Поражение кайзеровской Германии застало Курепу врасплох, но не надолго. В те времена о студенте-недоучке знал уже сам «таинственный полковник» Вальтер Николаи — руководитель немецкой разведки. Через доверенных людей Николаи дал Курепе приказ: возвратиться в Германию, жить на установленную ему пенсию, ждать дальнейших распоряжений.

Дальнейшие распоряжения не замедлили последовать с приходом к власти Гитлера. О Курепе не забыли. Он побывал на Балканах, в Чехословакии, Франции, Турции. Менялись его имена, профессии, которыми он якобы занимался, страны, в которых он жил. Не менялось одно — всюду, куда попадал Курепа, сын лавочника из-под Кленова, он приносил с собой измену, преступления, смерть. Путь предателя отмечался кровью. Кровью пассажиров, сброшенных под откос поездов. Кровью рабочих, погибших при взрывах на военных заводах. Кровью лётчиков, чьи самолеты внезапно разваливались на высоте в тысячу метров над землёй. Кровью прогрессивных политических деятелей, убитых из-за угла.

Когда Германия напала на СССР, Курепа вернулся в город, давно переставший быть для него родным. Здесь он стал одним из крупных секретных работников гестапо. Не многие знали, что он занимается организацией сети мелких и крупных провокаторов для борьбы с партизанами, поддерживает непосредственную связь с украинскими националистами.

...И вот теперь, из-за нелепой гибели самолёта, из-за того, что не удалось вовремя прикончить лётчика, пришла пора расплаты за всё. Сведения, собранные в папке, были точны и неумолимы, как обвинительное заключение. Курепа ещё и ещё раз перечитывал их, а толстый человек в штатском, не отрываясь, смотрел на него, спокойно посасывая сигару.

Однако постепенно Курепа начал успокаиваться и более хладнокровно обдумывать своё положение.

Зачем его вызвали? Чего от него хотят? Если бы его собирались судить, то не стали бы разговаривать, а этот неизвестный субъект упомянул о «дальнейшей беседе». Военный суд короток, — это Курепа знал на множестве примеров. Нет, здесь что-то другое. Надо только узнать — что? Узнать и не промахнуться.

— Я прочёл, — коротко сказал Курепа, возвращая папку.

— Тогда мы начнём говорить. Я могу дать вам послушать радио и просмотреть газеты. Вы убедитесь, что игра ваших хозяев проиграна. С ними не стоит больше связываться. А я вам предложу новый бизнес, гораздо более выгодный, чем тот, который вы имели до сих пор.

— Ну? — Курепа стал догадываться, в чём дело, и наглел.

— В Кленове у вас за последнее время появились широкие связи. Скоро этот город будет взят русскими. Как только его возьмут, вы поедете туда и проверите, кто из ваших старых знакомых остался на месте, выберете людей, на которых можно положиться.

Курепа ухмыльнулся:

— Хотите иметь возможность делать пакости вашим нынешним союзникам?

— Вы умный человек и понимаете, что война с Гитлером — ошибка. Но раз ошибка сделана, её надо исправлять, пока не поздно. Западная Украина много лет была пистолетом, направленным в грудь Киеву и Москве. С Западной Украины начинал свой путь со Лжедмитрием гетман Жолкевский. Оттуда наступали армии Гинденбурга и Пилсудского. Оттуда посылал в Советскую Россию своих агентов небезызвестный вам митрополит Шептицкий...

— Вы, я вижу, не плохо осведомлены в русской истории, — вставил Курепа.

— Конечно, — кивнул, не прерывая своей речи, лысый, обрюзгший человек. — Кленов всего два года был советским. Там остались люди, которые могут быть нам полезны: есть колеблющиеся, есть прямо недовольные советской властью, есть скомпрометировавшие себя сотрудничеством с фашистами и боящиеся советского суда. Таких, кого не найти дальше к востоку, вы встретите в Кленове. Ваша задача — привлечь их к себе. Вот почему, я говорю откровенно, вы нам нужны. Так согласны?

— Мне надо подумать.

Курепа кривил душой. Долго думать он не собирался. Чем, в конце концов, новые хозяева хуже старых? Платить они будут больше, если этот тип не врёт. Они смогут обеспечить будущее Курепе. Не так уж плохо скопить денег и открыть свой бар где-нибудь в штатах. Сразу соглашаться, однако, не следует. Надо набить себе цену.

