– Больше так не делай, – серьезно предупредил ее Егор, за что был удостоен саркастичной гримасы. – Никогда. Попадешь под статью, я не помогу. Никто не поможет, ты знаешь их законы.

Она поморщилась, но промолчала.

– Ты, – Егор повернулся ко мне и заботливым больше не выглядел. Наоборот, вид у него был такой, что сейчас влетит именно мне, причем, повезет, если только по заднице. Будто это я, а не Оленька, провинилась. Он помолчал немного, затем махнул рукой. – А, ладно…

Это он так дал мне понять, что я безнадежна?

– Мне скоро на сцену, – объявила Ольга таким тоном, будто ее задержала толпа навязчивых фанатов и держит в гримерке силой, требует автографов. Причем, на всяких неприличных местах. Она повернулась ко мне и скривилась, словно только что раскусила лимон. Левая часть ее лица освещалась мелкими лампочками, обрамляющими огромное, почти в человеческий рост зеркало, правая же тонула в полутенях. – Скажи Алмазову, пусть отзовет своих псов.

– Попроси вежливо, и я подумаю, – ответила я зло. Обрывки вырвавшейся на свободу ярости кружили вокруг ошметками пепла. Накрывали плечи. Пахло неприятно – потом и дешевыми духами. А Оленька не казалась уже такой привлекательной, как раньше.

– Яна! – осадил меня Егор, и я отвернулась. Тоже мне, воспитатель нашелся. Пусть лучше подружку воспитает и научит постулату «как аукнется, так и откликнется».

Ольга нервно хмыкнула и оставила нас одних. Клиенты, видать, заждались. И даже лучше, что она ушла, так проще себя контролировать, потому что… накатывает. Снова. Затылок в огне, и огонь этот подбирается к глазам, а откуда-то изнутри выныривают, выталкиваются на поверхность гадкие, темно-бурые мысли. Сожаления. Обиды. Страхи, от которых я научилась абстрагироваться. Убегать…

Теперь не убежишь, придется снова бороться. Каждый день преодолевать себя, заталкивать эту рвущуюся наружу муть обратно. Делать вид, что справляюсь. Справлюсь. И ждать, что первая же ошибка сломает.

Такое уже было. Спотыкалась. Падала. Получала под дых от тех, кто выдавал себя за друзей. Это переживаемо, если знаешь, ради чего бороться. А сейчас… ради чего? Когда вот так просто у тебя отнимают твою жизнь, суют в чужое тело, пытаются убить. Или еще чего похуже.

– Я улажу все с Алмазовым, тебе лучше не лезть больше в это, – спокойно сказал Егор. – Слишком опасно.

– Да ты благодетель! – раздраженно выдохнула я и встала. Меня бесила и разнузданная обстановка этого места, и запахи, и Оленька, и присутствие рядом Егора. Отчего-то вдруг стало слишком мало места, слишком мало воздуха и слишком много чужих людей.

Неискренняя забота всегда вызывала во мне неприязнь. И сама я, даже когда хотела добиться от кого-то проявления сильных эмоций, никогда не давила на личное.

Конечно, я помнила, насколько насыщает искренняя привязанность, как человек отдается, когда любит, однако… Для меня подобные эманации чувств подпадали под жесткие табу. Казалось, если человек отдает тебе нечто настолько личное, то и тебе придется отдать взамен. Себя же я считала неспособной не то, что отдать – создать подобное. Вернее, я не хотела.

Было уже. Ранило. И выводы я сделала.

Потому, наверное, эти слова об опасности и покоробили. Потому что мы с Егором друг другу никто, и уж точно не должны заботиться. Нам плевать друг на друга. Чужие люди.

Чужим людям нестрашно сделать больно. Макнуть лицом в грязь, как сегодня и поступил со мной Егор. Привел сюда, к Оленьке своей, чтобы я выказала слабость. Не дождется!

– Я правда был не в курсе, – будто прочитав мои мысли, произнес Егор. Впрочем, мысли тут не при чем, эмоции выдавали меня с потрохами. – Но разве ты сама не была такой раньше? Брала то, что нравится, безо всяких угрызений совести. И шла по головам, когда требовалось – тебе или Алмазову.

– Ты меня не знаешь, – отрезала я.

– Прекрасно знаю, – возразил Егор. – Или думаешь, только Виктор собирает информацию на врагов?

