Сулу усмехнулся — одобрительно, не без сочувствия.

Юнец избрал сложную дорогу — но при этом единственно правильную.

Если бы Ланеж решил сейчас надавить на смертную — потерял бы себя и дал своим врагам вернейшее оружие. А если бы решил окончательно исчезнуть из ее жизни — связь бога и наликаэ бы со временем ослабела, возможно, даже оборвалась бы.

Однако снежный бог не оступился на своем пути. Прошел по тончайшей ледяной грани, не обломив ее.

Еще одна веха пройдена.

Мерцающая нить связи между двумя полотнами окрепла, засияла новым светом, пусть пока печальным, давящим, ноющим…

И ярче заблестела вторая сторона полотна судьбы одной смертной девушки.

Сулу напряженно сцепил узловатые пальцы, пристроил подбородок на острый кончик веретена.

Против них будет все — обстоятельства, смертные, другие боги, щедро рассыпающие вокруг себя споры гнильцы. Все, кроме Мира. Потому что прежде всего Мир есть любовь. А зиме многие, многие тысячелетия недоставало любви.

Ошибся Ланеж только в одном.

Кто сказал, что решение принимать лишь ему, снежному богу?

Кто сказал, что судьбы строго предписаны, что у людей не бывает права выбора?

И, наконец, кто сказал, что жертвы приносят только смертные?

Ланеж первым из богов был готов пожертвовать ради смертной девушки собственным счастьем, собственным покоем, даже самой своей любовью…

К чему может привести величайшая жертва, принесенная богом?

Ответа на этот вопрос не знал пока даже Сулу.

— Чаю, Рэлико? — с улыбкой спросила светловолосая Арати, легко переступив порог комнаты с подносом в руках.

— Всенепременно, и с удовольствием! — чуть встрепенулась ее подруга и тихо охнула, поднимаясь с колен. — Только сейчас поняла, как затекли ноги…

Арати рассмеялась и поставила поднос на столик между двумя низенькими креслицами — самое то в девичьей.

— А я говорила, не надо так стараться, весь вечер сидишь над этим платьем, как привязанная, — укоризненно произнесла она. — Осталось ведь только вышивку по рукавам закончить… А там и за другое платье можно приниматься, — тонко намекнула она.

Рэлико только вздохнула.

По традиции, платье для первого ужина в доме жениха расшивает сама невеста, как максимум — с подругой, которая после в храме Ранмеи поднесет жениху кольцо, отдавая в хорошие руки свою наперсницу.

Девушки давным-давно условились о том, что не хотят видеть в этой роли никого, кроме друг друга. И кто бы мог подумать, что это детское обещание вот так вдруг сбудется?

— Я так рада, что ты пришла к нам сегодня, Рэлико! — Арати вдруг крепко обняла подругу. — Не ожидала никак, тем более что только-только нам сказали… думала, будешь теперь и вовсе все время с лордом своим проводить.

Рэлико принужденно улыбнулась в ответ, похлопала девушку по руке.

— Ты ведь находила время для меня, к тому же у тебя такой важный период в жизни. Ужин-то у родных жениха уже скоро совсем… А там и до свадьбы рукой подать. Я хочу быть рядом с тобой. Заодно узнаю из первых рук, к чему готовиться.

— За это вдвойне спасибо! — и Рэлико одарили звонким поцелуем в щеку. — Да и дома тебе, наверное, сложно сейчас, пока сама не привыкла… Моя вот матушка первые дни только и говорила про грядущую свадьбу, по сто раз одно и то же, как перед гостями иной раз неудобно становилось — ужас просто!

Рэлико с мрачным вздохом кивнула. Как частенько бывало, Арати попала в точку. Она сегодня малодушно сбежала из дома сюда, потому что больше не могла выслушивать восторгов матушки и папеньки. Повисшая дома атмосфера принудительного праздника за эти несколько дней утомила ее до крайности — ни на минуту не остаться наедине со своими мыслями, даже у горничной на уме лишь одно. День, второй, пятый — и вот уже только одного хочется: сбежать подальше!

