Вообще-то Рейнхард зашел в аптеку за аспирином. Но, ожидая своей очереди, успел понять, что без солнцезащитного крема ему не обойтись этим летом. Зубная паста заканчивалась, бритвенные станки, салфетки. Нельзя оставаться в аптеке, если очередь больше одного человека, непременно вернешься домой с кучей ненужных вещей.

– Доброе утро, герр Рейнхард, – несомненным достоинством аптекаря было то, что он помнил всех своих покупателей.

– Доброе утро, герр Мюллер. Пожалуйста, аспирин.

Мюллер молча покачал головой и отправился за аспирином. В следующий раз он скажет, что Рейнхард слишком часто покупает аспирин. Пока аптекарь не торопясь шуршал в подсобке, Рейнхард из любопытства порылся в коробке со скидками. Шампунь, ну разумеется, и да, крем от загара.

– Что это, герр Мюллер?

– Это? Да как вам сказать… Уценка, герр Рейнхард. Тридцать процентов для вас.

– Почему же так много?

– Бракованный попался, – пожал плечами Мюллер.

– Сильно?

– Немного. Не говорит.

– Совсем? – Рейнхард вскинул глаза, но Мюллер не глядя пробивал ему аспирин.

– Не совсем. На вопросы отвечает.

Рейнхард протер рукавом пленку на коробке. Блондин. Он сглотнул.

– Стакан воды? – Мюллер всегда знал, что ему нужно.

– Да, как обычно, герр Мюллер, спасибо. И это тоже пробейте.

Он запил таблетки и взял с прилавка коробку. Придется вернуться домой, чтобы оставить его.

Когда вечером Рейнхард вернулся, коробка стояла посреди комнаты, как он ее и поставил. Он думал весь день, но не чувствовал, что допустил ошибку. Все правильно сделал. Он встал на колени и начал открывать упаковку.

– Привет, – сказал Рейнхард, – Как тебя зовут?

– Готфрид, – ответил блондин.

– Я Рейнхард, Рейнеке.

– Как лисица?[1]

Вот тебе и бракованный, опешил Рейнхард. Никакого вопроса, а он уже интересуется. Хорошо или не очень, но неожиданно. Готфрид, просто и без затей.

– Да, – Рейнхард улыбнулся, – Как лисица. Ванная там.

Наутро Рейнхард зевая и улыбаясь варил кофе на двоих.

– Готфрид! Тебе с молоком? – крикнул он.

– Как себе! – раздалось сверху и Готфрид спустился в кухню.

Рейнхард пил без молока и без сахара. При утреннем свете Готфрид оказался симпатичным. Не в том смысле, что он был привлекателен внешне, но на него хотелось смотреть. Рейнхард смотрел. Прятал в чашке улыбку.

– Ты всегда будешь пить как я, или только сегодня?

– Я пока не решил, – сказал Готфрид.

Наверное, показалось, подумал Рейнхард. Он ожидал вопроса вроде того, всегда ли он пьет кофе без молока и сахара. Но тут, видимо, проявился брак. По пути с работы Рейнхард сделал второй комплект ключей для Готфрида.

– Не скучал? – он заглянул в гостиную и опешил.

– Не успел немного, – Готфрид поднял голову от старого ундервуда[2], который чистил ватной палочкой и спиртом, – Я посмотрел машинку, теперь каретка не заедает.

Это было немного больше, чем ответ на вопрос. Рейнхард подумал, что надо учиться разговаривать вопросами. Или перестать разговаривать вообще. Он сел за стол, действительно каретка стала ходить гладко. Раньше Рейнхард думал, что машинка любит одни руки, и эти руки его. Оказалось, что у Готфрида получается не хуже.

– Не скучал?

Теперь прежде чем задать свой вопрос, Рейнхарду пришлось поискать Готфрида в доме. Нашелся он в гараже.

– Я починил хорьх[3], – ответил Готфрид и размазал по щеке мазут.

