Какой-то раскаленный добела предмет приближается со стороны военного корабля, расположенного далеко за линией восточного горизонта и врезается в дожидавшуюся неподалеку ракету-носитель, примерно наполовину заправленную твердым горючим через подкачивающий топливный насос. Конструкция взлетает на воздух не хуже фейерверка, и через секунду от нее уже ничего не остается — обломки топливного бака и пусковой башни разлетаются на милю вверх и в стороны. Как только огненный шар сходит на нет, раскуроченные останки ракеты обрушиваются под собственным весом в той ужасающе медленной манере, на которую способны лишь по-настоящему колоссальные строения. Ударная волна начинает раскачивать вертолет. Он пытается с ней справиться и выходит из схватки победителем.

То тут, то там на линии горизонта виднеются другие летательные аппараты, и все они движутся на манер вертолетов, по большей части сбиваясь в группы. Митч видит их из кабины пилота и на пронзительно бибикающем радаре. Выглядят они, как светящиеся зеленые точки, но Митч не знает, по-прежнему ли зеленый цвет обозначает «друзей» в космическую эпоху 22 985 года, и потому старается не привлекать их внимания; он прокладывает курс на запад, подальше от артиллерийских катеров, рассчитывая выйти за пределы их радиуса поражения.

И при всем при этом ни одной больницы. Сейчас 22 985-й год. Митч даже не знает, как произносится это число. Всего полчаса назад он погружался в наркоз в больнице на юге Франции, думая, что готов ко всему.

Пятнадцать минут — и километров тридцать — спустя Митчу, наконец, удается обнаружить то, что он искал. Храм сложно с чем-либо перепутать, учитывая ту гигантскую лакуну, которую он прорезает в сети искусственных каньонов. Несмотря на свою высоту и целый лес из сопутствующих башен и минаретов, он сам тонет в тени куда более громадных небоскребов и ветхих пусковых сооружений. В ширину его территория достигает полукилометра; она огорожена стеной и вымощена гладкой красно-черной плиткой. Отдельные кусочки плитки складываются в восьмисторонний фрактал Жюлиа, в центре которого располагается сам храм — здание в форме грубой восьмиугольной пирамиды с отвесными стенами из красноватого камня.

В мощности вертолету не откажешь, однако его органы управления слишком неповоротливые и явно не отличаются точностью. Митч вынужден прилагать массу усилий, чтобы удержать аппарат под контролем во время снижения. Он приземляется на площади — как ему кажется, перед главным входом в храм. Вынимает из панели управления массивный черный пластиковый ключ, тем самым отключая подачу питания к роторам. Пока они замедляют ход, он выбирается из кабины и обегает вертолет спереди, чтобы забрать с пассажирского сиденья Линисд, которая до сих пор не пришла в сознание. На площади, несмотря на ее громадные размеры, нет ни одного человека.

Он торопливо шагает по сверкающему мрамору — так быстро, как это возможно с Линисд на руках. Учитывая ширину и высоту арки, ведущей внутрь купола, при должной сноровке он мог бы просто пролететь ее насквозь.

Внутри здание напоминает собор Каменного века. У него есть все характерные признаки религиозного сооружения: места для сидения, сцена, вместительный балкон с дополнительными сидениями, приподнятые трибуны для выступлений, алтари, иконы, подходящая акустика. Опорные колонны — пяти метров в ширину, — на которых держится крыша храма, не относятся ни к греческому, ни к римскому стилю, и представляют собой грубо обтесанные округлые «капли» из красного камня, широкие у основания и заостряющиеся кверху, будто сделанные из медленно тающего воска. Стены украшены фресками, напоминающими наскальную живопись, прокачанную до масштабов и широты Ренессанса без каких-либо улучшений в плане художественных материалов, инструментов или техник; несмотря на свой внушительный размер и фантастическую проработку деталей, рисунки выглядят грубыми, угловатыми, схематичными и как будто нарисованы отдельными мазками, а набор пигментов почти не выходит за рамки красно-коричневого, черного и белого. Там, где Митч бы ожидал увидеть декоративную каменную кладку и причудливые детали из золота, располагаются деревянные скульптуры людей и разных существ с вытянутыми и гипертрофированными пропорциями, будто изваянные неким инопланетным скульптором, которые их никогда не видел, а знал лишь по описаниям. Взгляду Митча предстают перья, леопардовые шкуры, копья. Естественный свет струится из нескольких дюжин узких вертикальных проемов, вырезанных в камне по направлению к потолку.

