— Чувак, ты меня вообще слушаешь? Такого быть не может. Вот это сплошной кусок угля. Никаких сомнений. Без всяких разломов, цельный блок. Антрацит. Низкого качества, но даже антрацит низкого качества — это высококачественный уголь. Нельзя утонуть в сплошном куске камня. А про другой вариант вы и сами знаете.

Хэддон поворачивается и встает, ударившись шлемом об очередную балку.

— И это — о-о. Это какой же? Кто-то убил ее, перенесся на триста пятьдесят миллионов лет в прошлое и сбросил ее в смоляную яму в доисторическом Йоркшире? Как рациональный и мыслящий человек вы должны извинить мое желание согласиться с тем, что в этой версии, по крайней мере, больше научного смысла, чем в том, что она проделала туннель прямиком до чистилища и столкнулась с чьей-то бессмертной душой.

Джефф куда-то показывает.

С пальцев, которые уже начали шевелиться, осыпаются мелкие кусочки угля.

— В будущее, — говорит астроном. — Человечество всегда испытало потребность в трудностях, горизонтах, соперничестве, чтобы постоянно стремиться в будущее. У нас были планы на будущее. Мы были на Луне и собирались основать там колонию. Мы собирались отправиться на Марс, а потом основать колонию и там. Мы хотели колонизировать Европу, Титан, а, может быть, и другие небесные тела. Мы собирались захватывать астероиды и добывать на них полезные ископаемые, строить космические лифты и корабли-ковчеги, мы хотели посетить другие звездные системы. Мы нуждались в космосе…, чтобы учиться, узнавать новое о Вселенной и открыть новую науку. Мы могли быть похожи на вас, летать быстрее света — теперь мы знаем, что это возможно! Мы могли обрести такую мощь. Если бы только вы дали нам время. Мы могли бы колонизировать и галактику, и целую Вселенную.

— Но вы этого не сделали.

Астроном опускает взгляд с чернильного пятна, растущего в небе, и переводит его в сторону горизонта. Яркие огни города.

— Ради выживания, — отвечает он. — Мы не можем вечно находиться под защитой одного мира. Человечество уязвимо, оно обитает на одном-единственном беззащитном камне. Нам нужно позаботиться о безопасности на случай падения астероида или гамма-вспышек из космоса. Нам нужно стремиться к большему генетическому разнообразию, приспосабливаться к новым средам обитания, населять новые миры и взглянуть на Вселенную в ином свете. Нет другого пути выживания. Вы отнимаете у нас миллиарды лет потенциального будущего.

— Это не так.

Он пытается остановить охватившую его дрожь.

— Нам нужна… цель, к которой можно стремиться. Это единственная причина, которая заставляла нас что-то создавать. Только благодаря ей у нас есть математика, и только благодаря ей у нас есть наука. Потому что мы хотели понять небо. Нам нужен свет. Нам нужны звезды, чтобы следовать за ними. Нам нужен источник вдохновения.

— Нет, не нужен.

Яркие огни города. Миллионы людей, которые даже ни разу не взглянули на звезды.

Голос говорит: «Вместе с Луной, звездами и планетами мы дали вам безграничные возможности. Мы принесли вам дары. Но вы не выказали желания ими воспользоваться. А значит, для вас эти дары бесполезны, и мы передаем их в другие руки».

Планеты давно исчезли. Чернильное пятно закрыло собой все небо, на котором угасла последняя звезда. Минуту, полную напряжения и надежд, выпуклая Луна еще отбрасывает на Землю свой злобный свет, но затем в мгновение ока тонет в последнем горизонте событий, как будто похищенная таинственным грабителем.

Оставшись в абсолютной темноте, бывший астроном безуспешно пытается достичь рационального примирения со своей утратой и оторванностью от человеческого рода, который, как голос вполне справедливо пытался ему объяснить, в действительности ничего не потерял.

Доктор Эдриан Эшмор — долговязый, рыжеволосый и — в данный момент — незадачливый человек. Что вполне понятно. Он яростно перебирает пальцами шариковую ручку и старается не встречаться взглядом с детективом Хэддоном, когда тот входит в комнату для допросов.

