— Вы наверное давно знакомы, — девушка натянуто улыбнулась. Было видно, что веселиться ей не очень хочется, но вежливость и воспитание преобладают над здравым смыслом. Алису от такой показухи чуть не передернуло.

— Пожалуй, слишком давно. В общем, единственное, что я точно могу гарантировать, так это то, что он в порядке. Иначе я надеру ему зад, — серьезным тоном заявила Триша. Вот теперь фальшивая улыбка переросла в весьма искренний смешок. Положительная динамика — успех, который требует закрепления.

— Юль, пошли, выйдем на минутку? Я терпеть не могу больничный запах, а на выходе, вроде, был кофейный автомат.

— Да, пожалуй ты права. Не знаю, что мне нужно больше: глоток свежего воздуха или глоток крепкого кофе, — на выдохе ответила девушка и поднялась.

Накинув на плечи рюкзак, в который помимо прочего уже была упакована ее куртка. Как бы не кривила душой Триша, обвиняя невнимательность девушки, злиться на нее не получалось. Глупость — не грех, а несчастный случай — следствие халатности монтажников. Да и не получалось как-то злиться на человека, от которого так странно веяло детством. Хотя возможно, от "детства" только неразумность и оставалась. Понимание этой возможности и останавливало мейн-танка от того, чтобы слепо поверить грустным глазам.

Даже в столь поздний час мед учреждение не дремало. Активность кипела не так ярко, как днем, но дежурные врачи и медсестры встречались. Одна из них проводила девушек хмурым, а скорее просто уставшим взглядом. Именно она пыталась отправить страдалиц ночевать дома, но столкнулась с завидным упорством горячей головы. Триша на пальцах объяснила, почему ей можно остаться, заплатив за эту возможность крокодильими слезами и коробкой ликерных конфет. Удивительным в этой ситуации было лишь то, что девичья печаль могла тронуть и мужчин, и сердобольных женщин. Даже тех, кто имел профессиональный иммунитет к чужим страданиям. Все же, они оставались людьми, и в большинстве своем не видели проблемы в паре девочек, сиротливо устроившихся в конце коридора.

Для того, чтобы добраться до автомата, им пришлось покинуть отделение, выходя в большой холл. Вот, где действительно было пустынно и даже темно. Главный вход был закрыт на ночь, а потому единственными источниками света служили плафоны в коридоре. Хотя, и сами автоматы кое-как мерцали в этой темноте, словно фонарь рыбы-удильщика.

Алиса первой шагнула во мрак, замечая, что спутница не слишком торопится последовать ее примеру.

— Проблемы? — спросила Триша, помедлив и бросив на девушку взгляд из-за плеча. — Ночные больницы видеть не доводилось?

— Я с темнотой в принципе не совсем на "ты", — смутилась девушка, начиная бубнить под нос.

— Да ладно тебе, это же не ночная заброшка, а вполне рабочее здание. Ни собак, ни бомжей, ни шприцов.

— Я не про то! — пискнула Юлия, немного подобравшись. — Как будто темнота сама по себе не может быть страшной. В ней же может прятаться что угодно.

— О, что угодно? — повторила Триша. — Например тортик? И клоун с ножом, чтобы его нарезать.

Осклабившись, девушка махнула рукой, призывая новую знакомую идти за собой. Она в упор не видела ни одной угрозы, которая могла бы притаиться в холле. Самый большой ужас любой больницы — это его медперсонал, вот где могут прятаться и чудовища, и демоны вперемешку с ангелами и святыми. Такой вот парадокс профессии.

Как бы то ни было, клоун стал аргументом, не позволившим Юлии остаться в одиночестве даже на свету. Воровато и боязливо она прошлась вслед за девушкой, едва не цепляясь за чужую одежду. И в этом напряжении было нечто, что забавляло Алису, отвлекая ее от тяжелых мыслей. Подобная романтика наивности и легкого испуга, оставшаяся далеко в детстве.

— Слушай, а откуда взялся твой страх темноты?

— Он, вроде как, всегда был при мне, — неуверенно ответила девушка.

— И ты никак не боролась с этим? Любой страх — это слабость. Не пыталась это искоренить?

— Как будто ты сама ничего не боишься, — голос Юлии звучал чуть обиженно и напряженно. Слова явно задевали какую-то струнку ее души, но, судя по всему, довольно крепкую.

— Есть одно. Но это вполне естественный страх. После того, как потеряла брата, смерть стала единственной моей фобией, — вздохнула Алиса, запуская в автомат очередь блестящих пятаков. — Наверное, я просто боюсь, что когда-нибудь останусь совсем одна.

— Прости, — тут же выпалила Юлия. Красные волосы рассыпались по лицу, когда она уронила голову, чуть всхлипывая. — Ты, должно быть, имеешь полное право винить меня в том, что…

— Пф, мать, окстись, — Триша ощутимо хлопнула ее по плечу. — Во-первых, никто не умер, хоть и отчаянно попытался. Во-вторых, ты хоть и заслуживаешь порицания, однако под рекламный щит никого не толкала. Да, любить мне тебя не хочется, но ведь в результате все обязано кончиться хорошо. Не люблю я разводить трагедию раньше времени.

— И все же, я чувствую свою вину, — выдохнула она, словно став еще меньше.

— А, будет тебе. Придет в себя, извинишься. Вряд ли он будет злиться, раз сам нарвался. Угостишь его кофе и пиццей, и он думать забудет о том, что рисковал собой.

— Как-то мелковато…

— А он, готова поспорить, и не нарывался на всеобщее признание, — Триша говорила, и сама удивлялась, как от внутренних обвинений перешла к открытому утешению. — В общем, сожми зубы в кулак и ной. Мысль о смерти более жестока, чем ее результат.