Запись от 16 февраля: «Американские ученые обратились к президенту Джонсону с призывом немедленно прекратить применение газов и других химических средств в войне во Вьетнаме. Считаю, что подобные действия любого государства никогда не улучшат нашу жизнь на Земле».

Запись от 2 июня: «В прошлом месяце министр иностранных дел Великобритании Джордж Браун побывал в Советском Союзе. У меня почему-то только сейчас появилась надежда на возможное наше освобождение. Должны же быть когда-то неожиданные перемены к лучшему!»

Запись от 7 сентября 1968 года была последней в дневнике: «В ответ на необдуманное вступление советских войск в Чехословакию Великобритания предприняла вполне справедливо демонстративные меры по ограничению двусторонних англо-советских отношений, прекращаются обмен визитами и все контакты, носящие политический оттенок Здесь, в Лондоне, развернулась сейчас антисоветская пропагандистская кампания, открыто проводятся недружественные действия. Во всем мире отношения к СССР уже изменилось, и после таких событий я оставляю теперь всякую надежду о возможности нашего досрочного освобождения».

Только после того как в МИДе Великобритании ознакомились с информацией советского посольства о предстоящем увеличении срока наказания Д. Бруку за его неправильное поведение в советской тюрьме, англичане снова пошли на переговоры о возможности обмена Крогеров на Брука. Началась опять длительная бесплодная переписка двух дипломатических ведомств, обещавшая затянуться на целый год. Видя это, советская сторона предложила англичанам в дополнение к Бруку освободить из тюрьмы еще двух их соотечественников, отбывавших наказание за контрабанду наркотиков. На этих условиях британская сторона сразу же согласилась произвести обмен.

Узнав об этом, лондонские газеты стали писать о Питере и Хелен Крогер как о двух крупных шпионах с большим опытом и стажем. Что достигнутое соглашение об их обмене на Брука и двух каких-то уголовников далеко не равноценно, что это не может не вызывать возмущения. Что не в интересах Англии отдавать «крупных акул» за «кильку».

Договоренность о досрочном освобождении Крогеров расценивалась журналистами Англии как серьезная победа советской стороны.

Когда в лондонской прессе появилось множество публикаций об обмене Крогеров на трех английских подданных, заключенные особо охраняемого блока были так счастливы за Питера, как будто речь шла об их собственном освобождении. Договорившись между собой, они обратились к администрации Паркхерста с беспрецедентной просьбой — разрешить им устроить прощальный ужин для человека, который делился с ними последней коркой хлеба, был прекрасным другом и добрым советчиком. Начальник тюрьмы, внимательно выслушав их, на свой страх и риск впервые в истории британских тюрем разрешил провести это мероприятие так, как они этого хотели. После этого заключенные спецблока начали экономить продукты из своего скудного пайка, а на деньги, заработанные в цехе по пошиву почтовых мешков, купили недостающее в тюремной лавке, накануне прощального ужина заказали в столовой испечь сладкий пирог.

И вот наконец наступил этот день. Под присмотром большого количества вооруженных надзирателей они сели за «банкетный стол», на котором чего только не было — и свежие помидоры, и огурцы, и свекла, и лук — все это было выращено Питером на тюремном огородике. Были и жареные цыплята, и пирог, и торт. Перед каждым заключенным на столе лежала карточка с его именем и тюремной кличкой — Хэсси, Гуди, Рой, Джон, Висби, Билли, Уолли, Антони, Чарли, Уильям, Томас и главарь банды Рейнолдс. Питера они усадили во главе стола. На стене, над стулом «именинника» повесили самодельный красный флаг, вручную сделанный Антони, в центре стола установили нарисованный художником — заключенным Хэсси портрет самого «дона Педро». Все было в этот вечер — и тосты, и глубоко прочувствованные речи — все, как в фешенебельном ресторане: узники особо охраняемого блока тюрьмы копировали обычаи высшего света Англии и явно забавлялись курьезностью всего происходящего. Вместе пели песню в «Далекий путь до Типперэри», затем по просьбе друзей «дон Педро», несмотря на свои почти шестьдесят лет, исполнил любимый им танец из фильма «Грек Зорба».

