— Ты настоящий ягуар, — заметил Пауль.

Голос и глаза его были спокойны, по-деловому строги.

— О-о-о-о! — восторженно поддержал его Генрих. — Еще секунда — и он перегрыз бы мне горло. Если бы не ты, Пауль, я так и не увидел бы победы великой Германии.

— Настоящий ягуар, — повторил Пауль. — Ловкий, сильный, злой, как истинный хищник. Если бы мы не успели стукнуть тебя по голове, ты изрешетил бы нас из автомата, как фанерные мишени. Давай поговорим?

— Поговорим, — с готовностью согласился Павел. — Только я не знаю, что вы от меня хотите и откуда вы столько знаете обо мне.

Пауль усмехнулся, переглянувшись с Генрихом.

Этот «русский» все больше и больше нравился ему.

— Если ты хорошо подумаешь, то и сам ответишь на свои же вопросы.

— Догадываюсь, кто мог рассказать обо мне. А вот какой вам от меня толк, не знаю. Я на абвер не рассчитывал.

— Мало ли, на что мы рассчитываем, — холодно бросил Пауль.

— Кто спорит, — с готовностью согласился Павел и только в этот момент вспомнил об оставленных в лесу Долгове и Маринине.

— Ты один ушел в лес? — спросил Пауль, словно угадав ход мысли Кикнадзе.

— Со мной еще двое. Они далеко отсюда и ничего не знают об этой пещере. Их можно убрать, теперь они мне не нужны.

— Нет! — резко возразил Пауль. И эти нужны, но о нас — ни слова. Приведешь их сюда. Похоже, ты уже понял, как мы оказались здесь и почему ждали именно тебя, не правда ли?

— Я понял, как все получилось.

— Гут, — кивнул Пауль. — Сейчас ты сядешь и напишешь о себе, своих близких, друзьях, о частях, в которых ты служил, своих командирах, сослуживцах; об этих двоих, о войсках, которые стоят на Терском рубеже — что ты о них слышал и знаешь. Пиши очень подробно. Вот тебе бумага, карандаш. На нас не обращай внимания, считай, что ты здесь один. Особенно подробно опиши село, где стоит твой бывший полк, где находятся улицы, стоят дома, бывают патрули, выходы к дороге тоже опиши подробно.

Павел писал и думал: что абверовцы могли знать о нем? Только то, что было у него до войны, даже до призыва в армию. Об остальном никто не может рассказать им, кроме него самого… Он и умолчал о том, что досрочно получил звание сержанта и за что именно, что чуть было не стал взводным… Он предпочитал писать о другом и о других. Рука его выводила карандашом на бумаге неровные строчки, а мысли метались между множеством догадок и предложений, пытаясь все-таки вычислить, чем он, Кикнадзе, простой дезертир, может быть полезен абверовцам. В том, что Генрих и Пауль проникли в тыл советских войск для выполнения диверсионного задания, Павел не сомневался. Не ошибиться б на будущее…

На всякий случай Павел решил быть не особенно откровенным. Кто знает, как сложатся дела дальше и к кому попадет этот отчет. Поменьше о своих взглядах, убеждениях, целях на будущее. Они хорошо знают его уголовное прошлое, этой линии и надо придерживаться, хватит с них. Правда, готовясь к дезертирству, он не собирался осторожничать с фашистами, если бы попал к ним, но все получилось так неожиданно, и поэтому не надо спешить. Но Павел внес все-таки в свой отчет антисоветскую струйку.

Пауль внимательно прочитал написанное Кикнадзе, потом приказал ему расписаться под своими записями, поставить дату и набросать еще расписку в том, что он, дезертировав из рядов Красной Армии, добровольно выражает желание стать агентом абвера по кличке «Ягуар» и обязуется… Дальше шел длинный перечень обязательств, за невыполнение каждого из которых полагалась только смерть.

Павел горько усмехался про себя. Он-то думал, что обхитрит абверовцев и останется чистым уголовником.

— Все, — подытожил Пауль, принимая от нового агента абвера расписку. — Со временем и твои показания, и эта расписка окажутся в Берлине. А мы пока сообщим по рации о твоем согласии работать на нас и воевать вместе с нами во имя процветания тысячелетнего рейха. Теперь и ты, Ягуар, приобщен к выполнению исторической задачи — созданию мировой империи. Ты должен гордиться этим, Ягуар, благодарить свою счастливую судьбу за то, что она свела тебя именно с нами.

