Роанна, проглотив горькую усмешку, не зло ответила:

— И как же ты ходить собрался, бестолочь? Господин Карпентер обещал сделать тебе костыли. Завтра к утру. У него срочный заказ, нужно доделать работу. Но ради тебя он постарается, все ночь будет пилить и строгать. — Она укоризненно посмотрела на мальчишку, но тот отвел взгляд. — Подождешь до завтра-то?

Варг досадливо хмыкнул. Снова придется зависеть от старшего братца. Хотя… когда последний раз он что-то для него мастерил? Еще в детстве. Ладно, пускай на сей раз хоть на костыли расстарается. Тем более, недолго Варгу осталось терпеть эту снисходительность и покровительственное отношение.

Ведь скоро, совсем скоро он будет полностью свободен.

— Как сидишь-то, неслух! Ты ж так… Ах, чтоб тебя, Засуха!

Кален снова упал. Мелисса не скидывала специально, просто водилась за ней дурная привычка — на галопе она резко останавливалась и замирала, как вкопанная. Всадника от такого маневра резко бросало вперед, на шею лошади. Привыкшие да сноровистые удерживались, Кален же всякий раз падал.

Конюх Зарий — жилистый коренастый мужик, стоял в центре небольшого импровизированного плаца, устроенного во дворе, прямо напротив конюшни. Зарий сам засыпал участок земли опилками вперемешку с навозом из денников. Разрыхлил граблями — получился неплохой грунт, на котором лошади не грозило поскользнуться даже в морозные дни.

В этот грунт Кален и упал. На сей раз — лицом. Мягко, конечно, но обидно. Он никак не мог взять в толк, зачем хозяйка приказала обучать его премудростям верховой езды. И бедный Зарий весь извелся, хоть и виду не подает. Выискался ученик на его седую голову, нечего сказать. Хозяйка пригрозила через неделю лично проверить успехи нового помощника повара. Хозяйки Кален боялся еще больше, чем серой кобылы, поэтому из двух зол предпочел выбрать меньшее.

— Экий ты все-таки дурень, — Зарий не кричал и разъяснял все понятно. За это Калену и нравился. — Не на бревне, чай, упражняешься! А животика эта особливая, мирная, но малясь с придурью. Ты ж как разумеешь: едешь и ждешь, что она тормознет сейчас, а кобыла, чуя такой настрой, не преминет им-то и воспользоваться. Умная она — диво. Ажно страшно — разве что только мысли не читает.

Кален поднялся. Стряхнул с волос навозные опилки, сплюнул — и в рот набились. Неторопливо двинулся ловить Мелиссу, делая вид, что направляется вовсе не к ней.

Но кобылка и не думала убегать. В очередной раз полез в седло, думая, что Захар раздухарился не на шутку. Как начнет философствовать — не остановишь. А тот продолжал:

— В седле держишься — будто на кол тебя посадили! Думаешь шо, приятна кобыле спина твоя деревянная? Спина лошадиная ласку любит. Да обращение бережное. А не чтоб всякие дурни по ней задами каменными елозили. Помнится, божиня Воды Пречистой, когда мужа себе выбирала, так баяла: замуж за того пойду, кто подскажет как уважение моей кобылицы огненной заслужить. Да сделать так, чтобы только одну меня она слушалась. Одни советовал: «Бей ее кнутом — слушать будет». «Боятся, но не уважать, — ответствовала божиня, — не пойду за тебя замуж». «Подкорми ее сахаром да хрусткими соляными сухариками, — советовал второй». «Разбалуется, но слушать не будет, — снова молвила божиня, — не пойду за тебя замуж». Долго она мужа выбирала, все были не те советы и наставления. Наконец, посол прибыл иноземный. В шутку и у него спросили, а он ответил: «Рай есть на спине у лошади». А по вере иноземной рай — обитель душ праведных, самых верных и честных. А значится, спина-то у лошадей — священное место, почитай. Беречь и лелеять его надобно. И потому верхом ездить — это тебе не картошку полоть, тут умение надобно, которое у иноземцев искусством зовется. Так и молвил посол — «искусство верховой езды». Последовала совету божиня. Кратка и послушна стала ее кобылица огненная. Хоть сродственники и против были, а вышла божиня за посла иноземного. Да и удался их брак — в любви и согласии жили не тужили.

