— Что?! Почему?!

— Для таких случаев существует процедура, включающая оглашение причин для прекращения обучения. Накири привела в качестве аргументов неудовлетворительные оценки за практическую составляющую вашей дисциплины и низкий уровень физической подготовки, а также настаивала на том, что злоупотребила доверием своего преподавателя и использовала ресурсы Академии для проведения опасного и непредсказуемого эксперимента.

Нет, ну она издевается?… Перевала же всё! Да, как боец Астра не сложилась, но ведь у нас есть ещё Ибура с баллами по теоретическим дисциплинам на уровне валенка. И тем не менее, она оказалась в студ–совете из–за своей силы! И что значит «злоупотребила доверием»? Да Накири на каждом этапе готова была дать заднюю, дай ей только повод в чём–то усомниться. А если говорить про «эксперимент», то вся вина здесь может лежать только на мне и Бастольфе. И это при том, что провал с «Мантикорой» официально был признан случайностью!

— Вижу вы собираетесь что–то сделать, — директриса, наблюдавшая за моим выражением, уже сделала определённые выводы. И едва заметно улыбнулась, — Только прошу вас, не вламывайтесь в имение Накири прямо сейчас. Дождитесь рассвета хотя бы.

Я снова кивнул. Мне действительно стоит немного поумерить пыл. К тому же, есть ещё кое–что очень важное. И этим, скорее всего, можно заняться в любое время.

— А храм Богини сейчас открыт?

— Думаю, что для посетителей попасть туда в столь поздний час будет невозможно. Но ради «Самозабвенного Спасителя» они могут сделать исключение.

Как–как она меня назвала?…

— Прошу вас, сюда. На самом деле, в такое время мы не принимаем посетителей: все служители ночами посвящают себя молитве о покое заблудших душ. Но «Самозабвенному Спасителю» мы просто не могли отказать. — рассказывала жрица, пока мы шли по внутреннему двору храма. Да, та самая. Директриса потребовала, чтобы я дождался, пока она отправит сюда послание с предупреждением о моём визите. Оказывается, магические средства связи есть у всех более–менее значимых организаций в городе. Удобно, ничего не скажешь.

— Честно говоря, это было спонтанным решением. Приношу извинения за хлопотность.

— Ох, нет–нет, что вы! «Самозабвенный Спаситель» не должен беспокоиться о таких вещах. Своими действиями вы заслужили право на благосклонность Богини всегда и везде. Ваше исцеление ниспослано свыше! — живо ответила жрица, продолжая вести меня через территории священнослужителей. Её отношение ко мне в корне отличается от того, что было два месяца назад. И это несколько смущает. Ещё и прозвище…

Как оказалось, моя схватка с «Мантикорой» уже успела стать притчей во языцех и обрасти ворохом избыточных деталей. Могу себе представить, что подумали студенты, когда из экзаменационного Подземелья вынесли покорёженное и окровавленное тело преподавателя, которого они так боялись. Как оказалось, это изменило всё. Раньше на мой стороне были только Суцунэ да Камир с Астрой. Но после случившегося я стал героем в глазах многих своих учеников. И, вполне естественно, что они рассказывали обо мне родителям — дворянам, крупным торговцам и другим влиятельным личностям. Так вот «великий и ужасный» Узу Хомэй стал «Самозабвенным Спасителем» — этот титул мне дали служители Богини. Немного длинновато, конечно, но всё равно приятно.

— Итак, мы на месте. — оповестила жрица, жестом приглашая меня войти в храм. Что я и сделал. Снаружи это место, к слову, мало чем отличалось от других зданий: ни тебе башен, ни каких–то особых украшений. Одни символы веры на стенах, да и только. Видимо, эта религия зиждется на идее умеренности?

— Красиво — внутри обстановка действительно лучше. Не сказал бы, что здесь много элементов декора, по сути, только резные лавки да люстры. Но вот статуя прекрасной женщины, держащей в своих руках самое настоящее белое пламя, не могла оставить равнодушным.

— Воистину, свет Богини прекрасен, да будет ниспослана её милость на всех нас. — жрица сложила руки знакомым мне образом и поклонилась статуе, — Госпожа Умэно передала мне вашу просьбу, но я хотела бы ещё раз уточнить детали.

— Да, конечно. Извините, я не очень опытен в подобных делах, но знаю, что существует особая молитва за упокой души павших воинов. Она читается ещё и для того, чтобы почтить их память.

— Всё верно. Всякая душа заслуживает место в царстве благодати нашей Богини. И мы будем молиться даже за тех, кто взял в руки оружие, если причины для этого были достойны. — я немного задумался. А известно ли мне, какими были его причины? Вовсе нет. Но он заслужил покой. В этом у меня нет никаких сомнений. Хотя дело не в этом.

— Видите ли, я не могу назвать вам его имя. — жрица нахмурилась. Ну, а что я могу сделать? Сказать ей, мол, у меня имеется тёзка с таким же именем? Не то, что бы у меня совсем не было вариантов. Всегда можно выкрутиться, претворившись, что я взял чужое имя (а так оно и есть, на самом деле). Но мне не хочется лгать. А раз так, значит, открыть имя Узу Хомэя действительно нельзя.

— Это довольно необычно… Если вас беспокоит, что личность этого человека станет кому–нибудь известна, то можете не переживать. Ничто из сказанного вами здесь не покинет стены храма. — и про это мне известно. Тайна исповеди, как удобно. Но не в моём случае.

— В данном случае, речь идёт вовсе не о конфиденциальности. Просто имя этого человека нельзя произносить таким образом.

— Хм, вот как? Ну, в таком случае, вам придётся произнести молитву самому. — к этому я тоже себя подготовил. С моей памятью запомнить даже несколько страниц будет не так уж сложно. К тому же, не исключено, что мне позволят молиться по какому–нибудь учебнику. Как–то же они обучают служителей, верно?

— Это не проблема. Скажите, что я должен делать.

— Ну, вот и всё. — я кивнул самому себе и закрыл книгу. Действительно, для таких случаев есть специальная литература. Не уверен, что правильно было доверять храмовый экземпляр чужаку, но как не сделать исключение ради «Самозабвенного Спасителя»? Думаю у меня неплохо вышло. Но кое–что мне бы хотелось добавить ещё и от себя. Сложив руки так, чтобы одна ладонь касалась моего плеча, а другая — локтя, я склонился перед пылающим постаментом. Пусть никто меня и не слышит, я всё равно произнесу эти слова шёпотом.

— Спасибо, Узу Хомэй. Благодаря тебе у меня теперь есть путь, которому я хочу следовать. И я не сверну с него. Во славу твоего имени и ради самого себя.

Дом. Удивительное дело. Пусть для меня и прошло всего–ничего, но, кажется, в подсознании уже укоренилась мысль о том, что меня не было здесь целых два месяца. Оттого я испытываю довольно явное чувство ностальгии.

Скрип.

А вот дверь неплохо было бы смазать. И, пожалуй, это единственное, что вообще нужно будет сделать. За моим домом хорошо следили: всё чисто и убрано, мне не удалось найти даже следа пыли. Зато под руку попалось кое–что другое. Это было письмо, оставленное на обеденном столе. Естественно, оно от Томы; мне даже не нужно видеть подпись на внешней стороне конверта, все ясно по запаху. От бумаги до сих пор пахло травой и розами — этих ароматов больше не было нигде в доме.