— Сестрицу? Да какая ты мне сестра? Так, дальняя родственница. — Варг сцепил пальцы замком и оперся на них подбородком, уперев локти в бедра. — Зачем пришла?

— Грубишь, как обычно, — отмахнулась Ирма. — Ладно, что с тебя взять? Всегда таким был — невоспитанный, несносный, говоришь в глаза, что думаешь. А думаешь ты завсегда гадко. В то, что пришла тебя проведать и справиться о здоровье, конечно, не поверишь?

— Нет.

— Я и не сомневалась. — Наклонившись ближе к Варгу и понизив голос, троюродная тетушка зашептала ему прямо в ухо: — Предупредить пришла. Ты хоть и дрянь редкостная, но соображать должен. Девица эта, Роанна, ведьма, как поговаривают. Я-то со всеми общий язык нахожу: ведьмы, лешие, маги, прохожий случайный на дороге. Мне без разницы. А вот ты… Договоришься как-нибудь, помяни мое слово.

Зачем мальчишку, брата ее, задираешь? Откуда знаю? Земля слухами полниться. Сделал он тебе что дурное? Она ж его любит, один он, похоже, у нее остался. А если не врут слухи, если и вправду Роанна — ведьма? Проклянет тебя, дурака. Водой Пречистой клянусь. Как думаешь, зачем она тебя сюда притащила, лечит, заботится? Мать твоя, конечно, считает, что из-за денег. Живут они бедно, вот денежки и понадобились. А ты представь, вдруг она отомстить решила за брата? Представляешь, на что способны ведьмы? Надо бы дознавателя из города вызвать, пусть проверит.

— Подумаешь, — пожал плечами Варг. — Я не боюсь.

Боится. Еще как боится, но вида не подает. С детства так. Яблоки соседские воровать лазил — боялся. Вдруг поймают, высекут хворостиной? Но лез все равно.

Свой страх Варг считал делом постыдным. И с тупым упорством доказывал себе, что он не трус. Страшно воровать? Это ведь только в первый раз страшно. Во второй уже легче и сердце так отчаянно не колотится. В третий — живот не сводит судорогой. И постепенно страх уходит, уступая место привычке.

А убивать? Ему семь. Отец просит свернуть голову курице. Невыносимое, ужасное задание. Почему он считает, что Варг способен убить курицу? Отец, конечно, учил и показывал, как это делается. Но вот, чтобы одному… Тогда Варг два часа простоял на заднем дворе возле курятника. Последний час — под проливным дождем. Вернуться в дом? Без куриной тушки? Нет, он слишком гордый. Стоял, ждал. Думал, страх уйдет. Надо просто приноровиться, переждать. Это как с яблоками. Но страх не уходил. Животный, неразумный, дикий. Как лишить жизни живое существо?

Просто, как оказалось. Отец, конечно, вернулся к курятнику. И так же быстро, как Варг задувал свечу, отрубил курице голову. Редко поровший своих детей, в тот раз отец посмотрел так, что уж лучше бы выпорол. Позже, обливаясь слезами в чулане, Варг никак не мог взять в толк, отчего отец настолько несправедлив. Сестра Лия — девчонка, ее никто не заставит кур убивать, только ощипывать. Но Варг не мог припомнить, чтобы старшему брату когда-нибудь давали подобное поручение.

— Не боится он, — Ирма презрительно сморщила нос. — О себе не думаешь, так хоть о семье подумай. Проклятье, говорят, на родственников распространяется. Особенно на ближних. Особенно, если ведьма молодая, неопытная, и не умеет себя контролировать. Говорят, они такие штуки вытворяют, ведьмы эти! А я хочу еще долго у твоего брата работать. И плодотворно. Работа мне нравится, платит он хорошо. Не хочу работу потерять, понимаешь?

Какая все-таки эта Ирма… О себе только и думает. Впрочем, Варг всегда считал свою троюродную тетку весьма заносчивой и недалекой девицей.

Ирма встала. Повела хорошеньким плечиком, разгладила складки на месте, где только что сидела.

— Дурак ты, — беззлобно бросила она Варгу. — Как был дураком, так и остался. Поумнеть бы уже пора, братец.

Варг поискал глазами, чем бы в нее запустить, но ничего подходящего не нашел. Кидать подушку жалко. Вдруг обратно никто не принесет? Без подушки-то не больно и удобно.

