— Не… не делайте так, — просит его Зеф, — для вас это может быть опасно.

— Может ли — как раз это я и хочу узнать. Угрожает ли мне опасность? Стоит ли бояться за свою жизнь?

— Вы к врачу обращались?

— А это бы помогло?

С этим Зеф приходится согласиться.

Кафетерий в самом сердце Центра Математических наук просторный, но несмотря на это выглядит довольно оживленным. Будущее перспективной математики во многом вершится на креслах по соседству. Митч направляется к очереди за горячей едой; Зеф делает выбор в пользу чая. Они занимают небольшой столик на две персоны в середине зала.

— Ну, хорошо, — говорит Митч, усаживаясь за стол со своим подносом. — Начнем с простого. С двух стаканов. — Взяв один из них, он очень медленно, под пристальным прищуром Зеф, проносит его по диагонали через второй, а затем опускает сцепленные стаканы обратно на стол.

Зеф берет только что созданный артефакт и какое-то время крутит его в руках. Она пытается расшевелить стаканы, чтобы отделить их друг от друга, но ничего не получается. Если бы она потянула сильнее, они бы просто треснули. — Значит, это не фокус?

Забрав стаканы у нее из рук, Митч разводит их в стороны. Он ставит их на стол рядом друг с другом и сдвигает вместе, так чтобы круглые ободки наложились друг на друга, образовав фигуру, напоминающую очертания старомодного бинокля. Зеф снова изучает получившийся предмет. Митч берет столовые приборы и, помахав ими, как ни в чем не бывало проносит сквозь свои руки и пальцы, после чего помещает несколько вилок внутрь стола. Снизу видны проступающие зубцы. Стол, судя по всему, не пострадал. На нем не остается повреждений и после того, как Митч вынимает вилки обратно.

— Все началось где-то неделю назад. Однажды утром за завтраком ко мне будто вернулись знания, позабытые много лет тому назад. Я долго не решался попробовать, и… в общем, как мы уже выяснили, какой толк был бы от доктора? Я решил найти ученого… мой брат сказал, что вы учили его друга.

— Вы это кому-нибудь показывали?

— Никому, кто верит собственным глазам, — отвечает Митч. — А кто бы поступил иначе? Я не собираюсь разглашать свой секрет всему миру. Я видел, что стало с этой… как же ее? Вечно окруженная папарацци, грандиозная научная буря в СМИ… Она настолько не в себе, что даже не понимает происходящего — к счастью для себя. Мне такой радости не надо. Черт, да я ведь еще даже ничего не украл.

Повинуясь чувству голода, Митч приступает к еде и, зацепив кусочек вилкой, запоздало понимает, что блюдо, которое он принял за хорошо прожаренный бифштекс, на самом деле оказалось печенью. Зеф, попивая чай, сидит и долго размышляет в тишине. Она достает из своей сумки небольшой блокнот и делает там кое-какие пометки.

— Ладно, все это замечательно, — наконец, говорит Зеф. — Я хочу сказать… конечно. Это бы… действительно вызвало бурю. А вы вообще планируете? В смысле что-нибудь украсть?

Митч пожимает плечами. — Меня бы никогда не поймали.

— Но вам нужно иногда спать. И могу предположить, что во сне вы остаетесь материальным. Вы же не начинаете плавать сквозь все, что попадется на пути?

— Для того, чтобы проходить сквозь предметы, необходимо сознательное усилие. К тому же в нематериальном состоянии я не могу дышать.

— Ну, тогда ладно. Есть кое-какие идеи. Но, как вы уже сказали, мы забегаем вперед.

— Еще у меня есть рентгеновское зрение, — признается Митч, накалывая очередной кусок.

Это заявление окончательно сбивает Зеф с толку. — Что?

— Я могу видеть сквозь препятствия. Я вижу то, что находится внутри людей и разных предметов. До некоторого расстояния, конечно. Мои глаза неидеальны.

— Но это невозможно. С обычными рентгеновскими лучами так не получится. В рентгеновском спектре окружающий мир — сплошная темнота, вы бы ничего не смогли увидеть, если только… вот черт, вы что, пропускаете через нас рентгеновские лучи высокой энергии?

— Я просто вижу все в цвете! В обычном цвете. И не только металл или кости. Я вижу все.

