– Кэйтлин, мисс, – Кэйтлин О'Брайен. Вы очень добры.
– Расскажите мне, как вы сюда устроились, – попросила Этель. – Нравится ли вам работа на «Титанике»?
Девушка медлила с ответом; она сделала шаг к двери.
– Ничего страшного, – остановила ее Этель, поняв эти колебания. – Пусть думают, что вы меня причесываете или одеваете!
Она рассмеялась, ощутив внезапную уверенность в своем праве.
– Вам ведь платят за возню с капризными дамами, не правда ли? Сядьте и передохните.
Горничная Кэйтлин успокоилась и улыбнулась, польщенная таким вниманием. Она села напротив Этель, которая почувствовала неподдельный интерес к этому существу из другого мира. Вначале ирландка явно ощущала себя не в своей тарелке, но потом сама увлеклась и разговорилась.
Выяснилось, что она еще моложе, чем подумала Этель, – ей было всего восемнадцать. Она год работала прислугой, но не поладила с хозяевами, а на «Титаник» Кэйтлин устроил брат Патрик, который служил здесь же на судне матросом. У нее остались еще одна замужняя сестра в Белфасте и брат, который работал на верфи «Харленд энд Волфф», где и было построено величайшее судно в мире.
– Все говорят, будто «Титаник» британское судно. Но строили его руки ирландцев! – произнесла Кэйтлин с внезапной гордостью.
Этель улыбнулась.
– Вам тут нравится?
– Это большая честь, служить на «Титанике», – подтвердила девушка. Она тоже улыбнулась. – И некоторые леди и джентльмены очень щедры… совсем как вы, мисс.
Кэйтлин прибавила, что надеется впоследствии устроиться горничной в хороший дом. – Не хочу больше плавать по морям. Нам, женщинам, лучше работается на твердой земле, – доверительно сказала она. А ее брат Патрик мечтал однажды поступить в мореходное училище и получить звание офицера.
– Желаю, чтобы ваши мечты сбылись. Вы этого заслуживаете, – искренне сказала Этель.
Ирландка была очень тронута.
– Бог воздает каждому по трудам его, правда, мисс?..
– Этель. Называйте меня мисс Этель. И… не буду вас больше задерживать.
Кэйтлин встала и, расправив темное форменное платье, ушла, разрумянившись еще больше и сияя улыбкой. Этель сама не знала, почему повела себя так: просто захотелось сказать что-нибудь хорошее этой славной девушке. И ее страшило одиночество… чем дальше, тем сильнее.
Куда же запропастился Хью!
Этель снова подумала о мумии… и вдруг застонала, схватившись за виски: образ Амен-Оту овладел ею сразу, яркий, как боль. И на сей раз Этель увидела не спеленутый труп – а молодую женщину, полную жизни.
Жрица эпохи Эхнатона стояла на балконе египетского дворца или особняка, и ветер пустыни шевелил ее тончайшее платье из белого льна; на ней был синий сложный парик из множества косичек и широкое бисерное ожерелье. Амен-Оту действительно была красива, меднозагорелая, как все египтяне, и с огромными миндалевидными черными глазами. Вот наконец она встретилась взглядом с Этель, и накрашенные губы ее раздвинулись в улыбке. А в глазах читалась непреклонная воля. Наверняка эта женщина владела искусством гипноза…
Амен-Оту что-то прошептала на древнеегипетском языке, но на сей раз Этель ее не поняла. Возможно, только во сне они могли общаться так тесно, что не нуждались в словах…
Этель отпрянула и вынырнула из этого видения, как из воды: она задышала открытым ртом, схватившись за грудь. Такого с ней еще не бывало!
– Что бы ты сказал сейчас, Хью, – прошептала Этель. – Что я окончательно рехнулась!
Но видение было слишком ярким, слишком реальным, – никакому воображению такого не создать. Теперь мисс Бертрам почти поверила, что тут действуют потусторонние силы.
Томас Бертрам, как подавляющее большинство медиков, был убежденным материалистом, хотя и верил в Бога-Творца. Формально их семья принадлежала к англиканской церкви, однако доктор Бертрам весьма сомневался в возможности загробной жизни; и, тем паче, никогда не допускал существования духов, бродящих по земле. Хью, пожалуй, имел более гибкие взгляды… но вот только ее брат в силу своего мальчишества – и своей профессии – считал хорошим тоном высмеивать все на свете.