Перед тем как завершиться «торжеству», знаменитый налетчик на почтовый вагон, главарь банды Рейнолдс от имени товарищей подарил, как он выразился тогда, столь же знаменитому «польскому» шпиону «дону Педро» большого плюшевого медведя,[386] изготовленного сокамерниками, и вручил ему на память о совместном пребывании в Паркхерсте пластинку с записью музыкальных произведений Микиса Теодоракиса к фильму «Грек Зорба», а также книгу «Оксфордская антология английской поэзии» с автографами всех шестнадцати узников спецблока.

На другой день Питера навестили сотрудники английской службы безопасности и стали в который раз уговаривать его остаться в Англии.

После восьми лет заключения в разных тюрьмах Великобритании Питер уже привык к подобным визитам: английская МИ-5 продолжала периодически прощупывать, не согласится ли он сотрудничать с ней.

Перед самым отъездом из тюрьмы Паркхерст на острове Уайт появились два «бывших поляка», выдававших себя за бизнесменов. Они сообщили Питеру, что недавно находились по своим коммерческим делам в Польше и убедились, что жизнь там очень бедная и тяжелая, и потому возвращаться туда на старости лет не стоит. Питер сразу понял, откуда дует ветер и что это были за люди, и, раздражаясь от примитивных, шаблонных приемов психологической обработки и неуклюжих попыток склонить его к невозвращению, дал им решительный отпор:

— Прошу вас, господа, не тревожиться обо мне! И тем более не заботиться о моей старости! Неужели вы еще не убедились, что в наши планы никогда не входило оставаться в Англии!

— А кого это вы имели в виду, употребив слово «наши»? — наморщив лоб, с угрозой спросил начальник тюрьмы.

Питер посмотрел на него с недоумением: «Как кого?»

— Себя и свою супругу.

— Я надеюсь, мистер Крогер, что вы теперь оставите ее в покое, — цинично улыбаясь, заметил тот. — Вчера мне сообщили из Уайтхолла, что она намерена в отличие от вас не возвращаться в Польшу.

Питер медленно перевел мрачный взгляд на «бизнесменов-поляков». Его измученный мозг представил вдруг, что они, побывав уже у нее и выдавая желаемое за действительное, сказали ей то же самое от его имени. Сдерживая эмоции, он снова повернулся к начальнику тюрьмы и спокойно ответил:

— Я твердо верю, что моя супруга никогда не станет покупать свободу ценою измены. Надеюсь, ей уже сообщили, что нас собираются обменять на трех английских граждан? Или от нее это все еще скрывают?

— Об этом мне, мистер Крогер, ничего неизвестно, — слукавил начальник тюрьмы.

— Ну хорошо, не будем терять время. Мне сказали, что сегодня после обеда меня повезут в Лондон. А для этого надо ведь еще собраться…

— Вы хотите, чтобы мы оставили вас в покое?

— Понимайте как хотите.

— Вот как?! Но мы еще должны попрощаться с вами. И скорее всего это произойдет не сегодня, а завтра…

Питер посмотрел на него со скорбным чувством: «Вот те раз!»

— Да, да, мистер Крогер. Не сегодня, а завтра. Так что возвращайтесь пока в камеру. Но не в свою групповую, а в другую — более теплую и уютную.

— Спасибо, что вы делаете для меня такую услугу.

21 октября 1969 года Питера уже одного, а не со всеми заключенными повели на завтрак. Также одного его сопроводили в душ и на медицинский контроль, который продолжался больше часа.

— Но почему меня подвергают такому строгому медицинскому осмотру? — забеспокоился Питер, озабоченно глядя на тюремного врача. — Уж не хотят ли мне продлить срок пребывания?

Эскулап, улыбнувшись ему, шепнул:

— Мы должны убедиться, мистер Крогер, что передаем вас польской стороне целым и невредимым, то есть вполне здоровым человеком, о чем и будет сделана соответствующая отметка в ваших документах.