Но на месте, где только что стоял собеседник, остались лишь два следа во влажной дорожной грязи.

***

— Ты знал, что мальчишка — оборотень?

Сальку она нашла в подвале. В последнее время он пропадал там сутками, предаваясь новому увлечению — пытался вырастить грибы. Узнал от какого-то торговца, что у того дома грибы в подвале случайно проросли. Торговец рискнул попробовать — вкусные оказались. С тех пор он сделал на грибах целое состояние. Но секрет выращивания Сальке так и не открыл. Тот уж его и так, и этак обхаживал — ни в какую. Тогда Салька решил экспериментировать сам. Какие только грунты не перепробовал — смешивал солому, сено, шелуху от семечек, жухлые листья. Гведолин еще летом рассказала, как и где собрать грибницу, лишь бы только он от нее отстал.

И сейчас Салька стоял, рассматривая вылупившиеся из соломы коричневые головки.

— Как думаешь, Гвен, они еще подрастут? Может, им влажности не хватает? Нет, наверное, состав подстилки не тот. Надо еще на стенах поглядеть, не ли плесени. А может…

— Салька! — в голосе Гведолин появились стальные нотки. — Ты меня вообще слушаешь?

— А?

— Мальчишка, говорю, оборотень.

— Кален? — Салька запустил пятерню в соломенные кудлатые волосы. — Ну да, оборотень. Кем же ему еще быть?

— Значит, вы знали? А мне сказать нельзя было?! Пришлось самой догадываться. Нет, серьезно, кто здесь хозяйка, а?

На нее, на хозяйку, то бишь, Салька не взглянул ни разу. Присев на корточки, он любовался тугими шляпками, изредка трогая их тонкими изящными пальцами.

— Ну, ты, конечно. — Он провел ладонью над грибами. — Нет, все-таки плесень.

— Да что ты будешь делать!

Салька чуть наклонил голову, проговорил:

— Я сразу почувствовал, что мальчишка особенный, как только Баль его привел. Но не сразу понял, кто он. Обнаружил недели через две, примерно. Прости, думал, ты знаешь.

Гведолин сузила глаза.

— Самое главное, он не знает.

— Вообще ничего? — удивился Салька, так и не отрывая взгляда от грибов.

— Ничего. Это-то и проблема. — Она вздохнула. — Вы же спите в одной комнате. Ты не заметил, когда он уходит по ночам? Ближе к утру или поздно ночью?

— Я сплю по ночам. Довольно крепко. Не то, что некоторые. Оги, например. У него спрашивала?

— Да. Но он лишь ворчал, ты же его знаешь. Кстати о нем. Не советую так делать, — заметив, что шляпки немного подросли, произнесла она. — Так нечестно!

Наш привередливый повар ни за что не возьмется готовить ненатуральные грибы.

— Ой, много он понимает, этот Оги. Я их еще чуть-чуть подращу, а ты ему не говори.

— Сам узнает. Вампиры прекрасно читают магические следы. Поэтому он так разборчив в выборе продуктов.

— Раскусит?

— Как орех. И потом, такого гурмана еще поискать, ты же знаешь.

— А чем плохи продукты с магическим следом?

Гведолин пожала плечами.

— Оги говорит, плохо усваиваются организмом.

Салька, наконец, отдернул руки от грибов, выудил из кармана платок, принялся брезгливо оттирать пальцы. Пробурчал:

— Зануда он.

— Зануда, — согласилась Гведолин, — но зануда полезный. Что бы мы делали без его пирожков и маринованной морковки?

Салька сглотнул слюну.

— Ладно, бросил он, — у меня чисто познавательный интерес, у него — гастрономический. Не захочет брать грибы, сами пожарим, с лучком и травами. — Он облизнулся и улыбнулся мечтательной полуулыбкой, обнажая ряд мелких, ровных и белых, как жемчужины, зубов. — В конце концов, где он еще найдет свежие грибы зимой? Вот! Нам больше достанется.

Пыль от опилок кружилась в солнечных лучах никак не желая опадать на пол. Роанна сметала стружки в совок, но легкие пылинки упрямо метались в воздухе.

Господин Карпентер только что закончил работу над барельефом для торговца из Лимна и отправился завтракать с семьей. Роанну на эти завтраки, разумеется, не приглашали. Прислуга в доме Карпентеров всегда столовалась отдельно. Не то# что у бабки….