Нет, Хью это не касается, вдруг поняла Этель. По крайней мере, пока!
Неожиданно у нее возникло ясное ощущение, что образ жрицы несет не только угрозу. Амен-Оту что-то пыталась ей сообщить, о чем-то предупредить! В тот час, когда Этель впервые увидела усопшую египтянку и посочувствовала ей, она стала ее… сообщницей, что бы это ни значило.
Этель вскочила, охваченная внезапной жаждой действовать. Она почти выбежала из каюты и, стуча каблуками, поспешила к лестнице, не в силах дожидаться лифта; и лишь когда она очутилась на палубе первого класса, Этель поняла, чего хочет. Она перевела дух и уже спокойно, чинно, придерживая юбку, поднялась на шлюпочную палубу.
Этель направлялась туда, где стоял ящик с мумией. И, еще не дойдя до капитанского мостика, она поняла, что экспоната там больше нет.
Ощущая, как сердце колотится о ребра, Этель подошла к одному из матросов.
– Вы не знаете, где мумия, которая тут прежде находилась? Могу я на нее взглянуть?
– Сожалею, леди, – ответил матрос с ленцой. – Мумию убрали в свободную офицерскую каюту, чтоб ее никто не трогал, и туда входить никому нельзя.
Этель сжала руки в кулаки.
– Совсем никому? А если я попрошу?
– Попробуйте, леди, но это вряд ли.
Этель все же попытала судьбу. Она сама не понимала, отчего так расхрабрилась! Девушка отыскала первого помощника Уильяма Мэрдока и спросила, нельзя ли ей войти в каюту, где экспонат, – с сопровождающим, разумеется, – и взглянуть на мумию хотя бы разок. Это для нее очень важно!
Офицер отказал ей, причем довольно резко: он явно не собирался потворствовать праздному любопытству дам-пассажирок.
Этель молча спустилась на прогулочную палубу и села. Наконец-то она поняла, чего опасалась и в чем хотела убедиться: что мумия на самом деле в офицерской каюте, что она не исчезла, не ожила и не заворожила каким-то образом экипаж «Титаника»! Но если бы у Амен-Оту были такие способности, они бы давно проявились… или тут требовались какие-то исключительные обстоятельства?..
– Вот ты где! А я уже испугался, не свалилась ли ты за борт?
Этель едва не вскрикнула: перед ней стоял Хью.
– Или тебя похитила наша мумия? – улыбаясь, продолжил брат: но в его карих глазах Этель прочла неподдельное беспокойство. Он тоже почуял, что с этой египтянкой что-то не то.
– Почти угадал, – Этель вздохнула и встала. – Я ходила посмотреть на мумию, но ее, оказывается, уже убрали подальше от публики.
– И правильно сделали, – Хью кивнул и взял сестру под руку. – Идем в столовую, там все уже давно обедают.
Этель широко раскрыла глаза.
– Так, получается, я и сигнала к обеду не слышала?..
– Угу. И палуба почти пустая. Вот что значит замечтаться, – подтвердил брат.
По дороге в столовую Этель сказала, что хотела бы отправить весточку папе по беспроволочному телеграфу. – Давай сочиним вместе, – предложила она.
– Боюсь, сегодня не выйдет, – сказал Хью. С него вдруг слетела вся напускная веселость. – К Филлипсу – это радист – не протолкнуться: он работает как проклятый. Богатенькие господа развлекаются, наперебой шлют приветы родственникам.
– И что в этом плохого? – недоуменно спросила Этель.
Брат вдруг оставил ее руку; он взял ее за плечи и повернул к себе.
– Ты знаешь, что согласно новейшим правилам навигации все суда должны предупреждать друг друга по радиотелеграфу о близкой опасности? Я случайно услышал, как офицеры говорили, будто этой весной ледяные поля и айсберги встречаются гораздо южнее обычного. Боюсь, если «Титаник» кто-нибудь предупредит об айсберге, Филлипс просто не заметит этого сообщения в потоке праздной болтовни, – Хью усмехнулся.
У Этель похолодело в животе.
– Ну что ты, – она попыталась улыбнуться. – Уж послание особой важности радист не пропустит! И потом, здесь опытнейшая команда, я уверена, они справятся с любой ситуацией.
