Растроганный, он против воли улыбнулся, покачал головой, уверенный, что сейчас она недовольно нахмурилась и прикусила губу, одновременно смущаясь и досадуя на себя.

— Молиться тебе как полагается я по-прежнему не научилась, но непременно научусь! И в храм буду часто приходить! Надеюсь, что у тебя все хорошо — зима выдалась неровной, теплой, и мне немного тревожно за тебя.

…Рэлико… моя огненная девушка, душа моя… не тревожься, все будет хорошо, обещаю тебе! Теперь — обязательно будет.

Жар в сердце. Не такой, как прежний, разъедающий и ядовитый, не хуже крови земли. Согревающий, будоражащий, заставляющий верить в лучшее.

— Ты как-то сказал, что за бога тревожиться не следует, но я, наверное, не умею по-другому, надеюсь, этим не обижу тебя. Хотя странно, конечно, просить у бога о нем самом…

…Да как же этим можно обидеть?

— Я очень жду весну, Ланеж, — тихим шепотом. — Но не ради самой весны, — торопливо добавила, будто боясь обидеть. — Я не жалуюсь, не подумай, я готова ждать столько, сколько нужно… просто… я очень хочу снова тебя увидеть.

От ее надежды и веры сердце резанула острая боль — он ведь не сможет их оправдать. Он дал слово Ильосу, и это обещание нарушать не станет, разве что ей вновь будет угрожать опасность. На миг Ланеж даже почти пожелал этого, но затем ужаснулся своим мыслям.

Нет. Что угодно, только не это. Пусть живет, пусть будет счастлива…

— Я хочу нынче лишь одного — чтобы у тебя все было хорошо, чтобы ты был счастлив и спокоен, — прошептала его огненная девушка, завершая молитву. — Зима — время чудес. Пусть она будет такой всегда… и не только для нас, но и для тебя тоже.

В сердце снежного бога поднялась бешеная вьюга чувств. Тоска, боль и чувство вины раздирали его на части. И вместе с тем осознание, что Рэлико все-таки помнила, ждала и заботилась о нем, наполняло теплом, заставлявшим забыть и о своенравной силе, и о других богах, и о границах возможного.

…Бросила в полынью на озере серебряную подвеску. Зачем? Я ведь очень скоро нарушу данное тебе слово, а потому не заслуживаю такой твоей молитвы и твоих даров, Рэлико… Я не имею права даже сказать тебе, что не приду, не смогу объяснить, почему…

Подвеска в виде сложной снежинки материализовалась на ладони Ланежа, и на нее упали прозрачные кристаллы слез снежного бога. И этот жидкий лед очистил душу от жгучей плесени ярости, залил бешеный гнев, пока на память от него не остались лишь едва тлеющие угли.

Его наликаэ в нужный момент оказалась рядом, точно почувствовала, что с ним происходит что-то неладное.

Ланеж невольно повернулся на юго-восток, туда, где далеко-далеко отсюда лежал ее город.

Больше всего на свете он хотел бы сейчас ее увидеть…

Радость и страдание пришли в странное равновесие, и сила, бушевавшая так долго, вдруг успокоилась. Затем завороженно подалась под руку — та самая, своенравная, грозная, непокорная… давным-давно потерявшая привычное русло.

Гнев растаял окончательно.

Ланеж невесело рассмеялся.

Очистив силу снега от огня, он приручал ее, укрощал, пытался согнуть и склонить, не понимая, почему контроль так непостоянен…

Похоже, ей всего-навсего нужно было напомнить о том, что зима — время чудес.

Ланеж не обольщался — он был уверен, что еще будут проблемы. Но сейчас снежный бог впервые с той памятной битвы ощутил полную власть над стихией.

И снег трепыхнулся под его ладонями, послушно закружился вокруг в танце, а затем помчался вдаль, вспарывая низкие тучи, ероша сугробы.

Природа замерла, а следом за ней — пространство и время. Ланеж прикрыл глаза, сердцем стремясь к своей огненной девушке — и словно воочию увидел, как его наликаэ стоит в белых одеждах на берегу озера на окраине города, среди сотен людей. И лишь ее одну он видел ясно и четко, остальные смазались в невнятные тени.

Рэлико.

Снежный бог, не сознавая этого, протянул к ней руку.

Под ярким созвездием вьюги, Рэлико, расставшись с подвеской, которую специально заказала к этому дню, и завершив молитву, открыла глаза и вздрогнула.

