– Таким мне представляется и абстракционизм. Я никогда не понимала этих нелепых и примитивных изображений – по-моему, это шаг назад в сравнении с реализмом.

– Браво! – воскликнул Миллет. – Стало быть, вы думаете, что к искусству применима теория эволюции Дарвина? Ведь вы, конечно, с ней знакомы? – осторожно уточнил художник.

– Знакома, мистер Миллет, – подтвердила Этель. – И да – по-моему, применима. Как и к человеческой деятельности вообще.

Миллет повернулся к Хью.

– Ваша сестра необыкновенно остроумная и оригинальная особа, Хью, – сказал он. – Почему вы до сих пор прятали ее от нас?

Брат тепло улыбнулся Этель.

– Этель застенчива. И она небольшая любительница света, – ответил он. – Но завтра мы оба снова придем, правда, сестренка?

– Непременно, – обещала Этель.

Но вдруг сердце ее сжало сильнейшее предчувствие беды. Она снова потеряла нить разговора, а мужчины увлеклись беседой и больше не обращались к ней.

Но Хью не задержался за столом: заметив состояние сестры, он тронул ее за локоть и поднялся первым.

– Благодарю вас за прекрасный вечер, мистер Миллет, – сказал он собеседнику. – Но час уже поздний, моя сестра, должно быть, утомилась.

Художник встал и, слегка поклонившись им обоим, галантно поцеловал Этель руку.

– Жажду как можно скорее снова оказаться в вашем обществе, – он улыбнулся, и девушка поняла, что это не пустые слова. – Хью, проводите вашу очаровательную сестру до каюты и возвращайтесь к нам!

Когда Бертрамы спустились на свою палубу, Хью остановился и тихо сказал Этель:

– Я могу не возвращаться. Хочешь, чтобы я остался с тобой?

Этель посмотрела в его обеспокоенное лицо и, улыбнувшись, помотала головой.

– Нет-нет, иди. Не обращай внимания.

Ей вовсе не хотелось раньше времени переполошить остальных… и, к тому же, Этель чувствовала: брат и без этого начеку.

Вернувшись в свою каюту, Этель села и долго сидела, неподвижно глядя перед собой: она ощущала, как все тело сводит от напряжения. Потом девушка разделась и легла в постель; однако белье снимать не стала. И не только потому, что так было теплее, – Этель чувствовала, что этой ночью непременно что-нибудь случится.

Она все же задремала, пригревшись. И вдруг сквозь сон почувствовала толчок и словно бы скрежет. Этель быстро села в постели, тяжело дыша и прислушиваясь к тишине. Она внезапно осознала, что тишина стоит полная, – привычный шум машин прекратился!

Явно происходило что-то неладное. Этель спрыгнула с кровати… и вдруг увидела, что она в каюте не одна.

Напротив нее, одетая в узкое белое платье, стояла египтянка, умершая более трех тысяч лет назад. При свете ночника Этель различала все детали ее внешности: короткие черные волосы – на сей раз жрица была без парика; черные глаза, удлиненные краской и оттененные малахитовой пудрой, покрытые хной ладони, широкий драгоценный воротник и браслеты… Амен-Оту улыбнулась и простерла руки, словно желая обнять Этель.

Девушка в ужасе отпрянула и упала, споткнувшись о ночной столик. Она ощутила, что вокруг нее смыкаются смертельные объятия, словно ее душил зыбучий песок; грудь давило, в глазах стало темно. Этель не знала, как долго пробыла в таком оцепенении, не сознавая ничего; но вдруг раздался резкий стук в дверь, и она очнулась.

– Пожалуйста, откройте!

– Минутку!

Этель быстро поднялась, ощущая неожиданную легкость и прилив сил. Сознание тоже стало удивительно ясным. Накинув пеньюар, она поспешила к двери и отворила ее: на пороге стоял стюард, который с учтивой улыбкой протягивал ей белый спасательный жилет.

– Простите за беспокойство, мисс. Приказ капитана – всем пассажирам надеть спасательные жилеты и подняться на палубу!

– Что случилось? – спросила девушка.

– Ничего страшного, мы немного повредили винт. Но, прошу вас, поднимитесь на палубу и ожидайте там. Только оденьтесь потеплее.

Этель стянула на груди халат. Странно, но теперь она почти не боялась; хотя сознавала, что произошло что-то непоправимое!