Устроившись поудобнее, Рэлико пригубила чай и благодарно улыбнулась. Такой заваривала только Арати. И боги ведают, как у нее это получается — самый обычный, что на рынке за шесть медяков продают, у всех веник запаренный по вкусу, а у нее настой неизменно и ароматный, и вкусный, и крепкий в меру…

Рэлико вспомнила, как для нее чай заваривал весенний бог, и даже сейчас насупилась. Вот ведь бессмертный, семь пятниц на неделе… Одной рукой творит добро, другой макает в лужу…

Как он там, интересно? Оправился? Хотела ведь у Ланежа узнать, но не успела…

Нет, не думать об этом! Даже сейчас слишком больно и тяжело.

Арати тоже молча попивала чай, но, в отличие от подруги, с рассеянной, мечтательной улыбкой. И глядя на нее, Рэлико понемногу успокаивалась.

Может, зря она себя накручивает? Вот и у Арати поначалу бывало всякое… Может, все сперва теряются, пугаются, не знают, что думать, а потом и ничего?

Впрочем, что толку гадать?

И Рэлико неожиданно для самой себя спросила:

— Арати… а когда помолвку заключали, неужто страшно не было?

И даже замерла, едва дыша, ожидая реакции подруги, мигом раскаявшись в своем любопытстве.

— Страшно? — призадумалась та, разом растеряв улыбчивость. — Нет, страшно — не было, Рэлико. Чего бояться? Не Адаларда ведь…

А ей — было…

— И не сомневалась? — не выдержав, осторожно продолжила расспросы Рэлико.

Даже дыхание задержала.

Чувство такое, словно в омут ныряет. Словно ответ вдруг оказался совсем рядом, нужно лишь до него дотянуться!

Только бы подруга не стала отмалчиваться…

Арати с улыбкой покачала головой.

— Ни на миг. Волновалась только очень, когда он мне предложение сделал — после того, как мы под внезапный дождь попали. У меня под мокрым кружевом платья шрам на груди так отчетливо проступил, я вся покраснела, как рак, не знала, как спрятаться от его взгляда… а он вдруг закутал меня в свой плащ и заговорил, волнуясь, сбивчиво… Я поначалу ни слова сказать не могла, только слезы неудержимо потекли. А он испугался, что не люблю, пришлось убеждать… — Собеседница тут же залилась очаровательным румянцем и поспешила подытожить: — А бояться не боялась. Чего бояться, к чему сомневаться? Я ведь… я ведь люблю его, Рэлико. Очень люблю.

Вот, значит, как… А ее сомнения терзали до последнего… Да что там, и сейчас терзают!

Рэлико вновь подняла взгляд на подругу. И, волнуясь больше, чем прежде, уточнила:

— А как ты поняла? Ну, что полюбила?

— Как… — подруга вдруг вновь улыбнулась. — Не сразу, Рэлико, тут лгать не стану. Знаешь, ерунду в книгах пишут — про мгновенно вспыхнувшую страсть с первого взгляда или про то, что встреча непременно должна быть романтической донельзя, и что влюбиться можно только в писаного красавца… Я вот Адаларда поначалу побаивалась. Ты же его видела, строгий, суровый такой… Он, пока нас вез, каждую пытался занять беседой, о чем-то расспрашивал, а я все сидела и его профиль рассматривала, дивилась: надо же, пугающий какой, жутковатый… С ответами путалась, глупостей наговорила — ужас просто сколько! И такое облегчение почувствовала, когда до дома добралась наконец! А потом задумалась — а голос-то у него ведь теплый, мягкий, и любезность нам экую оказал, и сам учтив был… Даже стыдно стало. А тут он возьми и приедь с визитом да расспросами о моем здоровье!

Рэлико против воли кивнула. А вот это уже знакомо, ее первая встреча с Ланежем примерно такой же была — когда она еще не знала, что он бог, не знала, как печется о ней, какое у него доброе сердце… Но первый страх быстро прошел, сменившись доверием.

— Никакой мгновенной вспышки-озарения тоже и в помине не было. Только мысли о нем как-то незаметно прокрались словно в самое сердце. Вроде шляпку меряешь — а думаешь о нем. Гребень выбираешь — и думаешь, понравится ли ему. Что бы он на это сказал, а как бы к этой книге отнесся, а что бы в этой ситуации сделал. Чем сейчас занят, вспоминает ли меня… Словом, сама не заметила, как начала думать о нем все больше и больше.

Рэлико слушала с каждым предложением все напряженнее. Потому что весь последний год все ее мысли занимал один лишь Ланеж, и чем дальше, тем больше… А как так вышло — и сама не заметила.