квалифицировать происходящее просто как «ситуацию с плечом», Мэй почувствовала, как его широкая теплая ладонь скользнула по больному месту. Собравшись с духом, Мэй приготовилась к тому, что он сделает хиропрактический прием и сломает ее пополам…

– Ооооо... – простонала Мэй, когда Сэвидж начал массировать ей руку.

– Я делаю тебе больно?

– Нет, это прекрасно.

Он был нежным, но твердым, пока разрабатывал ее натянутые, как веревки, мышцы шеи... и, Боже, тепло его ладоней впитывалось в ее кожу, мышцы, кости. И эта волна не ограничивалась тем местом, к которому он прикасался. Связь между ним и ее телом распространялась повсюду, от головы до ног.

Следующее, что Мэй поняла – она не просто сидела в кресле, она расслаблялась в нем. А после этого она заметила, что ее дыхание замедляется, и непрекращающаяся боль за правым глазом также стихает… Мэй обратила на нее внимание, только когда та внезапно исчезла.

За последние пару недель было слишком много стресса, который все сильнее затягивал гайки. Но с каждым легким сжатием и вращательным движением Сэвидж забирал у нее боль, давая ей временный покой, который, как Мэй знала, продлится только до тех пор, пока он массирует ее.

Но, черт возьми, она собиралась воспользоваться этой передышкой.

– Вот, сейчас я займусь ключицей, – сказал он.

Мэй едва заметила движение Сэвиджа, но затем он оказался перед ней, и его большой палец вошел в углубления выше и ниже кости, которая была сломана и неправильно зажила.

Когда она вздрогнула, он остановился.

– Слишком?

– Нет, все прекрасно, – пробормотала она. – Пожалуйста, продолжай.

Сэвидж опустился на пол, хрустнув коленями, и благодаря огромным габаритам, его лицо оказалось как раз напротив ее. И когда мужчина продолжил ритмично давить и расслаблять ее тело, оно подавалось взад и вперед, превращаясь из несгибаемой двутавровой балки в желе.

Трудно сказать, когда расслабление уступило место осознанию момента.

Когда Мэй начала понимать, насколько он был близок к ней.

Когда она открыла глаза, которые, сама не подозревая, успела закрыть.

Сэвидж смотрел ей в лицо, а не на то место, которое массировал, а его резкие черты слились в ничего не выражающую маску. Однако его взгляд... был полон тепла.

Я беру жизни против воли, но женщин – никогда.

– Думаю, ты в порядке, – сказал он, убирая свои волшебные руки.

Повисло молчание, и он не спешил подниматься. Не стал приближаться. Сэвидж просто оставался на месте, ничего не показывая ей и рассказывая все своим обсидиановым взглядом.

И именно тогда она осознала...

– Не черные, а синие, – прошептала она.

– Что?

– Твои глаза. – Ее голос стал хриплым. – Я думала, они черные. А они темно–темно–синие.

– Я не знал.

– Как ты можешь не знать, какого цвета у тебя глаза?

– Потому что мне все равно.

В тишине коттеджа их голоса звучали низкими и едва уловимыми, но не потому, что кто–то из них боялся разбудить Таллу. По крайней мере, Мэй не об этом думала. Нет, ей казалось, они создали отдельное пространство от всего мира, и не было причин говорить громче, чем требовалось словам, чтобы преодолеть бесконечно малое расстояние между ними.

– Как тебе может быть все равно? – спросила она.

– Я не люблю смотреть на себя. – Он протянул руку и убрал прядь ее волос с лица. – Мы с зеркалами не дружим.

– Почему?

Он пожал плечами.

– Терпеть не могу свое отражение.

Ее рука по собственной воле поднялась к его лицу. В ту секунду, когда Мэй коснулась его щеки, у него перехватило дыхание, что казалось странным, учитывая, насколько мощным было его тело.

Осторожно она пальцами провела по его челюсти... и задержалась на подбородке.

– У тебя щетина.

– Правда?

– Ты бреешься без зеркала?

– Да.

Она покачала головой.

– Как?

– Пока принимаю душ.

Уверенно, как будто он внедрил образ в ее сознание, Мэй представила его под струями воды, с запрокинутой головой и блестящими от влаги волосами… его обнаженное тело – пики и впадины, по которым летели брызги. Сверкающий. Глянцевый.

