Меж тем Терри выглянул с полки очередной фолиант — «Астрономические наблюдения гл. княжеского звездочета Ю. Стара». И, недолго думая, засунул себе под куртку.

— Да верну я потом, Гвен, не смотри так, — оправдывающимся тоном сказал он, заметив, что Гведолин в очередной раз смотрит на него с укоризной. — Сюда уже сто лет никто не ходит, ты подумай, зачем кому-то эти книжки? Вероятно когда-то их собрали, на чердак закинули, хотели сжечь, а потом про них забыли. А тут же… тут настоящее сокровище спрятано! И грех будет, если им никто не воспользуется.

Грех будет, если кто-то увидит, что на чердак постоянно ходят, вздохнув, подумала Гведолин. На грязной лестнице уже четкая дорожка появилась от следов.

Эта книжка выпала сама. С самой верхней полки. Терри потянул за корешок «Большого географического атласа» и вместе с ним стянул, похоже, прилипшую к нему обложкой книжку. Атлас он успел подхватить вовремя, а книжка упала прямо ей в рук. Небольшая, легкая и… теплая.

Как книга может быть теплой? На чердаке не топят, окна инеем занялись. Даже паутина — и та замерзла. А книжка, вот чудно, будто живая. Весь верхний ряд книг казался словно закопченным и Гведолин оттерла подолом копоть с обложки и с переплета. Прочла по слогам выписанную затейливыми рунами надпись на корешке: «Ведьмовство. Практическое руководство».

Ее словно кипятком ошпарило. Вот ведь зараза, сама к рукам липнет! Ей еще сегодня сон приснился нехороший о том, как она становится ведьмой. Проснулась в поту и с криком.

— Что там у тебя? — оторвавшись от созерцания атласа, спросил Терри.

— В-вроде про ведьм, — она деревянными руками протянула ему злополучную книжку. — Уйдем отсюда, Терри, мне… мне возвращаться надо.

Терри, мгновенно прочитав название, возмущенно фыркнул.

— Возвращаться ей. Скажи лучше, что просто испугалась. Оттого, что тебе в руки падают книги, ведьмами не становятся.

— Если бы только книга…

— А что еще? — едко осведомился он.

— Знаки, — горестно проговорила Гведолин. — Знаки повсюду. Люди на них не обращают внимания, но я…

Она закрыла глаза, вспоминая…

Больных в начале зимы оказалось много — сезон, эпидемии. Но никто не умер. Пока. А еще у нее появилось понимание. Видя человека, она теперь четко могла назвать болезнь и необходимое для лечения лекарство. С пугающей точностью могла определить, выздоровеет человек или нет. А еще она видела ауры почти у всех, и от этого е все чаще становилось жутко.

Как ей удалось вырастить плесень? Целители не могут такого. Она знает, бабка Зарана рассказывала. Тут силища нужна немалая и годы практики. А еще бабка приговаривала, будто у Гведолин постоянная яркая аура и неплохой потенциал для… Тут бабка замолкала, а расспрашивать дальше было страшно. Что такое «по-тен-циал» Гведолин не знала, спросит позже у Терри, а вот аура… Аура не может быть слишком яркой всегда. Это противоестественно. Она как маячок — плохо человеку — темнеет, хорошо — светлеет. Но яркая? Постоянно?

После ее лечения Терри встал на ноги в этот же день. И это после того, как ученый доктор вынес вердикт — он не поправится…

А ведь были еще сгоревшие ведьмы, вряд ли случайно попавшиеся ей на глаза на площади. Сны, в которых Гведолин становиться ведьмой. И в довершении всего, ей в руки падает эта книга…

Рука сама потянулась погладить корешок — теплый, приятный на ощупь. На чердаке холодно и о книгу хотелось погреться. Приложить к обложке ладонь, перевернуть страницу, прочесть…

Книгу вырвали у нее из рук самым нещадным образом. Терри взял ее ладони в свои, принялся аккуратно растирать ласковыми неторопливыми движениями.

— Совсем окоченела, — подышал на них, отогревая, хотел сунуть себе за пазуху, но Гведолин не позволила, — вот и мерещится тебе всякое. Ладно, давай так. Я эту книжку с собой прихвачу, ознакомлюсь на досуге. Если там ничего страшного нет, тогда и тебе дам почитать. Ты мне доверяешь?