Рейнхард опешил. Хорьх стоял в гараже несколько лет и не подавал признаков жизни. Просто удивительно. Теперь у него будет машина. Или у Готфрида? Для кого он чинил старый автомобиль с откидным верхом? Ведь не для него же, не для Рейнхарда. Но Готфрид молча принес и положил перед ундервудом ключи от машины. Рейнхард немного подумал, колотя по клавишам, посмотрел в светлый затылок Готфрида, сидящего у камина, и принес две бутылки пива. Одну поставил перед Готфридом и молча вернулся за машинку. Тот тоже не сказал ни слова.

На следующее утро Готфрид налил молоко в кофе и на вопрос, что он еще собирается починить, ответил, что хочет попробовать устроиться в автомастерскую за углом Андерштрассе. Рейнхард отмолчался и трусливо сбежал на работу. Разумеется, парня, который за день починил старый хорьх, без разговоров возьмут в любую мастерскую.

Так оно и вышло. Через неделю аптекарь Мюллер заметил, что герр Рейнхард слишком часто покупает аспирин, и возразить тут было нечего. Когда Мюллер поинтересовался, как себя чувствует новое приобретение герра Рейнхарда, пришлось отвечать. Нормально чувствует. Работает в мастерской у Ланге. Отвечает на вопросы. Починил старый ундервуд.

Не быть больше одному, вот что нравилось Рейнхарду. Ему не требовалось общение, его не тянуло поговорить, он не нуждался в помощи. Но находиться дома не одному много значило. Готфрид, который не задавал вопросов, не приставал с рассказами и практически никак не проявлял себя, был то, что надо. Просто теперь Рейнхард варил кофе на двоих. А вечером, если Готфрид освобождался раньше него, то приезжал за ним на старом хорьхе. Если Рейнхард засыпал за столом, уронив голову на ундервуд, то утром он просыпался на диване и накрытый пледом. Он привык засыпать под звук льющейся воды, привык к тонкому запаху мазута, исходящему от ботинок Готфрида, привык к его безмолвному присутствию по вечерам.

Ему нужно было в ком-то отражаться. Аптекаря Мюллера было мало, чтобы засвидетельствовать присутствие и реальность Рейнхарда. Простой утренний вопрос: тебе кофе как себе или с молоком? – запросто доказывал, что такой человек, как Рейнхард, действительно существует. Это было важно.

Однажды у калитки его окликнула Марике. Марике с Форратгассе, самая красивая девушка в их квартале. Не скажет ли герр Рейнхард, не сможет ли герр Готфрид починить ее швейную машинку? Наверное, что-то испортилось внутри, и лапка перестала прижимать стежку, отчего строчка не выходит ровной. Это большая проблема для Марике.

Почему же не сможет, дорогая фройляйн Марике, давайте его и спросим. Готфрид! Готфрид, ты мог бы починить старый зингер[4] фройляйн Марике? А фройляйн не откажется угостить тебя кофе и сырным печеньем. Готфрид вынес ящик с отвертками и отправился с Марике на помощь старому зингеру.

Рейнхард стоял на крыльце и смотрел им вслед. Кофе с сырным печеньем. Почему он не научился в юности чинить механизмы? Вот кусок хлеба, достойный мужчины. Рейнхард вернулся к ундервуду. Через час он протер крышку фортепиано и обнаружил, что Готфрид ухитрился настроить его. Наощупь вспоминая ноты, Рейнхард провел достаточно времени, чтобы уничтожить все сырное печенье и починить все швейные машинки в округе. Но недостаточно, чтобы Готфрид вернулся домой. Рейнхард перебирал клавиши и чувствовал, что истончается, как тень в сумеречном утреннем свете. Через два часа он встал и выпил аспирин в кухне. Он хотел заснуть на клавишах, но побоялся, что так и проснется утром, потому что некому будет переложить его на диван и накрыть пледом.

Возвращаясь домой, Готфрид запнулся о сидящего на ступеньках Рейнхарда.

– Это ты? – вскинулся тот.

– Да, Рейнеке.

Рейнхард открыл глаза. Его сто лет никто не называл Рейнеке. Как лисицу. Готфрид присел перед ним, поставил ящик с отвертками.

– Ты починил все зингеры в округе? – поинтересовался Рейнхард.

– О да, и принес тебе сырного печенья.