— Еще лечить будут их, — сказала пожилая женщина, стоявшая совсем рядом с участковым инспектором.

Все услышали ее реплику, несмотря на то, что она не крикнула, а уронила негромко, как бы для себя одной. Но, видимо, выраженная женщиной мысль была общей, и когда она обрела звуковую, словесную форму, то на мгновение поразила толпу своей возмутительной парадоксальностью. Как можно лечить бандитов, которые приносили людям только смерть?! Толпа онемела от этого внезапного откровения и опомнилась только тогда, когда взревели моторы машин «скорой помощи».

— Расходитесь, товарищи! — громко обратился ко всем Пащенко. — Не мешайте, пожалуйста, нам работать.

Люди уже начали расходиться, когда со стороны кладбища на улицу вышли трое. Один шел впереди, понурясь, с заложенными за спину руками, двое других в милицейской форме сопровождали его с наганами в руках. Толпа в полном молчании следила за ними, готовая расступиться, когда человек в гражданском подошел к ней.

— Глянь, Генка, — послышался женский голос. — Достукался все-таки, белоглазая образина.

Рыба — это был он — вскинул было голову и тут же опустил ее, испугавшись, что люди увидят безысходный страх в его глазах. Конечно, Рыба понимал, что прощения ему не будет, что впереди у него только «вышка». А он-то думал, что сообразил хитрее всех, спрятавшись в склепе на кладбище. Надо было бежать дальше — до самого леса, где столько укромных мест и столько свободы. Все эти мысли пронеслись у Рыбы в те короткие мгновения, когда он шел через толпу, не видя ее, но почти физически ощущая гнетущую тяжесть беспощадного людского гнева.

— Ведите в дом, — приказал Пащенко милиционерам, когда они, поравнявшись с ним, придержали шаг.

— Еще один, — с удовольствием подвел итог кто-то в толпе, и она начала расходиться.

В глубине души Пащенко был доволен тем, что так много людей стало очевидцами событий. Скоро весь город будет знать о том, что с бандой покончено. Люди-то не догадываются, что взяты еще не всё бандиты. Что происходило в доме и где сейчас Азамат, жив ли, нет? Эти вопросы мучали Александра. До полного разгрома банды пока далеко…

Пащенко запрокинул лицо к светлеющему прямо на глазах небу. Что принесет им наступающий день? Знай капитан о трагедии, которая произошла ночью в городе, в особняке, и которая уже была зафиксирована в журнале происшествий дежурным по управлению милиции, он не тратил бы время на размышления, а уже мчался бы к себе в министерство.

Ягуар резко оступился и, потеряв равновесие, кубарем покатился вниз — на дно глубокого оврага. Смерть или свобода? Но у него не оставалось больше сил сделать еще хотя бы шаг. Прохладой росы окропила его потревоженная зелень. Он лежал неподвижно, и мысль, что сейчас, сию минуту, уже не нужно никуда бежать и думать, думать и думать о настигающей тебя смерти, удовлетворяла. Откинутая набок правая рука Ягуара цепко держала ручку пузатого саквояжа. Он не выпустил свою ношу даже во время падения.

Наконец, Ягуар сел, поставив саквояж между ног и прислушался к звукам проснувшегося только что леса. Он слышал частые и звонкие голоса птиц, легкий шелест разбуженных свежим утренним ветерком листьев, журчание ручейка, пробегавшего по дну балки, и еще много самых разных звуков, таких естественных в предлесье. И все это, не имеющее конца, обладало таким мощным запасом покоя, уверенности в неизменности всего сущего здесь, что Ягуар потянулся к природе, будто не было в нем той страшной и беспощадной сути, изначально враждебной и миру людей, и ему самому, как частице природы. Он испытывал такие же ощущения, как и в тот далекий день, когда, оставив под кустом Маринина и Долгова, пришел к своей пещере, к обретению полной свободы. И на этот раз он оказался умнее и удачливее остальных своих сообщников. Жаль, не повезло Хорьку — старинному дружку. Но что оставалось делать? Собаке, которая бежала за ними, нужна была кость, и кто виноват в том, что этой костью оказался Хорек. Впрочем, он уже и не нужен с его прошлым, настоящим, со всеми своими потрохами, а самое главное — с тем, что он может рассказать про него, Ягуара. Ведь жизнь продолжается, и лагерные связи, о которых знал и Хорек, теперь тоже принадлежат только ему, Ягуару. Нет, еще, в самом деле, не родился на него Шерлок Холмс. Сегодня надо уходить отсюда, а там как получится. Только вот не мешает хорошо отдохнуть, выспаться, подзакусить. Ночь была такая тяжелая, а утро еще тяжелее. Здесь его не найдет никто. Собаки след не возьмут, потому что кругом мокрота. Никто не знает об этом его убежище, никто! Предлесье менты, конечно, оцепили, и к лесу дороги тоже нет. Но там и делать нечего. А оцепление… Не первый раз уходить от облавы. Какое все-таки знатное тело было у той бабы! Эта совершенно неожиданная мысль развеселила Ягуара. Значит, он перестал уже бояться.

