— Вот как… — Рихард заметно смутился. — Простите, не знал. Матушка это предложила лишь из опасений, что может вновь произойти случай вроде моего. Но я ее отговорю, раз этот парк так дорог горожанам… и вам, Рэлико, — чуть тише прибавил он низким голосом.

— Ну наконец-то! — вырвалось у нее. — А то заладили — все госпожа да госпожа… ой!

Сообразив, что сказала лишнего, Рэлико даже рот руками зажала.

Рихард в первый миг был ошеломлен, во второй, не сдержавшись, рассмеялся. Не на такой ответ он рассчитывал, не так должна девушка реагировать на собственное имя, слетевшее впервые с губ ухажера!.. Но Рэлико Арен была не похожа на других. Этой чистотой помыслов, отсутствием всяческого кокетства и открытостью она ему и нравилась.

Пожалуй, так даже лучше. Не время сейчас.

— Может, и вы меня в ответ будете звать по имени?

— Ой, нет, — тут же отказалась Рэлико. — Неудобно…

— Отчего же? — с легкой обидой спросил он.

— Так вы же племянник деодара!

— Двоюродный! — возмутился он.

— И что? Факт от этого не меняется.

Не сдержавшись, Рихард снова рассмеялся.

— Вы замечательная, Рэлико, — вздохнул парень. Впереди показались ворота, и он негромко произнес: — Я надеюсь на следующей неделе нанести вам новый визит… если не будет неудобно.

Рэлико аж вздрогнула. Впервые у нее спрашивал, не у папеньки!

— Нисколько. Мы всегда вам рады, к тому же это большая честь для нас.

— Я прихожу не просто из благодарности, мне нравятся ваши родители и атмосфера в вашем доме. Простая, уютная, без церемонности и пышности… В вашем доме приятно находиться.

У ворот Рихард, кашлянув, поклонился и прибавил:

— Что ж… Передавайте от меня привет вашим досточтимым батюшке и матушке.

— Благодарствую, господин Этар!

Откланявшись, он ушел, а Рэлико двинулась к дому по любимой Пекарской улице. Идти в парк повторно явно не следовало. Лучше уж завтра сходит… и пораньше!

Бог весны, надежно укрытый шлейфом цветочного аромата и облетающих лепестков вишен, удовлетворенно улыбнулся.

Все шло правильно. Так, как должно было быть. Он ни на что не влиял, ничего не менял, просто, увидев их вместе, решил немного подтолкнуть события в нужную сторону. Все для того, чтобы земная судьба оставалась земной судьбой. Никто не подкопается, даже этот… мерзляк. Потому что сам Сулу определил мальчишку в пару его наликаэ, иначе и быть не может.

Посмотрим, как Ланеж теперь запоет. И насколько покладистым останется, узнав о том, что у Рэлико появился ухажер. А рано или поздно он об этом узнает.

Анихи двинулся прочь через парк, оставляя за собой полосу распустившихся почек и бутонов.

Он, конечно, не Ранмея, богиня любви и супружества. Но весна — это все-таки пора влюбленности.

Север. Кажущиеся бескрайними просторы — вечно спящая под снегами земля плавно переходит в толстый слой льда на самом северном из морей. Безжизненная пустыня — здесь не выживают животные, не выживают растения, никогда не сходит снег. Незыблемый и вечный… Разве что изредка слепящее, но почти не греющее солнце, которое отказывалось заходить на протяжении всего лета, протапливало во льдах трещины, и тогда целые пласты откалывались и уплывали прочь.

Великий Север, вотчина снежного бога… не вызывавшая у него сейчас ни малейших теплых чувств. Более того, привычный ледяной покой этих мест раздражал с каждым днем все больше, потому что он не имел права его покинуть и отправиться туда, куда звало сердце.

С юга налетел теплый ветер, разливший в воздухе неприятный запах талого снега.

Ланеж, глядевший вдаль с самой высокой горы, чуть заметно поморщился и повернулся на юго-восток.

Анихи в этом году обнаглел окончательно, протопив землю едва не до границ Великого Севера, где стояли ледяные чертоги. То ли вызов бросал, то ли просто позлить пытался — так и не поймешь… Обычно Ланеж призвал бы весеннего божка к порядку, благо сделать это здесь, на севере, было несложно. Особенно теперь.