— В цвете? Как нормальное трехмерное изображение? Вы видите предметы так, как они должны выглядеть с учетом цветов? Не смотрите на меня так! — Она складывает руки перед собой.

— Я пытаюсь! Послушайте, судя по всему, мне достался набор способностей, которые… которые допускают злоупотребление, но я читал этот странный комикс. Большая ответственность и все в таком духе. К тому же я не могу просто взглянуть на кожу, скрытую под одеждой. Я не могу вот так запросто снимать с предметов слой за слоем. Все определяется глубиной фокусировки. А люди изнутри просто выглядят красными. Это такой мерзкий красный цвет, хотя и другие их оттенки ничуть не лучше. Видеть, как кровь циркулирует по сосудам, ни разу не забавно — это пугает до жути.

— Вы видите это непосредственно своими глазами? Ваши глаза фокусируют свет, исходящий от органов и предметов, которые находятся в полной темноте? Вы это хотите сказать, Митчелл?

— В таком ключе я об этом не думал!

Откинувшись на спинку, она пристально разглядывает потолок.

— То есть у вас есть две разные, совершенно не связанные друг с другом, суперспособности, я правильно поняла? Это же просто невероятно. Это… дело первостепенной важности. — Она долго размышляет про себя, шевеля губами.

Доев овощи, Митч откладывает оставшуюся еду в сторону.

Зеф рассеянно рисует в блокноте какие-то закорючки. Она думает о своем расписании. Ее диссертация идет с опережением графика.

— А в остальном, — наконец, говорит она, — вы обычный человек из плоти и крови?

— Насколько мне известно.

— Значит, нам придется провести над вами кое-какие эксперименты.

Томас Муока — самый высокий парень из всех, кого вы когда-либо встречали. Ему бы должны уже надоесть вопросы типа «Эй, ты, наверное, в баскетбол неплохо играешь, да?», но этого не происходит, потому что в действительности он и правда очень и очень хорош в баскетболе и любит рассказывать об этом другим людям. Лет десять-двадцать тому назад он несколько раз был представителем своего города; у него и кое-какие трофеи имеются. И даже сейчас он продолжает играть по выходным. Но понимает, что постепенно сдает позиции. Теперь он, по большей части, играет потому, что это полезно для сердца — кто же захочет заменить его машиной? Но его основная специальность — это физика.

В этой комнате он оказался отчасти из-за физики, а отчасти из-за личных обязательств. Он хочет выяснить, что произошло с его другом. Какое-то время они с Эшмором перебрасывались идеями. Несколько дней тому назад, прежде, чем устроить совещание, Эшмор говорил, что уже вплотную подошел к решению ощутимой части этой проблемы. Муока хочет, чтобы Анна вернулась. Они были довольно близки. Он в курсе, что Анна вела исследования, которые крайне нуждаются в ее участии. Ну и, ко всему прочему, речь идет о «Раскрытие загадки телепортации»: он физик, его работа — учиться. А случившееся может оказаться важным.

Доктор Шапур — крайне миниатюрная женщина. Ее волосы идеально подходят для того, чтобы заколоть их в тугой пучок, а затем в замедленном темпе распустить на середине фильма; ко всему прочему, у нее есть толстые ботанские очки, которые тоже можно снять для придания сцене большего драматизма. К сожалению, этого никогда не случится, поскольку без очков она почти ничего не видит.

За последние несколько месяцев она едва сдвинулась с мертвой точки. О сенсорной депривации Шапур знает больше, чем кто бы то ни было во всей стране, а учитывая скорость, с которой она впитывает знания в этой области — используя как работы других специалистов, так и личные исследования своей уникальной пациентки — до конца года наверняка станет экспертом номер один во всем мире. И при всем этом она по-прежнему чувствует себя так, будто не знает практически ничего. Несмотря на строго спланированные и тщательно выполненные тесты и терапевтические процедуры, восстановление разума Анны Пул протекает в крайне медленно темпе; по сути, еще медленнее, чем у новорожденного ребенка. А крошечные, едва поддающиеся обнаружению фрагменты памяти о прежней жизни, сохранившиеся во время пребывания Анны в угольном пласте, постепенно разрушаются, ежедневно сменяясь новыми воспоминаниями. Они начисто стираются, чтобы освободить пространство, необходимое разуму Анны, чтобы снова стать единым целым. Такая работа деморализует. Могут пройти годы, прежде чем будет заметен хоть какой-то прогресс.