К тому же пятый, зимний, дух нужен для заключительной фазы обряда возвращения силы. Земля, воздух, вода есть. Остался огненный, но его найдут. Они знают, где искать. Даже он знает, где его искать! Вопрос, как скоро они до него доберутся…

— А этот весенний божок?

— Больше не появлялся. Но он ничего не заподозрил. Даже не заметил, как я похитила одну шпильку из пучка…

Сньор жадно принюхался, силясь различить запах силы другого стихийного бога и тем самым вобрать ее — несмотря на то, что под землей была только вонь расплавленного камня и ядовитых газов, которые в очередной раз больно обожгли то, что осталось от его легких.

— Сила бога на каждой его вещи… — хрипло прокаркал он. — Она станет тебе подспорьем в обряде. Если этот божок вернется, снова приветь его. Он может ненароком благословить тебя, и тогда наше дело будет обречено на успех.

Девушка гордо улыбнулась.

— Он уже благословил меня, мой господин! Я знаю его силу. Я сразу почувствовала! Иначе, возможно, не был бы пойман Адаш.

Безгубый рот оскалился в страшной усмешке.

— Тем лучше! Значит, посланные тобой люди вернутся с огненным духом. Начинай подготовку!

— Слушаюсь, мой господин! Четыре стихии, четыре стороны света, четыре силы, грозным сиянием объяты…

Он слушал ее монотонное пение с хищной улыбкой на обожженном лице. В знак благосклонности лениво поднял на поверхность гнездо рубинов, услышал восхищенный вздох, когда они материализовались на алтаре. Но при этом она не сбилась, не ошиблась ни словом.

Надо же, затвердила наизусть описание обряда, превратив его в песню…

По-своему способная девочка. Жаль только, что так непроходимо глупа.

Ланеж напитался силой Севера с запасом, до тошноты и отторжения — но даже ее едва хватило на это пугающее путешествие.

Он никогда не забирался далеко в пугающую чернь Космоса — духам, даже бывшим, здесь не место. И теперь, когда цель была задана, когда глубинный, подавляющий страх перед ним был взят на поводок, когда мимо пролетали с бешеной скоростью звезды и пушистые пугающе-прекрасные скопления газа и пыли, бояться было поздно. Разве что одного — что силы иссякнут окончательно, и он останется один среди разноцветных нитей Хаоса, вьющихся по самому краю Вселенной, создавая тошнотворные картины и рождая новые миры в недрах безвременья, питая силой будущие сверхновые…

Однако когда они уже были на исходе, впереди показался жадно дышащий светом, раздувающий и без того огромные бока сгусток первородной тьмы, в самом центре которого, окруженный колыхающимися нитями Хаоса, как языками пламени, среди своих полотен обретался Сулу, один из величайших богов. В просторном одеянии, с длинной бородой, за прялкой сидел седой слепец, чьи руки никогда не оставляли Веретена Судеб. Он был единственным светлым пятном в беспросветно черном мареве. Он — и порождаемые тьмою и охраняющие ее яркие, причудливо, неестественно изломанные нити Хаоса, которые тут же огромными щупальцами потянулись к Ланежу.

Подавив дурноту и инстинктивное желание шарахнуться прочь, снежный бог тихо окликнул:

— Великий Сулу, приветствую тебя.

Сулу не было места в обычной иерархии, так как он не принимал прямого участия в делах богов и смертных. Но именно ему была дарована величайшая сила — он ткал пути всех живущих, даже бессмертных. Поговаривали, что здесь есть и полотно самого Мира, но он может лишь ткать его, не влияя… правда или нет — как поймешь, когда вокруг вьются мириады свернутых полотен?

Ланеж низко поклонился, не осмеливаясь выпрямиться прежде, чем получит ответ, а потому даже не зная, как отреагировал на его внезапное появление грозный бог.

— Ланеж, — безошибочно произнес слепец, коснувшись левой рукой повязки на глазах. — Удивление — для меня поистине драгоценный дар, ибо оно редкий гость в моей обители.

Голос у него оказался под стать — вроде со старческим дребезжанием, но на некоторых словах наливающийся силой не хуже, чем у Грома… Ланеж рискнул выпрямиться. Сулу «смотрел» прямо на него, и снежного бога совсем бы не удивила его способность видеть большее, чем иные зрячие.

