Стоило барону выпустить ее из пальцев, как столб пламени взвился в потолок, запахло сухим песком и йодом. Барон стремительно подхватил падающую фигурку.

– Мда, – сказал он сам себе, озираясь, – Попили пивка.

Чтобы застегнуть пряжки ремней, ему пришлось повозиться, но наконец, он привел свою сбрую в порядок, наклонился, сжимая фигурку в ладони, и потащил шорты наверх. Застегнул ширинку, снова заметил фигурку, повертел ее в пальцах и отбросил в кучу мусора, сплюнул на пол. В половицах медленно начала образовываться дыра, от которой пошел дымок.

– Умеют они обращаться, – раздраженно пробормотал он, закрывая за собой дверь из комнаты.

Хороший секс – это когда покурить выходят соседи. За стеной секс всегда был такой, что покурить выходил весь третий этаж. Иногда за ним тянулся четвертый. Удивительно, что не вся Герадештрассе. Кто жил в застенье, Ларс не знал. Он даже не знал, мужчина там живет или женщина, или может супружеская пара, если такой секс после свадьбы еще возможен. Квартира находилась в соседнем подъезде. Словечко «застенье» Ларс придумал сам, потому что… Это фантастика.

Не спасало и то, что стена, за которой располагалось застенье, была несущей. А это на два кирпича больше, чем аналогичная стена в той же секции. Это Ларс Фогель, как архитектор, мог утверждать уверенно. С определенной долей вероятности можно было думать, что в плане квартира симметрично отражала его собственную. Но все это было неважно. Важно было то действие, которое хороший секс в застенье оказывал на Ларса Фогеля, архитектора и одинокого мужчину. Неудивительное, в общем-то, действие… Странным образом соседи с другой стороны тоже не спешили жаловаться в полицию.

Сначала Фогель начал отжиматься. Когда количество подходов стало отнимать слишком много времени, он стал ставить ноги на скамейку. Через некоторое время он обнаружил, что рубашки стали тесны. Густав Мерц, сматывая сантиметровую ленту, поставил в известность, и зеркало подтвердило, что грудная клетка раздалась и руки стали объемнее. Успех у женщин стал более явным. Но ни одна их девушек, которые попадали в его квартиру, не стонала так, как неизвестный обитатель застенья.

Следующим этапом стали подъемы корпуса. Засунув ноги под диван, Ларс начал качать пресс. К тому времени, как пресс покрылся отчетливыми кирпичиками, успех у девушек в конторе стал слишком явным. В какой-то момент Ларс заметил, что затянутый брючный ремень морщит штаны на бедрах и Мерц посоветовал ему носить подтяжки.

Отто Шмидт из проектного отдела постучал по стене костяшками пальцев.

– Стена несущая, это факт, – заключил он, – Но в ней проходят пустоты вентиляционных шахт. Слышите? Планировки симметричны, с той стороны тоже спальня и ванная. Плюс трубы… Вот и акустика. Могу утверждать, что в соседних квартирах такого нет.

– Покурить выходит весь этаж, – брякнул Фогель.

– Ну, не до такой степени… Спорим, вы не слышите, о чем они говорят в кухне.

Фогель мотнул головой. Он не отказался бы послушать.

– Вот, – Отто поднял указательный палец, для него все было ясно, как день.

Потом Ларс Фогель купил гантели. Подаренный ему на Рождество абонемент в спортзал он с легкой душой передарил Отто Шмидту из проектного отдела, потому что в спортзале никто не будет стонать с таким воодушевлением, как за несущей стеной в три кирпича. Гантели выручали очень сильно. Если прижать гантель к груди, то число подходов на пресс значительно уменьшается, а если закинуть гантель на спину, то отжиматься становится не так просто. Вскоре Отто Шмидт из проектного, не иначе после посещения подаренного ему спортзала, открыл Ларсу, как вытягивать гантель из-за головы, и Фогель начал делать себе трицепс.

Но что бы он ни делал, каждый подход заканчивался в душевой кабине. Звуковой эффект, который давала гулкая ванная, заставлял Фогеля усомниться в целесообразности вентиляционных шахт. Эмрис ван Данциг на день рождения преподнес ему щегольские подтяжки и галстук-бабочку, и успех, которым Ларс стал пользоваться, стал ошеломительным. Любое телодвижение архитектора Фогеля сразу становилось предметом обсуждения у женской части коллектива. Очень быстро он исчерпал все резервы употребления своей мужской привлекательности, перепортив всех девиц на предприятии, как метко выразился главный инженер Хартман. Ни одна барышня не могла сравниться по акустике с загадочным обитателем застенья.

