– Чем я могу помочь фройляйн?

– Не знаю, – она как будто удивилась предположению о том, что ей нужна помощь – Ничем?

– Но вы зашли в часовой магазин, наверное, вы хотели посмотреть часы?

– Нет, – она рассмеялась, – Дождь начался, а у меня нет зонтика.

– Счастливая случайность, фройляйн, – Эрик наконец смог улыбнуться.

Судя по тому, как девушка закусила губу и наклонила голову набок, увиденное ей понравилось. Это было редкостью и потому особенно ценно. Людям редко нравилось, как улыбается Эрик. Дети порой начинали плакать, а взрослые спотыкались на ровном месте.

Эрик судорожно соображал что ему следует сказать, пока дождь не прекратился, и не нашел ничего умнее очевидного.

– Раз уж вы зашли, я мог бы показать вам, что тут у меня есть. Просто чтобы скоротать время.

– Простите, что ввела вас в заблуждение. Я не собиралась ничего покупать.

– Это не обязательно, – продавец времени вышел из-за прилавка, – Хотя вы в любой момент можете переменить свое мнение.

Она огляделась:

– Почему бы и нет..? Выглядит многообещающе.

Эрик очень рассчитывал, что в магазине интересно. Столько часов! Он водил ее от прилавка к прилавку, между полок и мимо витрин и рассказывал о часах. Это было то, что он очень хорошо умел, он любил часы и время, которое они производили.

Он рассказал о старинных часах, которые только что достали из карманов джентльменов надели на ремешок, чтобы водитель автомобиля мог посмотреть на часы, не отвлекаясь от вождения. Потом об армейских часах, наградных, с надписями. О тонких дамских часиках, в которых не было секундной стрелки, потому что барышням не стоит отвлекаться не счет секунд. О часах, которые дарили детям, когда им исполнялось десять лет. О солидных дорогих часах, которые являются пропуском в мир большого бизнеса и больших денег. О спортивных часах, умеющих считать пульс и расстояние с которыми можно нырять, и которые даже волейбольный мяч не разобьет. Показал часы без циферблата, в которых был виден весь механизм с шестеренками и колесиками.

И все равно проверял – не скучает ли девушка? Она не скучала. Молча с интересом рассматривала часы, брала в руки то, что он ей подавал, гладила пальцем заводные головки, пускала зайчиков, поймав свет сапфировым стеклом. Ей нравились часы.

– Дождь закончился, – зачем-то сказал Эрик.

Она глянула на улицу через стеклянную витрину.

– И верно. Мне пора, – но не двинулась с места.

– Очень жаль, – Эрик наклонил голову, – Надеюсь, вы не скучали.

– Спасибо вам, было увлекательно.

– Вот, возьмите.

Сам не понимая зачем, Эрик протянул ей маленькие песочные часики. Она смотрела на него и не спешила их брать.

– Здесь всего пять минут, – смутился он, – Но пять минут это… Прошу вас.

– Спасибо, – девушка протянула руку.

Дверь за ней закрылась. Эрик видел, как она перепрыгивает лужу у порога, как приподнимается широкая юбка в белый горох, заметил, что пояс на спине завязан бантом. И вдруг бросился из магазина за ней по Феркауфцайт.

– Постойте, пожалуйста, постойте!

Эрик догнал ее и протянул руку, чтобы взять ее ладонь, но замер, не решаясь прикоснуться и не зная, что еще сказать. Он смотрел ей в лицо и отмечал какие-то детали, видел, что слева у нее коротко пострижен висок и затылок, а справа волосы падают косыми волнами на лицо, что у нее разные сережки в ушах, что в руке она держит маленькие песочные часы на пять минут…

И вдруг девушка сама взяла его за руку и вложила в нее часы. Сжала его ладонь и кивнула, не отрывая взгляда от его лица. Время остановилось. Она дарила ему пять минут, которые он подарил ей. Она отдавала ему это время, чтобы он мог сказать ей то, что собирался.

– Как… Как вас зовут..? – растерянно спросил он.

Это было совсем не то, к чему он привык. За полсотни лет с хвостиком отвыкаешь задавать такие вопросы, но ничего интереснее он не смог придумать. И он в самом деле хотел это узнать. И еще много чего, что не могло найти своего выражения в словах. Потому что ответы на эти вопросы могло дать только время. Она медленно наклонила голову и чуточку улыбнулась, подбадривая его, призывая продолжать, и молчала.

