— Мы на бриге. А у Шебко, — женщина кивнула в сторону ушедшего мужчины, — коку в пьяной драке сломали обе руки. Вот так, перед самым отплытием. А отправляться им вот уже два часа как надо было. Спросил меня, есть ли кто на примете. Ты же готовить любишь?

— Люблю, но…

— Опять «но»?

Кален вытер рукавом выступившие слезы — рану жгло огнем.

— У меня эта… как бы… морская болезнь.

— Ну, кто бы сомневался! — Госпожа отложила окровавленную тряпку. — Да и не возьмет он тебя теперь.

— А почему?

— Почему, почему! — сварливо передразнила его хозяйка. — Из-за твоей непроходимой глупости. И исключительного невезения. Парень первый раз в рейс и, надо же, на подходе голову проломил! И как? На ровном месте. С лошади на шагу упал!

— Она поскользнулась…

— Не перебивай. Шебко человек умный, но до отвращения суеверный. Как и все, кто ходит в море. Так что ты для них теперь — плохая примета и недобрый знак. Ладно, зашью тебя, и поедем обратно.

Осмелев, а может быть, обнаглев от пережитого, Кален спросил то, что давно не решался спросить:

— А вам так хотелось бы от меня избавиться?

— Это уже не важно. Я не разбрасываюсь своими людьми. И силой никого не держу. Не нравиться — уходи.

Выдохнул, Кален пробормотал:

— Мне… как бы… нравится. Я останусь. Можно?

Она только махнула рукой, обернувшись на скрипнувшую дверь. В нее бочком протиснулся Шебко с обещанными нитками, иголкой и ножницами в руках.

С утра моросил серый противный дождик.

Хорошо, что у двуколки была крыша. Не экипаж, конечно, но все-таки лучше, чем открытая коляска.

Ирма уверенно держала вожжи, управляя послушной гнедой кобылкой. Роанна сидела рядом, думая о том, зачем она согласилась на этот сомнительный во всех отношениях визит.

Конечно, господин Карпентер сам позвал в гости — вчера Ирма принесла ей плотный тисненый треугольник, на котором каллиграфическим почерком было выведено составленное по всем правилам приглашение — чопорная дань этикету, который совершенно необязательно было соблюдать в деревне. Но для Роанны письменное приглашение оказалось неожиданно приятно. И ей действительно хотелось посмотреть новый огромный дом, больше походивший на усадьбу, мастерскую, господина Карпентера за работой и Ирму в роли натурщицы. Вот только… там живет Элоиз.

— Элоиз можешь не опасаться, — успокоила Ирма. — Они с Лией и Сидом уедут завтра в Гвид к знакомой портнихе и точно пробудут там до вечера. А дед Илмей со своей спиной в последнее время из комнаты не выходит.

Роанне ничего не оставалось, как согласиться.

И сейчас они тряслись в крытой двуколке, тесно прижавшись друг к другу, расстелив на коленях непромокаемый плащ, чтобы дождь не вымочил подолы платья.

Знакомая дорога вилась по полю, огибая выжженный лес. В хорошую погоду Роанна дошла бы пешком, ведь до дома Карпентеров чуть больше полсвечи ходьбы даже неторопливым шагом. Но с утра небо хмурилось и плакало, щедро окропляя податливую землю, которую быстро развезло в грязь. Поэтому сейчас Роанна была благодарна Ирме, настоявшей вчера на поездке в двуколке.

Роанна хотела взять с собой Льена, но кому-то нужно было присматривать за Варгом.

Братец последнее время сильно ее удивлял. Сам вызвался остаться с заклятым врагом. Да и враг ли он теперь ему? Не сказать, чтобы мальчишки подружились, но Льен, определенно стал относиться к Варгу и терпимее, и добрее.

Да и Варг изменился. Куда делся мальчишка, по любому поводу плевавшийся ядом и злостью? Сломавший их калитку, воровавший яблоки в саду, дерущийся с Льеном не на жизнь, а на смерь?

Теперь он не ноет, когда Роанна заставляет принять горькое лекарство. Не ворчиг при осмотре ноги, не ругается при перевязке.

И она радовалась, искренне радовалась переменам в таком взбалмошном и, как ей казалось, недолюбленном ребенке со сложным характером. Ведь каждый может измениться, каждый заслуживает второго шанса, прощения, каждому хочется и любви, и ласки, и доброты…

— Эй, Рон, о чем опять задумалась?

