Торопливо сбежав с веранды, чтобы мужчина не вернулся и не прицепился к ней вновь, Гведолин, стараясь обходить чавкающую грязь под ногами, быстро пошла к невысокому зданию, белевшему на фоне леса покатой крышей. Подойдя ближе, она уткнулась в разбитые мраморные ступени, уже поросшие молодой зеленой травкой, ведущие к массивной деревянной двери с ручкой, покрывшейся зеленым налетом, но отполированной до блеска в середине. Возле двери стояла потрескавшаяся от времени каменная чаша, куда стекала вода с желоба, проходящего по крыше.

Храм Воды, поняла Гведолин. Маленький, старый, деревенский. Сейчас ночь, вряд ли в храме еще служат жрицы, правда, в одном из окон теплиться огонек одинокой свечки. Или показалось? Гведолин не считала себя набожной, хотя в работном доме их каждую субботу заставляли ходить на мессы. Но сейчас ей захотелось покоя и утешения. Захотелось зайти и помолиться.

Гведолин еще раз огляделась вокруг и только тогда поняла, что неправильно. Она видела. Видела в темноте. Ступени, траву, дорогу… Не так хорошо, как днем, но достаточно, чтобы понять — у нее с собой не было никакого освещения, а в такой глухой деревне, конечно же, никто не будет зажигать уличные фонари на ночь. Здесь не столица. И храмовые узкие стрельчатые окна были темны…

Она ведьма, чему же удивляться? Кто знает, какие способности она еще приобрела, помимо управления огнем? И интересно… можно ли ведьмам посещать храм?

Вздохнув, Гведолин заплела косу и оправила юбку. Нашла маленький глиняный стакан, зачерпнула в него воды из каменной чаши возле входа. Только после этого толкнула толстую дверь. Дверь открылась без скрипа.

В храме и впрямь еще кто-то был. Тонкая свеча догорала возле большого резного деревянного панно с изображением Богини у родника. Сухонькая старушка сидела на стуле прямо под панно и быстро вязала — на спицах мелькали свечные блики. Разве ей достаточно света в ее-то возрасте?

— Кто тут? — кашлянула она, насторожилась, опустила вязание на колени.

— Всего лишь раба богини Воды, просто путница, проездом в вашей деревне, помолиться хочу… — И, спохватившись, добавила: — Благословенна Вода Пречистая в источнике мудрости ее… и вы, достойная жрица этого храма.

— Благословенна, — проскрипела в ответ старушка. — Да толико не жрица же я, деточка.

— А кто же?

— Просто смотрительница. Живу тут, при храме. Свечки катаю…

Гведолин замялась на пороге.

— А можно мне… войти?

— Можно, можно, отчего ж нельзя? В любое время дня аль ночи храм открыт для страждущих. Входи, смелее. Водицы набрала?

— Набрала, бабушка. Я знаю, как нужно. Не в первый раз.

Старушка тут же умолкла, снова уткнувшись в свое вязание. А ведь она даже головы не повернула в ее сторону. Так и сидела в одной позе. Понятно, догадалась Гведолин. Она слепая. Потому и свет ей не нужен — руки, повинуясь многолетней привычке, сами знают работу. Даже петли смогут пересчитать наощупь. Гведолин знала это, как никто другой — сама могла прясть с закрытыми глазами. Того, что с таким трудом и кровью вдалбливали с детства, так просто не забудешь.

Она тряхнула головой, прогоняя остатки мыслей. Она в храме Воды, а о чем думает? Подошла к резному панно, зажмурилась. Пересказала коротко про себя все свои нехитрые, но такие нужные просьбы. Перелила воду из стаканчика в большую чашу перед ликом богини. В Мерне они ходили в большой храм, где вместо чаши плескался целый фонтан со статуей богини в центре — из кувшина девушки лилась вода, разбиваясь о лазурную плитку.

Старушка-свечница прошамкала что-то губами. Голова ее окончательно свесилась на грудь, пальцы со спицами перестали мелькать. Заснула.

Не прощаясь, чтобы ее не будить, Гведолин вышла из храма. Стылый весенний воздух, перемешанный с запахом коровьего навоза, ударил в лицо.

Куда теперь? Возвращаться в трактир не хотелось — если Терри уже доиграл, пусть поднимется в комнату и увидит, что ее нет. Будет ли он ее искать? Или просто ляжет спать?

Размышляя, она обогнула храм, за которым начинался лес. И замерла, ощутив рядом чужую недобрую волю.