— Даже великому богу судеб не все ведомо?

— Я не в силах всегда следить за каждым полотном, — склонил голову набок седой, как лунь, старик, вокруг которого прирученными змеями вились ломаные, извилистые, омерзительно-разноцветные нити Хаоса. — Никто не в силах. Любая власть имеет ограничения. Я тоже всего лишь бог, как сказал бы один из моих редких гостей… Но ты вряд ли пришел сюда за светской беседой.

Ланеж склонил голову набок, несколько удивленный такой странной приветливостью.

— Я догадываюсь, что тебя тревожит, — продолжил Сулу. — Только, увы, ты проделал такой длинный путь практически напрасно. Я не смогу рассказать всего.

— А показать? — рискнул уточнить Ланеж. Говорили вроде бы, что прикосновение к полотну позволяет увидеть прошлое и будущее человека…

Бог непреклонно покачал головой.

— Мы подходим к перекрестку. Мир подходит к перекрестку. Следить за полотном Мира не имею права даже я.

У Ланежа заледенело сердце.

— Мир подходит к перекрестку?

— Такое случается.

— И чем заканчивается?

— Чаще всего катастрофой. Мир — удивительнейшее порождение Вселенной. Он живет, мирясь с нашими ошибками, мирно дышит и дремлет, пока не становится слишком поздно. И если пробудить его роковой гнев… — слепец скорбно покачал головой.

— Вот почему… Вот почему будущее начало жить собственной жизнью, не завися даже от божественных благословений и твоих предсказаний. Вот почему судьбы стали ломаться, хотя казалось бы — предписаны, предвидены…

Да это же… хаос! Хаос, в котором даже слово богов мало что значит!

— Даже от полотен уже ничто не зависит, — вздохнул бог судеб и взмахом руки подозвал дюжину свитков — на первый взгляд, серых, при ближайшем рассмотрении разноцветных — нити Хаоса, из которых они были сотканы, составляли калейдоскоп чувств, надежд, событий…

Присмотревшись, Ланеж заметил, как недовольно колышутся незаконченные полотна, как низко и вольно свисает бахрома — и ему стало страшно.

— Распустились, — потрясенно выдохнул он. — Все до единого — распустились?..

— Это произошло недавно. Сперва начала произвольно виться нить на одном… Затем на другом. Остальные попытались подстроиться под колебания — а в итоге просто распустились. Жаль. Столько труда…

Сулу неуловимым движением крутанул веретено в узловатых пальцах.

— И полотно Мира тоже?

— Что ж, — наконец произнес седой старик с Веретеном судеб в узловатых пальцах, — раз именно ты осмелился явиться в Первородную Тьму, раз дошел до цели, значит, тебе необходимо знать больше, чем ты знаешь сейчас. Я научу тебя видеть судьбы на моих полотнах, потому что такого бога, как ты, сюда могло привести лишь одно — тревога за людей, за мир… и за твою долгожданную наликаэ.

Ланеж почувствовал, как щеки обожгло жаром. На деле они лишь слегка изменили цвет, перестав быть смертельно-бледными. Но Сулу заметил и усмехнулся.

— Я покажу тебе, каким сплел ее будущее по твоему благословению, снежный бог. Каким оно было до того, как появился великий перекресток.

Ланеж вздрогнул. Сулу был, пожалуй, первым из богов, кто назвал его так без недоверия, страха или неприязни.

Преисполненный почтения, он смог только низко поклониться в ответ.

— Гляди. Это ее полотно. Вот здесь ты даже сейчас сможешь узреть рисунок былого плетения, — произнес Сулу, жестом предлагая Ланежу коснуться его, безошибочно указав нужный узел. — Нити еще помнят.

Снедаемый трепетом и тревогой, Ланеж осторожно коснулся указанного узелка.

Все то, что он обещал ей, сбудется. Сбудутся мечты, даже полудетские. Сбудется ее любимая сказка о девушке, нашедшей своего прекрасного принца. Будет хороший дом, будет дружная семья. Будет любимая дочь, а затем и внучка, в которой она души не будет чаять…

…Отчего-то больно… Но вместе с тем пришло глубинное ощущение — так правильно. Человеку — человеческое счастье.