Гведолин неторопливо достала из-под кровати кофр, обшитый темной бычьей кожей, слегка потертый, но сделанный на редкость добротно. Кофр был тяжелый, однако, Арон и не думал предлагать помощь. Старый пройдоха. Знает, что хозяйка упрямая и свои лекарские принадлежности вряд ли кому-то передоверит.

Слуга пропустил ее вперед, а сам шаркал ссади, неся лампу и освещая дорогу — осенью темнело быстро. Всего-то и нужно, что спуститься вниз, выйти во двор и свернуть к отдельному дому для прислуги, в котором поселили Калена. Но Арон считал своим долгом проводить госпожу, и она только ему в виде исключения изредка позволяла проявлять о себе заботу.

После того, как Гведолин отчитала мальчишку, тот старался не показываться ей на глаза. Зря, такая тактика с ней не сработает. Пока она только присматривалась к новенькому, но уже начинала сильно сомневаться, что он останется в поместье надолго. В принципе, ей все равно. Хотя аура у мальчишки интересная…

Aypa y Терри просматривалась едва-едва. Гведолин сморгнула, бросила туго набитую сумку и спрыгнула с подоконника на пол. Поразилась душному, затхлому запаху в комнате. Почему они не пускают свежий воздух? Ведь так ни одно лечение не поможет.

Оставив небольшую щель между окном и рамой, она тихо подошла к кровати.

— Терри, — позвала шепотом, — спишь?

Глаза у него закрыты, пшеничный локон прилип к мокрому лбу. Лицо же… она не стала зажигать лампу, но и света луны было достаточно — лицо выглядело мертвенно бледным, а рот приоткрыт.

Она вернулась, как только смогла — через сутки, еле дождавшись темноты. Неужели не успела? Сердце не выдержало?

Она приложила два пальца на крупный сосуд на шее. Дышит. Часто и отрывисто. И пульс бешеный. Бред и лихорадка.

Какая удача, что его мамаша вышла. Гведолин еле дождалась, замерзла, сидя на ветке яблони.

Она и так долго провозилась: днем с работы, конечно, никто не отпустит, и только вечером удалось подгадать огарок свечи, чтобы тайно спуститься в подвал.

Плесень подходила не любая — особая. Бабка Зарана научила определять. «Целительницы — ведьмы наполовину, — любила повторять она, поводя слепыми пальцами над заплесневелой коркой хлеба. — И у нас дар имеется, девонька. Слабый, но имеется». Под пальцами корка оживала, начинала вытягиваться призрачной паутиной, расти, извиваться, снова расти. Дальше — в банку ее, настоять при определенной температуре. Высушить. И сразу применять. Долго такое лекарство не хранится.

Гведолин вытряхнула из сумки тонкий пергаментный лист с завернутыми в него кристаллами белого порошка. Прикинула, сколько может весить Терри. Дозу необходимо рассчитать правильно. Бабка Зарана предупреждала — это важно. Доза зависит от веса человека. Дашь меньше — не поможет. Дашь больше — навредит.

А весы ей Мел подарил. Где раздобыл, не спрашивала. Мел хороший парень, добрый. В работном доме за животными ухаживает, лечить их пытается. Гведолин давно с ним дружит, с того самого дня, как ее на улице нашли, приютили.

Гирьки маленькие, крошечные. И две медные чаши равновесием жизни и смерти.

Руки трясутся. Не просыпать бы только ненароком. Отмерить белые кристаллы, развести водой, закачать в шприц. Любопытная вещица. Досталась в наследство от бабки Зараны. Состоит из тонкой иголки, стеклянной колбочки и металлической трубочки, которая входит в эту колбочку. Бабка Зарана, помниться, пробовала рассказать про принцип работы этого устройства, но объяснения выходили сумбурными, видимо, оттого, что старуха сама плохо понимала, о чем идет речь.

Ладно, главное, объяснила, как его применять.

Шприц было необходимо кипятить перед каждым использованием. Гведолин долго дожидалась, пока толстая Мэг покинет кухню, перемыв всю посуду и поставив тесто на завтра. Конечно, лучше кипятить прямо на месте, но она понимала, что в доме мясника такой возможности может и не оказаться.

От ягодиц у Терри тоже ничего не осталось. Мышц нет. Кожа да кости.

Перед уколом Гведолин изо всех сил постаралась унять дрожь в руках.