– Хорошо, благодарю вас.

Когда ушел стюард, девушка еще несколько мгновений напряженно размышляла. Что бы она ни пережила несколько минут назад, сейчас не до мороков и не до видений! Этель быстро принялась одеваться: она надела шерстяное платье, высокие ботинки, пальто. В карманы сунула паспорт, билет и кошелек. Раздумывала, не взять ли саквояж… но решила, что лишнюю тяжесть таскать не следует. Напоследок вытащила из ящика ночного столика свои часики, кольца и цепочку; и только после этого надела спасательный жилет.

Этель быстрым шагом вышла из каюты: в коридоре уже появились другие взволнованные пассажиры, поднятые с постелей. Этель постучалась в каюту к брату и его соседу: ей никто не ответил, и девушка с облегчением заключила, что оба наверху.

Она поднялась на застекленную палубу A, где уже собралась довольно многочисленная толпа. Было холодно, в небе сияли звезды, необыкновенно яркие и крупные. Ощутив тревогу, Этель завертела головой.

– Хью! Хью, где ты?..

Не получив ответа, Этель принялась искать брата; и лишь спустя долгое время он откликнулся. Хью пробился к ней: он тоже был тепло одет и в спасательном жилете.

– Я заходил к тебе, но ты уже ушла, – взволнованно объяснил он. Взял ее за руку. – Теперь держись рядом, пока нам не скажут, что делать.

– Что происходит, Хью? Ты знаешь?

– Мы столкнулись с айсбергом. Огромным, – сказал брат. Лицо его в таком свете казалось мертвенно бледным, как и у других. – Нижняя палуба засыпана льдом. Один кочегар выскочил к нам, полуослепший от жара и промокший насквозь: он вопил, что топки заливает, – корпус корабля пропороло вдоль всего правого борта, и вода хлещет не переставая!

– Тише!..

Теперь ее охватил настоящий ужас.

– Это значит, что «Титаник» тонет? – прошептала Этель одними губами.

– Похоже, что так, – тоже понизив голос, мрачно ответил Хью. – Вопрос в том, сколько у нас времени.

Замолчав, оба явственно ощутили наклон палубы, – колоссальный пароход накренился на нос, и продолжал погружаться.

А потом вдруг сверху, со шлюпочной палубы, раздался оглушительный рев, так что среди пассажиров едва не началась паника. Хью и Этель, одинаково испуганные, глядели друг на друга, зажав уши. Один из соседей прокричал:

– Не бойтесь, это стравливают пар из котлов!

Гул продолжался довольно долго. А когда он стих, Этель вдруг увидела, что брат смеется. Он толкнул ее локтем в бок, как будто хотел указать на что-то забавное.

– Если все это устроила «она», то «она» явно не учла, что пойдет ко дну вместе с кораблем!

Этель невольно фыркнула. Хотя смешного было мало.

До них донеслись звуки музыки: в холле первого класса оркестр заиграл веселый регтайм8, чтобы подбодрить пассажиров. Эта музыка так не соответствовала моменту!

А затем они услышали команду первого помощника:

– Пассажиров просят подняться на шлюпочную палубу! Женщинам и детям приготовиться к посадке в шлюпки! Пожалуйста, первыми идут женщины и дети!

– Иди, Этель, – сказал Хью. – Слышишь?

– Нет, Хью!

Этель вспомнила, что шлюпок хватит немногим больше, чем на половину пассажиров.

– Я не могу идти, не убедившись, что с тобой все будет в порядке, – горячо прошептала она.

– Не глупи, сестричка. Ты должна, – настаивал Хью.

Внезапно ее девятнадцатилетний брат показался ей совсем мальчиком; и Этель ощутила сильнейшее, почти материнское желание защитить его. Он так старался держаться мужественно!

Они вместе поднялись на шлюпочную палубу: первую шлюпку уже спускали. Вдруг кто-то возмущенно крикнул, что лодка ушла полупустая и там хватило бы места еще на много человек.

– Ты слышал, Хью?.. И почему не берут мужчин? Это несправедливо! – воскликнула Этель.

– Кажется, с той стороны сажают и мужчин тоже, мисс, – вмешался какой-то пожилой джентльмен. Этель поразило, что этот человек был в парадном костюме и цилиндре, как будто вовсе никуда не спешил – и вот-вот собирался вернуться к карточному столу и бренди.