– Ты ничего не видел. Ты ничего не вспомнишь, – произнесла жрица, глядя ему в глаза. Ее сила внушения возросла многократно, она чувствовала это – и теперь убедилась. Слуга содрогнулся, а потом обмяк, как будто заснул; но через несколько мгновений встряхнулся и встал.

Он пошатывался, однако больше не казался испуганным. Он посмотрел на Амен-Оту и слегка поклонился; и жрица улыбнулась. Она не знала – прекрасно ли по-прежнему ее лицо, как при жизни, или теперь стало лицом мертвой. Но этот человек явно больше не видел разницы…

Слуга покинул каюту, и Амен-Оту сразу же подняла руки к лицу, жадно рассматривая их. Кости опять начали покрываться плотью, но это происходило не мгновенно.

Она отважилась посмотреть на себя в зеркало, только когда руки обрели прежний вид. Жрица не знала, сколько прошло времени. В круглое окно светила луна, но ее лучи не были опасны для воскрешенной: и она долго любовалась на свой призрачный лик, которого не видела многие хенти лет.

Внезапно ее осенила догадка, почему она была воссоздана в своем прежнем образе – и ни в каком ином! Амен-Оту торжествующе рассмеялась. Дух зла, как бы его ни называли, не был всесилен – он не мог творить нового, он мог только потреблять то, что есть, и искажать творения других. Он воссоздал Амен-Оту по образу и подобию ее собственного Ка, вечного телесного двойника.

Потом она захотела спать. В сне она теперь тоже нуждалась! Амен-Оту сняла с себя верхнее черное платье и легла на кровать. Смежив веки, она крепко заснула, как обычная смертная.

Проснулась она оттого, что лучи солнца щекотали лицо… С криком ужаса жрица вскочила, но это круглое окно ничем не было занавешено. Ей оставалось лишь ждать, пока животворящее солнце не начнет разрушать ее нечестивую плоть.

Однако розовые рассветные лучи скользнули по ее телу, не причинив ей вреда. Немного погодя Амен-Оту осмелилась выглянуть в окно и увидела, что солнце скрылось в облаках: собирался дождь. В Та-Кемет небо почти всегда было ясным, и такой милости она не ожидала.

«Должно быть, солнце для меня губительно, лишь когда сияет в полную силу», – догадалась Амен-Оту. И еще ей нельзя зажигать эти ослепительные волшебные светильники. Если так, она, пожалуй, сможет здесь существовать… но вот только вернется ли к ней жизнь окончательно, или она обречена оставаться полумертвой?

Но мертвым не нужна еда; а Амен-Оту, проснувшись, ощутила лютый голод. Придет ли к ней кто-нибудь, в конце концов?..

В дверь постучались – но это оказался не слуга, а какой-то седой старик. Это был богатый господин, Амен-Оту сразу поняла; и он сел напротив нее на стул, как равный. Однако с нею новый гость заговорил так же почтительно, как давешний раб, которого она сперва напугала своим обличьем, а потом заставила все забыть.

Она по-прежнему не понимала ни слова, однако ей был ясен смысл обращенных к ней сочувственных речей. Старик спрашивал ее, здорова ли она и почему не выходила к общему столу! Возможно, перед нею родственник или друг ее мертвого мужа?..

Глядя на этого человека, Амен-Оту приложила ладонь к губам, потом к сердцу; и печально покачала головой. И этого оказалось достаточно – старик понял, что она лишилась памяти и речи; и даже не слишком удивился этому. Он вскочил со стула и быстро вышел; и вскоре вернулся вместе с другим прислужником, который притащил поднос с едой!

Это было мясо, приготовленное разными способами, белый хлеб и какие-то фрукты в сладком сиропе. При виде человеческой пищи Амен-Оту забыла обо всем. Она принялась жадно запихивать мясо в рот, вначале глотала кусками, почти не жуя; и только потом стала прожевывать, бесконечно наслаждаясь вкусом. Вдруг жрица увидела, как на нее смотрят двое мужчин в комнате, – слуга глядел, как она ест, с отвращением и ужасом, а старый господин с жалостью. Неужели тут принято принимать пищу как-то иначе?..