Занятно рассказывал Захар. Кален заслушался. Расслабился, перестал думать и напрягаться, готовясь к следующей остановке. И — чудо! Кобылка и впрямь пошла увереннее. Даже в галоп поднялась с охотой. Правда, хватило Калена на два круга — как подумал про спину, так снова она у него деревянная сделалась.

— Бестолочь! — Конюх не кричал, но голос его, от природы звонкий, было слышно из любого места плаца. — Ты на качелях-то в детстве качался? Раскачивать умеешь?

Качался. И раскачивать сам научился. Интересно только, причем тут качели…

— Так от на галопе, чтоб задом о седло не биться, раскачиваться надобно, качели те самые представляя, — поучал Зарий. — Да, не ленись, не ленись, Кален, Засуха тебе в задницу!

Заучив его таким образом, задергав себя и уморив Мелиссу, конюх смилостивился. Махнул рукой — цди, мол, на конюшню. Только Кален знал, что и там после занятия дел будет по горло: расседлать, растереть, накрыть попоной, задать сена, выждать, напоить…

Убрались они с плаца вовремя — повалил крупный мокрый снег.

Зима в этом году выдалась на редкость снежная. Унылая.

Зиму Гведолин не любила. Как можно ее любить, когда зимы здесь, на севере, студеные, и почти все зимнее время она проводила в стенах работного дома. На улицу выходила редко. Потому что не было у нее ни шерстяной шапки, ни полушубка, ни сапог на меху. А в ее драном плаще — холодно. И башмаки, разве рассчитаны они на мороз?

Тоскливые дни потянулись. Работа выматывала. Заболевших было много, а тетка Роуз все твердила одно — лечи. Конечно, Гведолин и сама лечить была рада, да где ж справедливость, если ее и от прялки ненавистной никто не освободил?

А потом зима долго не хотела отступать…

Весна уже давно должна была вступить в свои права. А Терри словно бы и забыл про побег. И Гведолин не расспрашивала. Ей хватало и того, что как только она заговаривала о его семье или невесте, глаза у Терри становились темными, злыми. Он замыкался в себе, и после из него невозможно было вытянуть ни слова.

Зато этой зимой у них появилась одна тайна на двоих — библиотека. Про то, что скопление книг называется библиотекой, разумеется, рассказал Терри. Гведолин решилась привести его на чердак однажды рано утром, пока весь работный дом пребывал в дремотном оцепенении. Наверное, по достоинству оценить ее находку мог только такой прилежный ученик, как он. Она не ошиблась — при виде библиотечного «богатства» глаза Терри в изумлении расширились и он, казалось, позабыл обо всем на свете.

Выдергивая очередную книгу — пыльную, со слипшимися пожелтевшими страницами, — Терри лихорадочно принимался ее перелистывать. Затем откладывал на низенькую табуретку на трех ножках. Порой, он забывал ставить книгу на место, и Гведолин шипела сквозь зубы: а вдруг кто заглянет на чердак? Надзирательница, например. Увидит, что книги не в порядке, начнет допрашивать всех, кто живет в доме. И ведь не отцепится, пока до правды не докопается. А тетка Роуз очень до правды охочая…

Но Терри оказалось сложно унять, пока он не перелистал и не пересмотрел почти половину библиотеки.

— Да ты хоть знаешь, что тут собрано? — восторженно спросил он, вытирая пыльные руки о собственные штаны. Гведолин знала, что подобную небрежность он мог допустить лишь в минуты сильных душевных волнений.

— Э… книги? — не найдя, что ответить, предположила она очевидное. Да и потом, кроме справочников по ботанике, другие фолианты Гведолин интересовали мало.

— Книги. И большая часть из них — запрещенные.

Вот как. На чердаке Водой Пречистой позабытого работного дома кто-то прячет запрещенные книги.

— А по ботанике — тоже запрещенные?

— Скорее всего. Ты когда читала, ничего необычного не заметила?

Заметила. Правда, не сразу обратила внимание.

В справочнике «Классификация растений империи Антерра» содержалось множество незнакомых названий. А картинки были одна другую чудней. На одной из страниц Гведолин обнаружила строение папоротника с указанием царства, раздела, классификации растения. Там были нарисованы корни и… цветы. Ведь даже безграмотный деревенский мальчишка или такая вот, как она, нищая девчонка, знают, что папоротники не цветут. Но в справочнике цветы нарисованы… Маленькие, алые соцветия, формой напоминающие лилию. Что это? Плод чьего-то расшалившегося воображения? Иначе как тогда объяснить такие странности? Эх, а ведь серьезная, казалось бы, книжка…