Показалось, призрачный силуэт стоит перед ней в снежной пыли, протянув руку, словно пытаясь коснуться той снежинки, начертанной серебряной краской у нее на лбу… а по ветру плещут длинные белые волосы.

Прежде, чем она успела разволноваться и обрадоваться, видение исчезло, и вместо тяжелого прикосновения снежного бога на лоб лишь упала невесть откуда взявшаяся крупная снежинка, точно между бровей. Рэлико прижала ее пальцем, растерла капельку воды, словно ароматное масло, которым благословляют в храмах Гестии, затем улыбнулась. Может, снежный бог и впрямь услышал ее молитву…

В щеки тут же бросился румянец.

Интересно, придется ли ему по сердцу ее скромный подарок?

Конечно, коснуться ее он не мог. Лишь видение, мираж снежной пустыни… Но это больше того, на что он смел надеяться после сегодняшнего.

Тилар был бы доволен.

А вот Ланеж так и не понял, как вышло, что он смог-таки на мгновение увидеть ее.

Пошла на молебен…

— Прости меня… и спасибо тебе, Рэлико — тихо шепнул снежный бог, крепче сжимая в кулаке подвеску. На душе, вопреки всему, стало легче.

Последние слова под шумок подхватил Северный Ветер, отправив их эхо в срединные земли. Той единственной, кому они были предназначены.

У Рэлико перехватило дыхание. Зимний ветер вдруг задул свечу, которую она держала у груди, сбросил капюшон белоснежной шубки с головы, растрепал рыжие волосы, шаловливо пройдясь по ним ледяной пятерней.

И словно зима шепнула в самое сердце низким голосом Ланежа: «Спасибо тебе, Рэлико».

Услышал… Это не мираж, не причуда… Услышал — и ответил!

От восторга, смешанного с внезапной тоской, на глазах выступили слезы.

До весны еще так далеко…

— Я буду ждать, Ланеж. Я буду очень ждать! — одними губами шепнула девушка, смахнув слезинки, а затем вышла из рядов молившихся.

Рэлико направилась домой одна, вопреки запрету папеньки — была попросту не в силах сейчас обсуждать с подружками молебен. Сердце слишком бурно билось, да и румянец лихорадочный объяснить сложно будет, как и накатившую тоску пополам с восторгом… Она и себе-то не могла объяснить причину!

Оставалось только надеяться на то, что матушка уже спит, а не ждет ее, как обещалась…

Рэлико этого не заметила, но за ней шлейфом потянулись снежинки. Это невидимые смертным зимни духи решили проводить наликаэ своего хозяина, которому до сих пор не решались показаться на глаза. Не из страха — из чувства вины.

А она нашла способ его поддержать.

— Хорошая она, — вздохнула Шелькри, нарушая тишину. Духи знали, что Рэлико, вновь став простой смертной, многое забыла, что теперь не сможет их ни увидеть, ни услышать, а потому беседовали не скрываясь.

— Хорошая, — согласился Эно, хотя об этом уже десятки раз было говорено.

— Под стать хозяину, — кивнул Шэ’Эл.

— Молилась вот… он рад, должно быть, — пискнул Криос.

— Жаль только, не скоро они свидятся… — покачал головой Эно. — Слышали небось, что духи Анихи вызнали? Запретили по весне им встречаться, хоть и обещал хозяин… до осени, стало быть.

— Нечестно это, — Шелькри тяжело вздохнула.

— Может, мы как-нибудь сможем ей передать, чтоб зря не ждала? — уточнил морозник, склонив лысую голову набок.

— Она же нас не помнит. И не увидит. Хозяин приказал, Зима выполнила, — с печалью возразил Художник. — Остается только принять это и ждать. Разве что хозяин велит… но это вряд ли. Бережет он ее, пуще себя самого.

Воцарилось удрученное молчание. Шуршал и скрипел снег. Позвякивали сосульки. Деревья обрастали инеем, стелилась под ноги снежная крошка… Налетел порыв ветра, и духи поспешили незаметно поддержать поскользнувшуюся девушку.

— Морозников мало, — пожаловался Криос, единственный, кто не бросился на выручку, так как боялся заморозить. — Так плохо еще не было. Я сам везде не поспеваю, хозяина нынче дергают почем зря, а на мне одном сразу три региона! И ругают еще — мол, зима теплая выдалась! Что ж я один поделаю-то?!