Как вода стремится вниз по торсу к его…

– Ты когда–нибудь резался? – выдохнула она.

– Нет. Многолетний опыт.

Мэй остановилась, положив ладонь ему на щеку. И когда она снова замолчала, Сэвидж повернул голову и... и прижался губами к ее линии жизни, к месту, где она порезала себя ножом, чтобы наполнить кровью серебряное блюдце и вызвать Книгу, которая так и не появилась.

– Прости меня, – хрипло выдохнула Мэй.

– За что?

– Я не знаю.

Сэвидж опустил ее руку и провел большим пальцем по уже затянувшемуся порезу.

– Я думал, ты поранила палец, а не ладонь.

– Нет, это появилось раньше.

– Ты не особо дружишь с ножами, да?

– Видимо.

Отпустив его голову, она закрыла веки, когда Сэвидж коснулся губами зажившего пореза.

Она не шевелилась, казалось, целую вечность.

Когда Мэй открыла глаза, Сэвидж смотрел прямо на нее… и она произнесла одно–единственное слово:

– Да.

Порой приходиться смотреть не раз и не два…

А все двенадцать.

Глубоко в священной Гробнице Братства Черного Кинжала Лэсситер протолкнулся сквозь толпу огромных мужских тел, чтобы добраться до края гроба. Но близость не изменила того, что он видел.

Там не было абсолютно ничего... кроме полдюжины старых мешков…

– Что это? – кто–то спросил.

Ви достал один из своих черных кинжалов и разрубил выцветшую мешковину. Когда обнажился белый порошок, он поддел его кончиком лезвия.

– Я бы дважды подумал, прежде чем забросить это себе в ноздри, – заметил кто–то.

– Овсяная мука, – объявил Вишес, понюхав. – Чертовски старая овсяная мука.

Что за хрень, – подумал Лэсситер.

Никакого скелета, окруженного паутиной. Ни мумии. Никакого зомби с гниющей плотью и жаждой свежего мяса. Не было даже обычного набора останков, состоящего из истлевшего похоронного савана и небольшой горсти пыли на груде костей.

Зато было то, из чего Фритц мог испечь буханку хлеба.

А не оружие, ради которого их сюда привел Лэсситер.

– Кто–нибудь скажет мне, что, черт возьми, происходит, – прорычал Роф, стягивая капюшон своей мантии.

– Ничего не происходит. – Лэсситер посмотрел на Короля, пока остальные тоже снимали капюшоны со своих голов. – Там пара мешков муки. Другими словами, гроб пуст.

Это милое объявление заставило великого Слепого Короля несказанно удивиться.

– Сэвиджа нет?!

– Если вообще он когда–нибудь был там. – Лэсситер попятился и, в конце концов, посмотрел на стену имен. – Может, у нас не тот гроб.

Тор поднял крышку.

– Его имя вырезано на этой проклятой штуке. Вместе со всеми предупреждениями.

– Значит, они не убили его, – пожал плечами Роф. – Значит, та стража не убила его.

– Ведьмаки не бессмертны, если ты это имеешь в виду, – рассеянно возразил Лэсситер. – То, что ты практикуешь магию, не гарантирует вечную жизнь. Это не так.

– Порой, когда ты утверждаешь, что убил кого–то и забил гвозди в крышку его гроба, не означает, что ты сделал это на самом деле, – парировал Роф. – Глимера лжет. Представь себе. Такого же, черт возьми, не бывает.

– Должно быть, он использовал предполагаемую смерть в своих интересах, – сказал Тор. – Он исчез, потому что знал, что ничего хорошего из того, что случилось с тем аристократом в замке, не выйдет. Он хотел избавить Братство от проблем…

Заговорил Фьюри:

– Для тех, кто не знаком с этой историей, кто–нибудь может объяснить?

Лэсситер подошел к стене и посмотрел на имена, вырезанные на мраморе, и слушал, как Роф излагает факты: Сэвидж и все его магические трюки в Старом Свете. Местный лидер Глимеры напуган. Охота, которая якобы закончилась убийством аристократа и его стражи и, собственно, смертью Сэвиджа. Брата поместили в этот гроб вместе с Даром Света.