Нужно бежать. Гведолин подобрала подол платья, но было поздно. Ее поймали сзади за локти, заломили руки за спину. Незнакомый парень со свежим шрамом через скулу, поднял ей подбородок холодными пальцами, заставил смотреть ему в глаза.

— Не жрица, нет?

— Не-а, — сквозь зубы сплюнул еще один, вышедший из-за спины первого, со шрамом. — У жриц волосы острижены. А у этой — коса.

— И не из этой деревни девка, — гаркнули сзади, — я тут всех наперечет знаю.

Первый парень поцокал языком.

— М-да… Была бы из этой — отпустили бы, а то проблем с соседями не оберешься. А ты приезжая, значит. Проездом?

— Что вам нужно? — срывающимся от бессилия голосом выговорила Гведолин.

— Да… ничего особенного, пустячок, — вставил второй парень.

— Ничего такого, что у тебя при себе сейчас нет, — загоготал тот, что ссади.

Гведолин поняла. Конечно, а что она ожидала? Что они попросят вылечить раненного друга? Дура. Прав Терри. Надо было оставаться в трактире.

Дернулась, но разве вырвешься? Держали крепко. И их трое. Но все равно нужно кричать, звать на помощь, сопротивляться.

Она закричала, но голос тут же оборвался, когда рот ей заткнули вонючей мокрой тряпкой. Ее чуть не стошнило от запаха зловоний, на глазах выступили слезы.

Парень со шрамом, ухмыляясь, схватил ее за косу, прижал к стене храма, задрал юбку.

Да ведь он сейчас… Нет, нельзя думать об этом. Нужно вырваться, бежать. Она ведь ведьма, а их все боятся. Разве она не сможет ничего придумать?

Ей нужен огонь. Огонь. Найти огонь. Зажмурившись, Гведолин мысленно представила пламя, потянулась к нему. Увидела, почувствовала — маленький одинокий огонек трепыхался в храме. Видимо, все еще догорала забытая кем-то и совершенно ненужная старушке свечка. Огонек радостно вспыхнул, отзываясь на ее призыв. Но ведь… если она попытается его раздуть, разжечь… огонь перекинется на старушкино вязание — ближе всего, хорошо горит. А дальше займется деревянное панно. Еще чуть-чуть, еще немного, огонь лишь ждет ее команды.

Можно?

Нельзя. Загорится храм. Разве способна она поджечь храм Воды? Единственный храм в деревне. У людей не останется места, чтобы молиться, а внутри дремлет ничего не подозревающая свечница…

И Гведолин отпустила огонь. Стиснула зубы на вонючей тряпке, мысленно приказала огоньку потухнуть — тот послушался и растаял, захлебнувшись воском свечи.

Раздались грязные и пошлые выкрики дружков того, который со шрамом. Невольно распахнув глаза, Гведолин увидела, как он спустил штаны. Придвинулся ближе, схватил ее за плечи. И тут она, подпустив ухмыляющуюся сволочь поближе, со всей силы ударила его коленом в пах — ноги-то ей никто не держал. Сальная улыбочка вмиг слетела с худого лица. Парень хватанул ртом воздух и согнулся пополам.

И почти сразу Гведолин получила оплеуху от второго — по лицу, наотмашь. Глаза тут же заволокло туманом, в голове загудело. На подбородок потекло что-то влажное, горячее, стало трудно дышать. Выплюнуть бы сейчас кляп… Нужно выплюнуть, иначе она просто задохнется.

— Вот ведь, кошка драная! — переведя дух, хрипло каркнул парень со шрамом. — Она твоя, Рис. Давай, позабавься с ней, как ты это умеешь.

— Просил же, не называть имена, придурок! — ощерился второй. — А это, чтобы ты меньше трепыхалась, красавица.

Он с силой ударил Гведолин кулаком в живот. Воздуха и так не хватало, но теперь он закончился окончательно. Такой удар чрезвычайно болезненный, особенно, когда не ожидаешь и мышцы живота расслаблены. Она помнила, Терри иногда учил ее, как защищаться…

Терри… Где он сейчас, когда так нужен?

Внезапно тот, кто держал сзади, отчего-то разжал руки, и Гведолин без поддержки рухнула в придорожную слякоть. Послышалась ругань, мерзкий противный хруст, надсадные хрипы… А затем она услышала крик, настолько пронзительный, что у нее заложило уши. К крику присоединилась отчаянная мольба, кто-то верещал «помогите», а потом голос захлебнулся булькающим стоном.