В приподнятом настроении Вернер совершил свою обычную утреннюю прогулку (всякий раз тем же маршрутом) по тихим тенистым улочкам дачного поселка. Воздух был чист, прозрачен, майское солнце мягко пригревало сквозь молодую листву. Поигрывая тонкой тростью, он шел неторопливо, размеренно дыша в такт шагам, и прикидывал, как наилучшим образом организовать тайное наблюдение за Хосе. Нет, размышлял он, самому С-2 ходить по пятам за Хосе нельзя — может угодить под контрнаблюдение охранников: несомненно, Хосе сопровождают агенты, когда он отправляется на конспиративные свидания. Я подключу для этого новых людей из бюро «Ф», которых мне, безусловно, выделят, а С-2 лишь даст им наводку. Только так, только так… Тем более что выявление ИКСа — дело долгое и непростое: ведь искать его придется среди множества людей, с кем так или иначе контактирует Хосе. Задачка сложная, думал он, хмурясь…

Но когда Эссен вернулся в дом, он был полон уверенности в успехе, ибо у него уже созрела интересная идея. И оттого, что его осенило, и оттого, что это прекрасное весеннее утро одарило его столь важными и приятными известиями, Вернер ощущал подъем духа. Повесив на крючки трость и шляпу, мурлыкая легкую мелодию, чему удивился сам, усмехнувшись, он энергично прошел к телефону, намереваясь позвонить своему радисту, дабы справиться, не поступала ли сегодняшней ночью шифровка из Берлина.

Едва протянув руку к молчащему аппарату, Эссен вздрогнул — так оглушающе резок был звонок междугородной. И то, что он услышал, сразу повергло его в смятение. Он не поверил. Попросил Гнома повторить. Выслушал еще раз и велел ему немедленно приехать.

Сообщение об аресте Шардона-Ришара и связника Хосе ошеломило Эссена… Что это? Как могло случиться? А причина ареста? Что же теперь делать?! Он предвидел, что противник, уже зная о провале и слежке, будет хитрить, совершать внезапные ходы, чтобы ускользнуть от наблюдения, конспирируя пере стройку связей, и резидент был готов к контрмерам. Но такое не отвечало логике событий, выпадало из расчетов Эссена.

Что это, в растерянности думал он, случайность? Или швейцарская служба безопасности давно ведет слежку — и вот итог? Кого они взяли «на крючок» — связника или ревизора? Если швейцарские агенты подцепили Шардона, то почему мы этого не видели? Мои люди не могли не заметить — невидимок не существует. Выходит, «на крючке» был связник Хосе. Почему? Возможно ли это? А почему бы нет? А если у них, предположим, давно под контролем Хосе и они проследили его встречу с Шардоном в женевском парке? Нет, если бы Хосе давно был на подозрении, они вышли бы на радиоквартиру Зигфрида, возможно, раньше нас — через Эмиля. Значит, наблюдение ими установлено только в последние дни… Кто же все-таки из троих был взят «на крючок» — связник, Шардон или Хосе? Ах, как скверно!..

Непрерывный пронзительный звонок спутал мысли. Эссен подскочил к телефону, схватил трубку, предчувствуя, что не услышит ничего хорошего. Вызывала Женева. Он ждал, гадая, кто бы это мог быть. Когда в трубке раздался приглушенный расстоянием женский голос, он понял, что говорит Сюззи. Голос был высокий, дрожал. На ее призывные «Алло! Алло!» он поспешно и громко прокричал: «Я вас слушаю, я вас слушаю, мадам Дижон!» Оказывается, ушедший утром из «Централь-Бельвю» Жан Шардон обратно не вернулся, но, хотя он не выписался из отеля, его номер занял новый постоялец. Сюззи видела, как по коридору в сопровождении администратора гостиницы проследовали двое незнакомых мужчин, открыли комнату Шардона и вошли туда. Пробыли там минут десять, вынесли чемодан — похоже, был обыск. Сейчас один из незнакомцев в номере, второй сидит в холле гостиницы.

Не объясняя причины, Эссен приказал Сюззи немедленно покинуть «Централь-Бельвю» и вы ехать к нему, но чтобы позади, сказал он, все было чисто!

Положив трубку, он заметил, что у него дрожат пальцы. Он закурил крепкую сигару и стал ходить по комнате. Нужны срочные контрмеры! Ясно, что, схватив ревизора с поличным, швейцарцы поведут расследование и постараются взять под наблюдение всех, с кем он соприкасался. Шардон, конечно, будет молчать, но, если слежка за ним установлена раньше ареста, они могли засечь его посещения виллы Кинкелей, прогулки с мадам Дижон, встречу с Хосе и, наконец, даже наши «хвосты» за Шардоном. Если так, это очень опасно! Разумнее исходить из худшего и действовать, действовать сию минуту! Итак, сегодня же демонтировать и вывезти с виллы аппаратуру; Кинкелей вместе с дочерью убрать из города, лучше сегодня же ночью — этим займутся Адам и Гейнц. А Сюззи надо отправить в Женеву, пусть посидит дома. Запретить С-2 контактировать с Хосе — только наблюдать. Ход операции временно приостановить. Выждать до тех пор, пока не прояснятся последствия ареста Шардона-Ришара.