Однако в этом году происки весеннего божка его ни капли не задевали.

Анихи не перешел грань, а в остальном — пусть развлекается, если ему так хочется потешить свое самолюбие. К тому же, возможно, это провокация, и за его реакцией следят другие боги, мечтающие найти новые поводы для жалоб. Как же — столько силы, и вся у злокозненного бога снегов!

Только вот какой с нее прок? Он бы с удовольствием променял ее на возможность прямо сейчас увидеть Рэлико… взять за руку, пусть и в перчатках… обнять… может, даже снова коснуться губ…

А она ведь даже не помнит, наверное, о том, что они разделили тот первый поцелуй.

Вернулась боль — как сотни раз до того. Такая, от которой хотелось скорчиться и беспомощно завыть. Но снежный бог не позволил бы себе этого.

Ланеж выпрямился и отвернулся от широко разлившейся реки, которую родоры звали Искальта, то есть попросту Ледянкой.

Сезоны тянулись в этом году отвратительно долго. Каждый день казался годом.

Наверное, к осени Рэлико совсем перестанет нуждаться в нем… Он обещал, и он придет, но…

Рука снежного бога привычно нащупала колкую снежинку-подвеску, висевшую на шее.

Интересно, а она носит тот гребень? Шелькри, отнесшая шкатулку, сказала, что его огненная девушка улыбалась и плакала, получив подарок… Нужно будет, наверное, теперь привезти ей что-то с севера. Может, камень, в котором сохраняются всполохи Северного сияния? У родоров можно раздобыть… Или даже самому отыскать, когда он выедет вслед за Анихи…

Рэлико всегда радовалась его подаркам, безыскусно и искренне, принимала их с улыбкой, которая согревала сердце неугасимым жаром… Чем она живет сейчас? О чем грезит?

Ланеж вздохнул, глядя вдаль — и ничего не видя перед собой.

Ему, снежному богу, было зябко.

Успокаивало его только одно. Что бы ни происходило, она по-прежнему оставалась его наликаэ.

— Опять залез на гору, стоит, вздыхает, — буркнула Зима, поставив перед Северным Ветром и Льдинкой по ведру с отборными сосульками. — Думает, никто не замечает, за дураков нас держит…

— Его можно понять, — пожал плечами Шэ’Эл, дух-художник, с комфортом расположившийся в снежном кресле, сложенном прямо в просторной ледяной конюшне. — За год может случиться все, что угодно. Вдруг ее родители и вовсе замуж выдадут?

— Она ведь все равно останется его наликаэ! — встревоженно вякнул с потолочной балки Криос-морозник, который в этом году, вместо того, чтобы сладко спать глубоко в земле, предпочел вернуться вместе со старейшими на Север, тревожась за снежного бога — и надо признать, не без причин.

— Так-то оно так… но разве похоже, что он привязан к ней только как к наликаэ? — хмуро спросил Эно.

— Оттого и тоскует, — еще более мрачно поддакнула Зима, снимая фартук.

— Никогда его таким не видел, — согласно вздохнул дух-художник. — Поначалу еще держался худо-бедно, а потом… Потерял интерес ко всем делам, не следит, выполняют ли снежники норму, с нас никакого спроса, за меч уж месяц не брался — даже ледяные иглы стыни не распорядился снять! Веер и тот забросил, за всю весну на Севере — ни одной пурги! Ясное дело, и так додумались, поправили, доделали — все ведь стараются, чтобы его еще больше не расстраивать… Но не такой он, как всегда, и чем дальше — тем хуже.

— Тоскует, а к ней не приближается! — припечатала Зима, с грохотом захлопнув дверцы стойл.

— Обещал ведь, — прошептала Шелькри. — А он, в отличие от того, слово держит.

— Да и девушка… — медленно произнес Эно. — Мало ли… Вдруг мы неверно поняли? Вдруг она не отвечает на его чувства?

— Отвечает! — хором возмутились другие духи. Даже Северный Ветер, оторвавшись от смачного разгрызания сосулек, негодующе всхрапнул.

— Только вот она все-таки смертная, — потупилась Зима. — Мы были слишком самонадеянны, решив, будто сумеем сами вот так создать нового зимнего духа. Хотели порадовать — а только хуже сделали. Узнать бы, как она там… Не дождалась ведь его, вдруг…