Наконец Ларс Фогель сдался. Он хотел знать, кто жил за стеной. Разумеется, спросить у соседей он не мог, а звонить в дверь – об этом и подумать страшно. Можно было вызвать разок полицию, а потом ознакомиться с протоколом. Но такой шаг сразу отрезал бы ему путь к знакомству.

Сексом за стеной занимались по вечерам, по выходным, но никогда в рабочее время. И не глухой ночью. Значит, сосед работает. Или его партнер работает. Или партнеры. Черт, кто-то из этой потенциальной оравы работает.

Потом Ларс начал наблюдать, кто выходит из подъезда. Он стоял на балконе и качал гантелью руки, придерживая другой ладонью локоть. Вскоре он выяснил, что на спортивном порше приезжает хрупкий парнишка с выбеленной прядью на виске. По крайней мере, расписание хорошего секса совпадало с его визитами. Ларс засекал время, выходило, что до получаса уходит на подготовительные мероприятия, и минут пятнадцать на то чтобы одеться и покинуть квартиру. Это значило, что тот парень вскакивает с тела и принимает душ, а потом очень быстро одевается и убегает. О, если бы ему было позволено, он никогда не встал бы с такого инструмента раньше времени. Однако, что такого есть у этого парня, что он извлекает такие звуки? Ларс перестал сомневаться, что его сосед – мужчина. Вид партнера с порше и светлой прядью совершенно исключал сомнения.

Ларс купил бинокль. Иногда тот парень курил у автомобиля, а иногда садился и уезжал. Порой он долго сидел в машине прежде чем уехать, а порой выжимал газ и уносился на пределе всех возможностей спортивного двигателя. Видимо, у него было свое расписание.

Понемногу Фогель так втянулся в расследование, что гантелей стало недостаточно. Немного поломав голову над тем, как ему разнообразить свою жизнь, он решил посоветоваться с Свеном Херингом из программного.

– Турник у тебя есть? – только и спросил Свен Херинг.

На Фогеля снизошло прозрение. На следующий день Херинг пришел в гости с дрелью и бутылкой анисовой настойки. Они повесили перекладину и напряженно прослушали сеанс хорошего секса, после чего сходили покурить на балкон.

– Вот этот? – переспросил Свен, когда тот парень хлопнул дверцей машины, – Да ладно…

– Ручаюсь, – вздохнул Фогель.

– Чем он это делает, Фогель? – задал сакраментальный вопрос Свен.

– Черт его знает… Я бы взял.

– Я бы дал! – расхохотался Свен, – А кто из них стонет?

– Думаю, тот, другой. В смысле – мой сосед.

Чем и как тот парень это делает, Фогеля и самого занимало.

Вес собственного тела делал чудеса. С удивлением Ларс Фогель открывал мир гравитации и закон всемирного тяготения. Криво усмехаясь, Отто Шмидт поведал ему о прямом и обратном захвате и воздействии, оказываемом ими.

– Не выдумай бегать по утрам! – предупредил его как-то Свен Херинг, – Убьешь ноги, с твоей-то массой. И про приседания забудь.

Таким образом, мысль, которая поначалу казалась ему удачной, была забракована.

Фогель бросил курить. И снова начал через две недели. Прижавшись лбом к холодному стеклу, он смотрел, как знакомый ему уже намного лучше, чем хотелось бы, тот парень выходит, дрожа и шатаясь, как пьяный, но садится в машину, а значит, он не пьян, и колени трясутся совсем не от этого. Как дрожащими руками подносит зажигалку и курит одну за одной три штуки подряд, и переводит дух, пока сможет, наконец, выжать тугое сцепление спортивного автомобиля.

Господи, какой силы надо иметь связки, чтобы так стонать? Иногда Ларсу казалось, что он непосредственно участвует в процессе. Он наизусть уже выучил темп, который предпочитал сосед, и ритм, и частоту, и все периоды, как в матче по боксу. Он научился по звуку определять, что вот здесь он закусывает руку, или подушку, а если увеличить темп, то крик достигает апогея за каких-то десять секунд и далее всегда безотказно следуют волнообразные гортанные стоны, которые в своей кульминации неизбежно венчаются воплем, который можно было бы считать жутким, если не слышать предшествующей арии.