Ирма не умела долго молчать. Дольше, чем малюсенький огарок, обычно не выдерживала. И надо бы спросить ее о том, что вертится у Роанны на языке и никак не хочет отпускать.

Двуколка подпрыгнула на очередной кочке, когда Роанна решилась:

— Ирма, ты тоже считаешь, что я ведьма?

Девушка, сидевшая рядом, ответила сразу, совершенно не задумываясь:

— Так все вокруг говорят.

— Я тебя спросила. Скажи, что ты думаешь.

— Я не знаю. — Перехватив на миг вожжи в одну руку, обтянутую рыжей перчаткой, она провела рукой по волосам, забранным в низкий хвост, приглаживая выбившиеся пряди. — Ты не похожа на ведьму. Но есть в тебе что-то такое, что отталкивает от тебя других людей. Возможно, ты и ведьма. Слабенькая.

И все-таки Ирма считает ее ведьмой. Что же, день с самого утра незаладился.

— Вот как. И не боишься?

Ирма, правившая двуколкой с мастерством заправского кучера, рассмеялась.

— Нет, не боюсь. Я вот как считаю, Рон: если человек по-доброму относится к другим, то и к нему также относиться будут. Вот я тебе ничего плохого не сделала. С чего мне тебя боятся?

— А дознавателя приглашать, чтобы убедится ведьма я или нет, это, конечно, тоже по-доброму? — вопросом на вопрос ответили Роанна.

Если Роанна рассчитывала, что Ирма смутиться, этого не произошло.

— Значит, Варг проболтался Льену, а Льен сказал тебе. Я не хотела, чтобы ты знала, Рон, прости, если расстроила. Думала, придет к тебе дознаватель, сам все и расскажет. Ты разве о новом законе не слышала?

— О новом законе?

— Значит, не знаешь. Отказаться от проверки нельзя. Всех целительниц обязывают проверяться, потому что среди них больше всего ведьм обнаруживают.

Вот так, Рон. Боятся все.

A она — целительница. Об этом в деревне все знают, а значит, рано или поздно донесут. Даже, если они с Льеном прямо сейчас сорвутся с обжитого места и убегут в другую деревню или город… Но ведь и там она не сможет не лечить. Целительство — ее призвание, ее отдушина, то, что получается у нее лучше всего. Да и чем тогда зарабатывать на жизнь? Нет, не выход…

Роанна продолжала напряженно молчать. Двуколка продолжала мерно катиться и месить грязь под колесами.

— А ты у нас — целительница, — эхом на ее мысли откликнулась Ирма. — Все равно проверят, так какая тебе разница — когда? В Гвиде нет своего дознавателя, поэтому временно приглашают кого-то со стороны. Я разузнала — примерно через неделю приедет человек, назначенный мэром города на эту должность. Говорят, он еще и доктор, и профессор по совместительству. А у тебя будет целая неделя, чтобы подготовиться.

— Ты, прежде, хотя бы у меня поинтересовалась, нужен ли мне этот… осмотр.

— Тебе же лучше будет, дурочка. Дознаватели все-все про ведьму сказать могут: степень отклонения от нормы, возможные стихийные выбросы энергии, риски по шкале Эрне, нестабильность, чувствительность к определению ауры. Он тебе и заключение выдаст, все как положено. Если ты слабенькая ведьма, чего тебе опасаться?

И откуда, интересно, она так много всего знает?

Ирма придержала лошадь, перешедшую на размашистую рысь. Повернулась к Роанне вполоборота, понизила голос:

— Два года назад я… общалась с одной ведьмой. Красивая была, статная женщина. Нестарая еще. Она тогда много чего занятного мне порассказала. Однажды мы встретились с ней в поле, разговорились. Ведьма жила в Гвиде, а к нам в деревню приезжала за травами. Говорила, лес у нас проклятый, а травы буйные и целебные. С тех пор мы… общались время от времени. Недолго, правда, около полугода. Потом она пропала. Я расспрашивала о ней в Гвиде, искала — никто не знал, куда она делась. Словно Засуха ее прибрала.

Она замолчала и задумалась. Крепко задумалась. Изредка поправляла съезжающий с колен плащ. Натягивала вожжи, переезжая через очередную лужу.