Подойдя к только что завершенной картине, Роанна обвела пальцем выструганный силуэт: плавный изгиб платья, маленькая ножка, пухлые щеки и губы, волосы кудряшками. Красивая, хоть для этого заказа натурщицей была и не Ирма. Наверное, господин Карпентер выдумал эту девушку или знал когда-то… Остался последний штрих — покрыть резную картину маслом. Тогда поверхность ее измениться, приобретет охряный оттенок, богатый, насыщенный цветом и фактурой.

А мастер снова все ночь не спал. И под глазами у него залегли лиловые тени. Зачем так надрываться? Всех денег не заработать, бабка частенько твердила об этом. Но господин Карпентер оставался непреклонен. Работая днями и ночами он, порой, забывал даже поесть и старый Кир-ша, брюзжа, что его господин совсем себя не бережет, таскал в мастерскую супы и запеченных куропаток с овощами. В такие моменты Ирма беззаботно хохотала, Роанна качала головой, пряча улыбку, а мастер ворчал, поминая Засуху и сетуя, что если он сейчас начнет орудовать столовым ножом, то его непременно покинет вдохновение и он уже больше не возьмет в руки нож по дереву. Но, в конце концов, он сдавался, бросал в сердцах инструменты, стряхивал с колен опилки. Роанна поливала водой из кувшина ему на руки. Затем они втроем садились за низкий грубый столик, который обычно служил для полировки картин, и принимались за еду. А Кир-ша разрывался между кухней и мастерской, бегая туда и обратно, стараясь принести любимому хозяину кусочки получше.

Очень хотелось распахнуть окно. Но Роанна понимала — нельзя. Мастер строго запрещал создавать сквозняки — дерево не любит резкого перепада температур.

А за окном расцветала весна. Уже весна. Как быстро… Птичий гомон было слышно даже за стеклом, у старой разлапистой яблони набухли почки, рыжий Хигрюга — одноглазый кот Лии, притаился возле пока еще голого куста смородины: высматривал распушивших перышки воробьев, купавшихся в луже.

Короткая южная зима запомнилась сильными ветрами, унылым небом и мощными снегопадами. Впрочем, снег часто таял уже на следующее утро, заставляя деревенских жителей носить калоши, чавкая ими по грязи.

Но все-таки эта зима была хорошей. Работать у господина Карпентера оказалось не сложно и даже приятно. Роанне не хотелось думать об этом, но каждый вечер, ложась спать, она закрывала глаза почти счастливой — завтра будет новый день. И запах свежих опилок в мастерской, и заливистый смех Ирмы, и добрые глаза господина Карпентера — синий пронзительный взгляд мельком из-под опущенных вниз ресниц.

А уж когда Ирма не приходила и они оставались в мастерской одни… Роанна казалось, будто ее кто-то подменял. Растерянность и смущение охватывали ее от кончиков пальцев до коней волос — стоило лишь господину Карпентеру посмотреть на нее или обратиться с просьбой. Кровь приливала к щекам, что делать и как себя вести становилось совершенно непонятно. Оставить руки сложенными на коленях или подпереть подбородок? Поправить выбившуюся прядку? Перестать теребить подол платья? Как умудриться поднести инструмент, не выронив его на пол? Не разлить масло или очень дорогую олифу?

Но господин Карпентер, казалось, не замечал ее неловких движений. Сосредоточенный, закусив губу, он выстругивал мельчайшие детали, шлифовал, подравнивал, снова шлифовал. И никогда не ругал ее, если она сделает что-то не так. Поначалу, Роанна путала ножи, не могла запомнить какое масло нужно для определенного дерева, да и сами деревянные заготовки путала тоже: осина или бук, тис или вяз, сосна или клен? Даже Ирма, порой, сердито всплескивала руками — сама-то, поди, не с первого раза запомнила? — и якобы устало повторяла снова. На Ирму мастер мог и прикрикнуть: то она встала не в том месте, то свет загораживает, то волосы распущенны, а должны быть собраны. Роанна привыкла к их перепалкам, хотя и подозревала, что Ирма потому-то и злиться на нее: к Роанне — это было заметно сразу — мастер относился и мягче, и снисходительнее.