– Я Эрик, Эрик Такса. Может быть, вы согласились бы встретиться со мной как-нибудь. Попить кофе. Прогуляться. Возможно…

Девушка улыбнулась шире и быстро закивала, соглашаясь. Продолжая сжимать пять минут в его ладони, она медленно подняла руку и коснулась пальцами его щеки. Эрик замер. Он несмело положил руку на пояс ее платья. Она подняла лицо к нему и Эрик поцеловал ее. А потом пять минут кончились, и им не нужно больше было сжимать часы в ладонях.

К Эрику вернулась способность улыбаться, а девушка заливалась на его плече счастливым смехом, когда он подхватил ее и закружил над мокрой мостовой. Случайным взглядом он увидел свое отражение в витрине. Пора забыть о полусотне лет с хвостиком. Ему снова тридцать и ни минутой больше.

Открывал глаза Эмрис со стоном. Рука непроизвольно поползла к горлу, нащупала бархотку, повозилась и сорвала. Длинные пепельные волосы разметались по лицу, он отодвинул их ладонью. Походя отметил французский маникюр на пальцах, блестящий, но практически бесцветный. Хотелось пить и на воздух.

Он поднялся, держась за голову обеими руками. Голова не болела. Пошёл в кухню и напился прямо из-под крана. Там же умылся. Открыл окно и встал перед ним, глядя на начало утренней жизни на улицах. Потом сообразил, что недурно бы одеться хоть во что-нибудь, и пошёл в спальню.

На постели лежал крупный складный парень и спал мертвецки – бесшумно и беспробудно. Какого черта, спросил себя Эмрис, какого проклятого черта он обнаруживает утром в квартире незнакомого мужчину? Откуда он взялся, было в целом понятно, но… Какого черта?! Скандал не улучшил бы ситуации, Эмрис задумчиво постоял над ним, потом нехотя признал, что юноша красив и выглядит прилично. Что не являлось оправданием, разумеется.

Эмрис натянул джинсы, закатал рукава белой рубашки, прикрыл дверь и пошёл варить кофе. Варил долго, полусонно мотая головой, разгоняя светлые прямые волосы, пока не додумался связать их ремешком в хвост, плотный и упругий, как у пони. Пока завязывал, кофе сбежал из джезвы. Эмрис зажёг другую конфорку, переставил джезву и начал заново. Достал масло и хлеб, положил противозаконный нож, опустил в чашку золотую ложечку. На этом сервировку посчитал законченной.

От запаха пригоревшего кофе спящий проснулся. Появился в кухне голый, русый, растерянный. На шее золотая цепочка. Эмрис повернулся от плиты с джезвой в руке. Он был ниже парня почти на голову и значительно тоньше в кости.

– Кофе будешь? – буднично спросил, – Садись.

Парень молча исчез в спальне. Пока он, судя по всему, одевался, Эмрис снял с пальца одно кольцо, надел другое, вынул из одного уха серьгу. Поставил вторую чашку и сахарницу. Парень вернулся одетый в джинсы и рубашку. Эмрис разлил кофе на две чашки.

– Меня Эмрис зовут.

– Хенрик, – назвался парень.

Пили кофе с бутербродом. Эмрис молчал, размышляя. Ему хотелось наброситься на незваного гостя, но Эмрис хорошо понимал, что набрасываться надо на Эрику. Парень тут ничего не решает, это Эрика притащила его домой и оставила. Но так нельзя делать, это запрещено. Что могло случиться плохого, что Эрика пренебрегла запретом?

Парень молчал от неловкости. Потом решился спросить:

– Эрика ушла?

– Да, – коротко сказал Эмрис.

– Не попрощалась… – констатировал парень.

– Она, бывает, и приходит, не здороваясь.

Парень промолчал снова, хотя было видно, что его это не радует.

– Она ничего не передала?

Хенрик смотрел выжидающе, но Эмрис, подумав, не стал его обманывать. Какое ему дело до этого парня и его чувств?

– Нет.

Парень, кажется, расстроился. Поджал губы, опустил голову.

– Я её не видел. Пришёл, когда её уже не было. Разминулись, – сжалился Эмрис.