– На каких врагов? – опешила я. – У нас что, война?

– Война идет давно. Есть вы со своими правилами, которые разрешается нарушать лишь элите, а есть остальные. С проблемами, которые вас не касаются, пока кто-то не перейдет вам дорогу. Ведь именно после моего визита к вам в офис меня значительно понизили в должности, а поспособствовал этому некий Руслан Валевский. Знаешь такого?

– Ты думаешь, это я постаралась?! – выдохнула я, не в силах сдержать ни удивления, ни гнева. Да за кого он меня принимает? За мелочную мстительницу? – Да я тебя знать не знала до того дня, когда ты меня нашел. Ни имени, ни кто ты такой вообще.

– Сложно поверить, Яна. Как и в то, что ты не знала двух девушек, уволенных тобой лично из купленного мужем салона за якобы недобросовестную работу. Они были из наших – тех, кого вы зовете дикими. Одна из них – одноклассница и подруга Ольги. Смахивает на некую закономерность.

– Что за бред вообще? Если ты думаешь, что такая важная шишка, что я стала бы лезть в бизнес мужа, мне тебя жаль. Мне хватало своего, и если я и увольняла людей, то за дело. Значит, Оленькина подружка была криворукая.

– Она была стриксом. Как и ты.

– И за это я должна была платить ей зарплату? – искренне удивилась я. – Ты же большой мальчик, знаешь, как в мире делаются деньги. Твой подход не работает.

– Послушай… – Егор поморщился. – Что было, то было. Ты верно выразилась, я большой мальчик и умею за себя постоять. Как и другие стриксы. Но то, что происходит сейчас, уже мало похоже на игру и мелкие пакости. Умирают люди, и мне кажется, ты в списке того, кто все это затеял. А это уже совершенно другая война.

Он прав, другая. И опасность, которой, казалось, пропитался воздух вокруг меня, слишком осязаема, чтобы от нее отмахнуться. И впервые в жизни я не знаю, что делать. Раньше у меня был дар, а теперь…

Теперь тошнило от собственной неуравновешенности. От беспомощности, от необходимости общаться с теми, кто неприятен. От них предложения помощи почему-то видятся подачками. Но что делать, если просить помощи больше не у кого?

– Если это Виктор, мне мало что поможет, – усмехнулась я горько. А ведь правда, что я теперь могу? Тем более, против него? Виктор Алмазов всех стриксов города держит на коротком поводке. Пожелай он, меня тут же съедят, и костей не оставят…

– Я помогу, – заверил Егор. – И Оля. Она только с виду бесполезная, а на самом деле очень помогает в этом деле.

С виду она психопатка, которая в любой момент кинется. Понятно же, что она меня заочно невзлюбила, а подружка еще, видать, напела, какая у нее начальница стерва. Интересно, кто она? Впрочем, какая разница? Распрекрасно, что я ее тогда уволила. Хоть капля радости во всем этом безобразии.

– Вряд ли Ольга захочет мне помогать, – скептически заметила я.

– Оля не станет так мелко мстить, – уверил Егор, но я ему совершенно не поверила. Убедилась уже на личном опыте, что даже близкие люди иногда преподносят неприятные сюрпризы.

Моя жизнь полнилась ими. Не людьми – сюрпризами, людей я умело вычеркивала после первого же проступка. Я верила, что теория второго шанса сильно переоценена. Как там говорится? Дать человеку второй шанс – то же, что дать тому, кто уже однажды в тебя выстрелил, еще один патрон. Зачем же испытывать судьбу?

Впрочем, сейчас у меня не осталось никого. И из всего этого дерьма придется выбираться своими силами, которые, кстати, не безразмерны. Как оказалось, донора начинает крыть от избытка уже на следующий день, и становится практически невозможно себя контролировать. А контроль порой – залог успеха и единственный шанс выйти из ситуации без потерь.

Если бы можно было взять и выбросить все что накопилось внутри. Не отдавать, просто сбросить. Избавиться. Но мир создал стриксов, а для равновесия – доноров, чтобы те помогли им выжить. И теперь я одна из них…

Эта роль мне решительно не нравилась.

– Почему он не убил меня? – задумчиво спросила я скорее у себя, чем у Егора. – Если хотел… если решил избавиться… Хотя даже представить не могу, зачем Виктору понадобилось от меня избавляться. Я всегда его прикрывала.