Резо, крадучись, шел по оврагу, густо заросшему невысокими деревьями и кустарником. Чем выше поднимался он по склону ручья, тем отвеснее становились склоны оврага. Вот Ягуар резко шагнул в сторону… Если бы кто-нибудь следил сейчас за ним, то наблюдателю показалось бы, что человек в овраге, подобно призраку, растворился в воздухе или в окружающей зелени. Но Ягуар не был призраком, и он не растворился, а нырнул в довольно широкое отверстие своего самого тайного логова. Он начал его рыть лет пятнадцать назад, на всякий случай готовя себе убежище, и закончил совсем недавно. Логово было довольно просторным с подстилкой из сухой травы, накрытой старым байковым одеялом.

Задерживаться здесь надолго он, конечно, не собирался. Раньше, правда, думал по-другому. Предполагался совсем иной исход отношений с бандой. Резо планировал, что они с Хорьком мирно расстанутся со своими сообщниками, поживут в этом логове несколько дней, а потом уйдут так же, как и пришли — сами по себе. Но так не вышло, однако это уже не важно. Если все обойдется, то завтра он будет уже далеко от этих мест.

Ягуар сел на подстилку, положил рядом с собой саквояж. Прямо у ног стояла плотно сплетенная корзина с крышкой.

Рука, державшая стакан водки, совсем не дрожала, и это окончательно успокоило Ягуара. Цедя сквозь зубы, он выпил водку, тряхнул стаканом, понюхал кусок копченой колбасы. Жорж щедро снабжал их с Хорьком самыми первосортными продуктами. Надо же было милицейской машине проезжать мимо дома в тот самый момент, когда они с Хорьком выбежали на дорогу? Ягуар и сейчас не мог бы точно сказать, что было первым у него тогда — мысль или действие. Скорее всего, они слились воедино. Когда он увидел в машине людей в милицейской форме и офицерские погоны, палец его уже нажимал на курок нагана. Ягуар отчетливо зафиксировал, как вскинулся на сидении офицер и тут же скользнул вниз и как схватился за руку шофер.

Хорек тоже стрелял из своего маузера и выронил пушку, дурак. От страха, наверное. Может, и к лучшему, что выронил. Но кто же тогда бежал за ними и стрелял, если Хорек доконал шофера. Выбеги они из дома минут на десять раньше или позже, и все было бы в порядке. Наверное, начальничек делал обычный объезд патрулей. Машина и не думала останавливаться возле домишки этой старой карги. Но уже ничего не вернешь. Раньше нельзя было уходить: Гоша, паразит, и Рыба так и не спускали глаз с саквояжа. А вот когда начался шухер… Этот парень уложил Гошу с первого же захода и выскочил из той комнаты со скамейкой в руках, как дикарь с дубиной. Хороший был момент уложить его на месте, но стрелять…

Кажется, Рыба успел-таки пырнуть парня ножом в бок или почудилось? Некогда было уже разглядывать что к чему. А все-таки пырнул, потому что парень уронил скамейку и схватился за бок. Заварушка началась что надо. Что там Жорж и Рыба сделали с Зойкой и Иваном? Порезали, наверное, потому что совсем озверели. Каждый спасал себя, ну и они с Хорьком тоже не забыли о себе: подхватили саквояжик — и ходу. Если бы не ментовская машина, все обошлось бы в самом лучшем виде. Сидели бы они сейчас здесь с Хорьком и попивали бы водочку, а так… Город, конечно, оцеплен, уйти будет трудно, но он не торопится.