— Мы нашли Анну Пул, — сообщает Хэддон, устраиваясь перед ним. — Два дня тому назад.

Эшмор в удивлении поднимает брови.

— Что ж, рад это слышать. Почти вовремя. Где она оказалась?

— Внутри угольного пласта, на расстоянии двадцати одного километра от вашей лаборатории.

Наступает долгое молчание.

— …А насколько глубоко? — наконец, спрашивает Эшмор.

— Около двухсот метров, — отвечает Хэддон.

Снова пауза.

— О чем вы думаете? — интересуется Хэддон.

— Вы знаете, о чем я думаю, иначе не задавали бы этот вопрос.

— Какие-то неполадки с оборудованием, — делает предположение Хэддон.

Эшмор качает головой.

— Установка, пока мы ее не угробили, была в идеально рабочем состоянии. Я бы ее за неделю привел в порядок. Пришлось бы заменить несколько деталей, не более того.

— Значит, проблема в данных. Все выглядело так, будто она переместилась в одно место, а на самом деле оказалась в другом.

Эшмор снова качает головой. Он какое-время продолжает вертеть ручку в руках, а затем аккуратно ставит ее на кончик.

— Единственное возможное объяснение, — медленно произносит он, — состоит в том, что на самом деле перемещений было два. Сначала Анна поменялась местами с угольным пластом. Затем, через долю секунды, вторая операция поменяла местами уголь из нашей лаборатории и часть космического вакуума, в результате чего мы услышали удар грома. Первоначальные данные были бы потеряны, так как регистрирующая аппаратура записала бы поверх них данные второй операции. И мы бы никогда не узнали, что Анна на самом деле оказалась под землей. Повторный прогон второго шага — то есть именно так, как мы и сделали — не дал бы никакого эффекта, а от самой статуи, скорее всего, остались лишь миллионы осколков — в той самой местности, где вы искали Анну. Упустить их из вида не так уж сложно. Это самое простое объяснение, которое пришло мне в голову.

— А все это могло произойти по чистой случайности? — спрашивает Хэддон.

— Нет. Повреждение одной программы — может быть. Тогда Анна в нужный момент просто оказалась бы не в том месте. А если две программы, которые согласованы вплоть до мельчайших деталей, выполняются сразу друг за другом, что весьма кстати, потому что старые данные автоматически затираются, то это уже выходит за рамки любых совпадений. Кому-то пришлось бы заранее подготовить альтернативный набор программ и намеренно загрузить его во время контрольной проверки после удара молнии. — Сделав выдох, Эшмор нерешительно добавляет: «А это значит, что убийство Анны было спланировано».

— На тот момент я был единственным на всей планете человеком, который разбирался в телепортации достаточно хорошо, чтобы составить обе программы без посторонней помощи. Именно поэтому я здесь — я лучше всех разбираюсь в этом коде, и именно я должен был заметить ошибку. Иначе говоря, все факты указывают на то, что ее убил именно я.

Эшмор откладывает ручку в сторону и наклоняется вперед.

— Я допустил ошибку. Я давным-давно это признал. У случайной программы для телепортации шансы на успешную компиляцию пренебрежимо малы. Вероятность того, что удар молнии превратит одну корректную программу в другую, тоже корректную, практически равна нулю. Поэтому, когда программа скомпилировалась без ошибок, я естественно счел это достаточно надежным доказательством того, что она по-прежнему верна. Что же касается злого умысла — до этого момента такая мысль мне даже не приходила в голову. Вам придется мне поверить. Я не убивал Анну. У меня не было мотива. Она была моим дорогим другом. В некоторых областях она была настоящим гением. Вместе с ней мы написали с полдюжины статей, так какая мне польза от ее смерти?

— Анна жива.

Чтобы обдумать эти слова, Эшмору потребовалось немало времени.

— Так вы выяснили, что она… она пряталась в этой шахте?