Справа от выхода из Пайернского вокзала Вера Сергеевна увидела газетный киоск и подошла к нему. Поставила на асфальт большую хозяйственную сумку, набитую сладостями и фруктами, и, взглянув на свои ручные часики, с удовлетворением прерывисто вздохнула: не опоздала, почти двадцать минут в запасе. Ей велено прибыть сюда к девятнадцати часам и ждать Магду. Сегодня они обещают отдать Эрику. Боже, только бы все прошло хорошо!

Днем, около пяти, немка позвонила по междугородной (неизвестно откуда, так как агенты в подвале, как всегда, сами приняли вызов телефонистки) и дала понять Вере Сергеевне, что сегодня они вдвоем поедут за Эрикой, назначила время и место встречи, велела быть в пути осторожной и, кроме того, приказала надеть платье потемней и обязательно шляпу с вуалью. Вере Сергеевне был ясен смысл этих указаний, и на вопрос Магды, все ли ей понятно, ответила, что да, все понимает.

Наскоро собравшись и сложив в сумку любимые Эрикины сладости и фрукты, мадам Кинкель помчалась на вокзал. Взволнованная до слабости в ногах, она боялась, что пропустит ближайший бернский поезд и тогда может опоздать к условленному часу. Ведь чтобы попасть в Пайерн — месту встречи, ей необходимо сделать пересадку во Фрибуре. К тому же надо было успеть позвонить по данному ей Шардоном телефону, а времени оставалось очень немного. Но, слава богу, все обошлось!

На вокзале, купив билет, Вера Сергеевна вошла в будку автомата, плотно прикрыла дверь и набрала нужный номер. Когда в трубке раздался мужской голос, попросила позвать к телефону мсье Пьера.

— Я вас слушаю, — ответил приятный баритон.

— Мсье Пьер, — торопливо произнесла мадам Кинкель, — я звоню по поручению мсье Жана, нахожусь на Лозаннском вокзале.

— Да, я понял, слушаю, слушаю вас!

— У меня мало времени до отхода поезда — несколько слов. Моя приятельница позвонила около пяти часов. Мы поедем за моей дочерью. Приятельница будет ждать меня на вокзале в Пайерне, возле газетного киоска, в девятнадцать часов. Я сейчас еду в Пайерн с пересадкой во Фрибуре.

— Мне все ясно. Как вы одеты?

— Как я одета? — с удивлением переспросила Вера Сергеевна, бросив взгляд на свое платье и машинально коснувшись пальцами шляпки: от волнения она не сразу поняла, о чем идет речь. — Ах, да, простите, мсье Пьер! На мне платье темно-зеленого тона, шляпка с черной вуалью, волосы на затылке собраны в узел и заколоты шпильками. Да! Еще в руках большая хозяйственная сумка с карманчиками, цвет коричневый. Что еще?..

— Вполне достаточно, мадам. Я вас уже вижу: у меня есть ваше фото, но это тоже нам очень поможет, благодарю вас! И, прошу вас, не волнуйтесь, поезжай те спокойно: мы будем с вами рядом, но, я гарантирую, ваша подруга ничего не заметит. Все будет в порядке, не беспокойтесь!

До города Пайерн госпожа Кинкель добралась благополучно: поезда курсировали без задержек, с пересадкой во Фрибуре она управилась быстро и приехала к сроку. И теперь, стоя возле газетного киоска в шляпке с опущенной на лицо вуалью, Вера Сергеевна озиралась, выискивая в привокзальной круговерти людей и машин белокурую голову Магды. Немка не сказала, каким транспортом она прибудет — автомобилем или поездом, — поэтому Вера Сергеевна попеременно посматривала и на распахнутые вокзальные двери, и на подкатывающие автобусы и лимузины. Сквозь сетку вуали виделось хуже, но она не смела поднять ее, нарушив предписанные условия. От волнения ладони потели, приходилось вытирать их платком. Майское солнце сильно прогрело воздух, и полнеющая госпожа Кинкель в своем темно-зеленом платье с узким вырезом на груди и длинными рукава ми ощущала на коже влажную испарину. Выполняя требование Магды, дабы еще больше изменить внешность, она заколола свои русые локоны шпильками на затылке. Издали даже знакомым, наверное, трудно ее узнать. «Господи, а как же наблюдение? — испуганно спохватилась она. — Ведь люди Хосе должны узнать меня! Что, если они меня потеряли? На фото, которое взял Шардон, я выгляжу совсем иначе».