Мог бы и не спрашивать. Гведолин была уверена, что и своей матери, если бы она у нее была, оно не доверяла бы так, как ему. И что он в ней нашел? Она же обыкновенная, серая мышка. Полно таких. Сначала думала, ему интересно с ней возиться — учить читать, правильно держать перо, выводя буквы, постигать географию, изучать астрономию, корпеть над математикой, увлекать новыми играми, рассказывать о научных открытиях. Она видела, что Терри мясом не корми, дай только кого-нибудь поучить. Вот и пошел бы в школу преподавателем…

Когда он выздоровел, ей показалось — хотя нет, такого, конечно, не может быть, но тем не менее, — будто Терри отрабатывает долг. За то, что его вылечила. Невозможно не заметить, что после болезни он натянул на лицо хмуро-кислую маску, будто лимон проглотил. Возможно, он ведет себя так из-за обстановки у него дома: ссоры с родителями, подготовка к мнимой свадьбе… А может дело все-таки в ней, в Гведолин? Даже если так… она ему верит. Безоговорочно. Целиком и полностью. Наверное, так нельзя, но она решительно ничего не может с собой поделать.

— Доверяю.

На том и распрощались. Терри забрал книгу и ушел домой, сказав напоследок, что сегодня его ждет незабываемая ночь в обществе «Практического руководства по ведьмовству».

Этой ночью она была легкой. Легкой и невесомой, как пушинка. И странно — отчего бы это? Никогда ей не было так хорошо, как сейчас. Она шла — и люди расступались перед ней в толпе, убирались прочь с дороги. Чувствовали что-то? Конечно, как же иначе. Все они, смеявшиеся над ней раньше, презиравшие ее, безграмотную нищенку, теперь чувствовали ее силу. Ее невозможно было не увидеть, не ощутить, не пропустить через себя, склоняясь от восторга, дрожа от ужаса.

Огонь, вода, земля и ветер. Стихии, не подчинявшиеся прежде никому. Никто не мог с ними совладать. А она — могла. Теперь могла.

Звуки и те слышались иначе. Резче, четче.

Вот дождь барабанит по карнизу. Сильный ливень. Слишком громко. Нет, не дождь. Это старьевщик катит по улице свою тачку. У тачки разболтались колеса, и от этого ее швыряет и бьет по мостовой.

Бам-трям-бам…

— Проснись…

Зачем? Просыпаться не хочется. Ведь тогда все снова станет как прежде. Кем она была раньше? Каплей воды в океане. А сейчас она — сам океан. И горный воздух, и раскаленная лава, и чистый родник, и красная пустыня, и выжженная степь. Она сейчас — целый мир. Разве можно от такого отказаться? Лишь бы старьевщик не мешал. Почему он до сих пор не уходит? Гремит и гремит своей тачкой, чтобы его Засуха прибрала!

Бам-бам-бам…

— Проснись… Проснись!

Неимоверным усилием воли Гведолин заставила себя открыть глаза. И не поверила им, думая, что попала из сна в сон.

Дым был повсюду. Прогорклый воздух заполнял легкие, на грудь давил тяжелый булыжник. Веки, едва открывшись, тут же смыкались вновь. Она принялась тереть их и не прекращала до тех пор, пока слезы не хлынули из глаз, смывая остатки грез и нагнетая неотвратимость реальности.

По карнизу барабанит град. Град? Сейчас конец зимы. В это время года града в Мерне не бывает…

За стеной послышался грохот, что-то рухнуло. С треском распахнулась входная дверь и рухнула тоже. В спальню ворвался огненный столп.

Гведолин обдало жаром так, что показалось — кожа сгорела до самых костей.

От боли она проснулась окончательно. Во сне не бывает так больно. Так страшно и жарко. Так бывает, только когда случается…

Пожар.

Все еще не веря в происходящее, она повернула голову. Огонь подобрался к соседней кровати. Там Агата. Точнее — была Агата. Пламя уже опаляло ее бездыханное тело, лизало волосы, обугливало лицо.

Гведолин металась от кровати к кровати. Тормошила, толкала, кричала, срывая голос, кусая губы до крови. Знала, что бесполезно — все в этой комнате мертвы, все до единого. Но не могла остановиться и металась все равно. Если бы теплилась хоть какая-то надежда, если бы их еще можно было спасти… Но как она не пыталась разглядеть ауры еще недавно мирно спящих людей, тех, с кем она делила кров и работу, их не было видно. А без ауры человек не живет.