Пустует даже главная аудитория.

— Здесь кто-нибудь есть? — кричит Митч, чувствуя, как начинают уставать его руки. — Мне нужна помощь! — Его мольба отражается от стен, оставшись без ответа. Храм, как и все остальное, оказался пустым.

По сути эвакуирован весь район Наукограда. Митч еще не успел свести воедино все факты, но окружающая его местность несет на себе молчаливый отпечаток вторжения. В нескольких километрах к западу тянется вереница беженцев, покидающих город пешком и на машинах — по земле и воздуху, в то время как на востоке наступающие силы Неделимых уже успели захватить больше половины центральной сети Анны Пул, объединяющей громадные Залы и Лаборатории — ее Научную Цитадель.

Ту же тему продолжает и храмовая «больница», напоминающая сделанное в каменном веке подобие современной больничной палаты. Это всего-навсего длинная и невысокая комната с разложенными как попало бугристыми матрасами с соломенной набивкой и толстыми черными одеялами. Койки пусты. Шагая по комнате, Митч чувствует, как мерзкий биологический запах сменяется все более сильным химическим зловонием, напоминающим вонь нашатырного спирта. В дальнем конце комнаты он находит раковины, шкафы, погасший огонь с расположенной над ним треногой и даже хладохранилище.

Он укладывает Линисд на ближайшую кровать.

Стало быть, это аптека, хотя ничего похожего на медицинское оборудование или препараты Митч здесь не видит. Содержимое горшков и охлажденных бутылок и лоханей отдает резким запахом и вместо привычных химических наименований снабжено надписями в виде малопонятных символов — а значит, с точки зрения Митча вполне может оказаться как лекарством, так и ядом. По крайней мере, здесь есть бинты и вода. Сделав для руки Линисд нечто вроде поддерживающей повязки, он грузно присаживается на противоположную койку. Выпив воды, он позволяет себе прикрыть глаза, но спустя какое-то время снова их открывает. Его накрывает ощущение бесприютности и невероятной усталости.

Спустя некоторое время Линисд приходит в себя.

— Что с небом? — спрашивает ее Митч.

— Черная дыра поглощает Солнце, — отвечает она.

Митч выглядывает из расположенного позади окна и смотрит вверх, встречая на себе ответный взгляд распухшего, болезненного светила. Черная дыра, столь малая, что ее невозможно разглядеть с такого расстояния, очевидно, располагается в глубине орбиты Меркурия, разъяренно опустошая запасы плазмы и импульса в солнечной короне. Он воспринимает эту информацию рационально и не поддается панике. Именно эта догадка посетила бы его в первую очередь. — В нее же падает и Земля?

— Да. Через шесть месяцев планета станет непригодной для жизни.

— В нашей Вселенной есть две звезды. Одна — это Солнце, которое вы видите прямо над нами. Вторая — это Нокт, Дальняя Звезда, которая восходит, когда садится Солнце, а заходит, когда Солнце поднимается над горизонтом; она движется вокруг нас вслед за Солнцем, действуя вопреки законам гравитации. Для нас Нокт — единственный объект на ночном небе, не считая Луны и планет. Планеты обращаются вокруг Солнца, а Луна — вокруг Земли, но положение Нокт всегда диаметрально противоположно Солнцу. Что попросту невозможно.

— Прошло несколько веков, прежде чем мы поняли, что именно представляет собой Дальняя Звезда. Столько времени нам потребовалось, чтобы создать достаточно мощные радиопередатчики, чтобы их излучение смогло обогнуть Вселенную и вернуться назад, а мы — принять переданные нами же сигналы с четырехдневной задержкой.