— Окончательный ответ я дам послезавтра.

— Не возражаю. Хочу только добавить одно. Вы достаточно опытны в этих делах и понимаете, что мы примем меры, которые обезопасят нас от какой-нибудь вашей выходки там, на советской территории.

Курепа молча кивнул головой.

...Вот какой путь совершил невысокий, приземистый длиннорукий человек, одетый в элегантный коричневый костюм, прежде чем высадиться ранней осенью 1944 года в советском порту с документами представителя ЮНРРА[44].

Пароход прибыл утром. В полдень дверь одного иностранного консульства захлопнулась за этим человеком.

Четырнадцатью часами позже — около двух часов ночи — тёмная фигура появилась в глубине консульского сада. Вокруг было тихо. Город спал. Только из порта доносился неумолчный грохот лебёдок, да где-то вдалеке протяжно и печально прогудел паровоз.

Человек перебросил солдатский вещевой мешок через невысокую решётку ограды, осмотрелся ещё раз и быстрым движением перелез через ограду, тяжело спрыгнув на тротуар. Улица была всё так же пустынна и тиха. Широкими, небыстрыми шагами неизвестный направился к вокзалу. Он не торопился — поезд в Кленов уходил через час.

Всё было так, как ему говорили. Вот с перекрёстка начинается улица Елижбеты. Маленькая, кривая, она пустынна. Тёмные дома средневековой постройки закрывают её от солнца. Верхние этажи нависают над нижними, и от этого на улице даже летом всегда царит сырой полумрак. Улица похожа на глубокое, мрачное ущелье. Это впечатление усиливается зелёными пятнами плесени, лежащими на стенах, затхлым запахом, тянущимся из открытых отдушин подвалов.

Днём отсюда не видно солнца, а ночью, наверно, звёзд. Хорошо, что хоть фонари есть — такие же старые, как сама улица, покосившиеся.

...Первый от угла фонарь, второй, третий...

Здесь к Дасько должен подойти мужчина в зелёной шляпе и сказать...

— Я прошу извинения, который час?

Дасько даже вздрогнул от неожиданности. Чёрт возьми, откуда взялся этот субъект! Должно быть, прятался где-то в подворотне. И вышел оттуда тихо, незаметно, как выползает мокрица...

— На моих часах ровно двадцать одна минута пятого.

— Я ещё раз прошу извинить меня, а у вас верные часы?

— Да. Я купил их перед войной. Они отстают не больше чем на тридцать секунд в сутки.

— Значит, я могу поставить свои часы по вашим?

— Да, и не ошибётесь.

Дасько протянул незнакомцу руку.

— Рад встретиться с вами, Денис Кундюк. Вы попрежнему живёте на улице Льва? Как ваша жена и сыновья? Ведь сыновей у вас трое, не так ли? Их зовут Юрко, Кость и Михайло. Жена хорошо перенесла тяжёлые военные годы? Ей было трудно, наверно, она же урождённая пани Свидзинская и привыкла к роскоши. Именно из-за неё вы решились в 1935 году на растрату. Так, кажется, вы объясняли следователю криминальной полиции на допросе?

Это был излюбленный приём Дасько — с первой же минуты ошеломить подчинённого, показать, что о нём известно всё, что Дасько держит его в руках. Как правило, этот приём действовал успешно, но на Кундюка не произвёл особенного впечатления. Кундюк тряхнул головой, отгоняя непрошенные воспоминания, и сердито ответил:

— Бросьте. Это дешёвый эффект. Я знаю, что вы скажете дальше. В тюрьме я стал провокатором, выдал пять коммунистов. Потом работал в «двуйке» — контрразведке Пилсудского, и тоже выдавал коммунистов. Пришли фашисты, — стал служить в гестапо. И поэтому теперь я должен выполнять все ваши приказания, иначе вы сообщите обо мне советским властям и меня будут судить как военного преступника.

— Вот именно, — не без удовольствия в голосе, с ехидной ласковостью подтвердил Дасько. — Как видите, эта короткая беседа не прошла без пользы для вас. Со своей стороны могу сказать, что вы очень понятливы и хорошо ориентируетесь в обстановке.