Старик взял с подноса серебряный нож и еще один забавный предмет, которого она раньше не заметила, вроде маленьких вил, и подал ей. Она стала неловко подцеплять этими вилами мясо и резать ножом, а потом принялась за фрукты, пока не опустошила тарелки.

Но жрица все еще была голодна. Она бы охотно съела еще столько же, но не решалась просить больше. И внезапно задумалась – если она теперь ест, нужно ли ей опорожняться? Есть ли у ее нового тела низменные потребности, и как эти люди будущего справляют нужду?..

Но это она узнает позже. Куда важнее сейчас было выяснить, кто она сама такая, – вернее, за кого ей придется себя выдавать!

Амен-Оту посмотрела на доброго старика, который остался с ней; она приложила ладонь к сердцу, а потом протянула руку к его губам. И этот господин отлично понял, чего она хочет. Он начал ей все объяснять так подробно, точно она была несмышленым младенцем, – и Амен-Оту слушала, не сводя с собеседника глаз. Она многое понимала без посредства слов; она теперь могла соприкасаться разумом с этим человеком, как недавно сообщалась с той девушкой и ее братом, которые ее пробудили.

Первым делом старик назвал себя: у него было чудное имя, «Мистер Маклир». Он действительно приходился родственником ее мужу – кажется, дядей. Женщина, за которую ее все здесь принимали, была родом из Египта: так теперь называлась Черная Земля. А этот старик и его племянник, ее муж, происходили из страны Британии. Ту египтянку звали Амина: теперь Амен-Оту следовало откликаться на это имя – похоже на ее настоящее имя… Она, ее муж, Джеффри Маклир, и его дядя вместе путешествовали по разным странам, а потом ее супруг внезапно заболел и умер, и она стала вдовой. Теперь Мистер Маклир вез Амину на огромном корабле через океан к себе домой, потому что о ней некому было больше позаботиться.

Амен-Оту, превратившаяся в Амину, ощутила невольную признательность. Она даже поблагодарила старика на своем языке; а он вдруг принялся благодарить ее сам, заявив, что это она спасла его. Когда тонул тот большой корабль, на котором везли ее мумию, многим мужчинам не хватило места в лодках – вперед сажали женщин с детьми; и Мистера Маклира пропустили только потому, что он сопровождал ее, вдову своего племянника.

Амен-Оту не знала, когда этот старик подвергся внушению… и не знала, что произошло с настоящей египтянкой Аминой. Но, скорее всего, та погибла; и у себя на родине ее никто не хватился бы. И очень хорошо, что теперешний покровитель Амен-Оту думал, будто обязан ей жизнью!

Когда Мистер Маклир ушел, Амен-Оту почувствовала себя намного лучше – почти живой; и даже лучше, чем живой. У нее теперь было над чем поразмыслить. Спустя некоторое время после завтрака она поняла, что облегчаться ей теперь не нужно… во всяком случае, пока. Ее тело поглощало без остатка все, что она принимала в себя; и так же быстро и жадно, как пищу, жрица поглощала знания об этом новом мире. Она теперь уверилась, что у нее найдется здесь пристанище, и будет время, чтобы освоиться.

Неожиданно мнимая Амина вспомнила о том, кого она спасла на самом деле, еще будучи развоплощенной, – того золотоволосого юношу по имени Хью, брата девушки Этель. Он стал тонуть и замерзать, и она вытащила его из ледяной воды. Почему она сделала это?.. Она не понимала ясно – возможно, потому, что они трое оказались прочно связаны; и потому, что этот юноша мог ей пригодиться....

И Амен-Оту не беспокоилась о том, где искать его. Она знала, что золотоволосый Хью придет, стоит только ей позвать. Он оказался перед в ней в неоплатном долгу… и она умела убеждать. Перед Амен-Оту склонялись многие, когда она была прорицательницей Амона, и она прославилась и в Уасете12, и в Ахетатоне, несмотря на молодость. Теперь же, – она чувствовала это, – мало кто мог бы воспротивиться ее чарам.

Она обратила взгляд к небу за окном, все еще затянутому тучами.

– О Амон сокровенный, о Ра, о Осирис, – прошептала жрица, подняв руки, сжатые в кулаки. – О боги истины, отвратившие от меня свои лики! Это не вы даровали мне эту новую жизнь, но я приму все, что мне предложено. И возьму все, что могу взять!..