— Я очень рад, — искренне ответил Павел, — и верю, что вы поможете мне вернуть мое место в жизни, на которое я имею право с рождения. Я готов на все, только приказывайте.

— Хайль Гитлер! — внезапно выкрикнул Пауль, резко вскочив на ноги.

— Хайль! — крикнул Генрих.

— Хайль! — не очень громко сказал и Павел.

Пауль довольно похлопал Ягуара по плечу.

— Нам известно, что ты хотел отсидеться здесь или в ближайшем ущелье до прихода наших войск, — снова заговорил Пауль.

— А разве нельзя? — насторожился сразу Павел.

— Но ты уже агент абвера. С чем ты встретишь своих освободителей от коммунистического рабства? С двумя такими же, как и ты, дезертирами? — Голос Пауля от слова к слову становился все суше и суше, утрачивая нотки дружеского расположения. — Надо работать, Ягуар, чтобы наши парни как можно скорее пришли сюда.

— Что я должен делать?

— От известного тебе человека мы узнали, что недалеко отсюда… — и Пауль подробно объяснил Ягуару, что он должен делать в ближайшее время.

— Но зачем для выполнения этого мне нужны те трое? — с изумлением воскликнул Павел. Лишняя обуза!

— Нет, — качнул головой Пауль, — это не обуза, а дело. Ты должен доказать, что достоин нашего доверия и доказать на деле, а не на словах.

Пауль помолчал. «Лейтенант» внимательно следил за разговором своего старшего с «русским».

— Слушай меня внимательно, — продолжал Пауль. — Представь себе: вы пробираетесь в Орджоникидзе, где сколько хочешь уголовников, готовых пойти за каждым, если он сумеет организовать их и нацелить на дела, которые обеспечат им приятное существование. Что нужно уголовникам? Деньги, выпивка, женщины, возможность пустить пыль в глаза и, разумеется, ощущение своей безнаказанности, то есть безопасности. Мы думаем, ты способен и организовать уголовников, и дать им, что нужно. И тогда они по твоему приказу будут всегда готовы грабить и убивать, убивать и грабить. Кроме того, в Орджоникидзе есть люди, недовольные Советской властью — из тех, кого в вашей стране называют бывшими эксплуататорами. Не все же они смирились с потерей своих богатств, власти, положения… Ты организуешь в городе большую группу мстителей и начнешь терроризировать население, стараясь создать там атмосферу паники, хаоса, страха. И ты пока негласный хозяин города: перед тобой трепещут, твоей кары боятся. Разве это не помощь нашим доблестным войскам, которые вот-вот возьмут Орджоникидзе?

— Это так, — неуверенно обронил Кикнадзе, — но пробраться в город сейчас очень трудно. Недавно старшина посылал меня туда в однодневную командировку насчет нового обмундирования. На дороге сплошные проверки документов, грузов, о городе и говорить не приходится. Да и связей у меня там никаких нет…

Кикнадзе врал: старшина не посылал его в город, а все, что он говорил по поводу проверок на дороге, было известно ему по рассказам тех, кто бывал в городе.

— Ты хитришь, — почти зло бросил Пауль. — Разве мы с Генрихом рассчитывали, что нас будут встречать в вашем тылу с хлебом-солью? Ты хочешь быть агентом абвера и ничем не рисковать? Так не бывает, Ягуар, запомни.

Пауль уставился в Кикнадзе цепким, немигающим взглядом, словно боясь пропустить малейшее изменение в лице Ягуара.

— Да, но…, — начал было тот, но Пауль прервал его.

— Вижу, тебя беспокоит вопрос: зачем организовывать в Орджоникидзе группу мстителей, если город станет нашим? Отвечаю: затем, чтобы к нашему приходу в городе были люди, доказавшие верность нам. Чтобы это были наши единомышленники. Мы даем тебе такой шанс. Ты должен точно выполнять все мои приказы. Сидите здесь и ждите нашего сигнала. Как только услышишь у входа в пещеру крик совы, знай — мы вызываем тебя. Ты меня понимаешь?

Павел кивнул. Пока такое предложение ничего не меняло в его планах и устраивало его, за исключением одного обстоятельства, которое не нравилось Павлу, но избежать которого он был не в силах.