— Я прошу прощения, если мой вопрос невежлив… Но Анихи обмолвился, что Ланежа недолюбливают, и я так поняла, что это из-за прежнего снежного бога, — тихо начала она, едва Радужка закончила рассказывать об Арати и храме. — И вы… тоже его ненавидите?

На лице богини промелькнуло виноватое выражение, которое тут же перетекло в сочувственную улыбку.

— Ну что ты! Меньше слушай Анихи, он склонен, преследуя свои цели, иначе расставлять акценты, — Радужка почти материнским жестом погладила девушку по волосам. — Его никто не ненавидит, Рэлико. Многие опасаются, да, но наследие у него своеобразное, и мне трудно винить их, не стану скрывать. Видишь ли, у снежного бога сложная история. Ланеж немного не такой, как мы. Он… проникнут своей стихией, чувствует ее лучше любого из нас, — рассказывая, Радужка пристально смотрела на девушку, но ее внимание отчего-то не пугало и не вызывало опасений. — Это отличает Ланежа от других богов. Каждое его прикосновение пронизано стужей. Может, заметила, что он постоянно носит плотные перчатки? Это чтобы случайно не заморозить, не побить, не истребить.

Рэлико неожиданно улыбнулась. Ланеж сам об этом ей рассказал — о стуже, то есть. Значит, доверяет…

— Да, он добрый, — согласилась она. — Хоть и холодный.

Радужка удивленно посмотрела на нее. Она-то осторожно подбирала слова, боясь напугать девушку тем, что Ланеж остается средоточием стужи всегда — и вдруг такой вывод… Вот и как тут не растрогаться?!

— Не боишься его? — неуверенно уточнила она.

Рэлико покачала головой.

— Я видела от него только добро.

Радужка одарила ее улыбкой, в которой отчетливо сквозило облегчение.

— Я очень рада, что у Ланежа наконец появилась наликаэ, — тихо призналась она. — Было тяжело смотреть, как он мучается, не встречая родственной души, сомневается в себе, замыкается чем дальше, тем больше… Но теперь я понимаю, чем вызвана его неожиданная разговорчивость за последние несколько лет.

Рэлико улыбнулась. Приятно было это услышать.

Радужка погладила гостью по волосам, постаравшись не оставить перламутровых блесток, и ретировалась со словами:

— Если что-то нужно будет — не стесняйся и не мешкай, сразу приходи в малое святилище, я там буду.

Кто знает, что две богини могут обсуждать? Может, и впрямь ее саму… Пусть, ей не обидно. Главное — что Радужка об Арати от души заботится и на вопрос не рассердилась, и лгать не стала. Сама она Ланежа точно не боится, по разговору ясно было.

Рэлико вернулась к постели подруги, осторожно поцеловала ее в щеку, погладила по волосам и шепотом принялась рассказывать историю о весенних чертогах. Арати всегда любила сказки, может, ей хороший сон приснится? Такие сны тоже целительны.

Сачирэ не могла даже предположить, что наступит тот день, когда ее бог явится ей во

сне.

Его присутствие было несомненным, его сила вызывала богобоязненное благоговение, перед ним хотелось пасть ниц и не подыматься до тех пор, пока его рука не поддержит ее, разрешая встать…

Однако как она ни силилась разглядеть его, виделся лишь смутный темный силуэт на ослепительно алом фоне, от сияния которого даже во сне из глаз потекли слезы.

Только прядь серебряных волос мелькнула не хуже плети в этой странной, туманной тьме.

— Жрица, — пророкотал голос — во сне не каркающий и хриплый, а низкий и грозный, как рев лавин в горах.

— Мой бог, — не выдержав, она зажмурилась и низко поклонилась.

— Мы ждём не первый день, — мягкий укор, словно она виновата в том, что путь от срединных земель такой дальний. — Когда привезут духов?

— Завтра к закату. С предпоследнего пункта нынче прилетел голубь. Одна группа спешит сюда с добычей, вторая пытается отыскать последнего духа, зимнего.

В реальности сна кочевница ни на миг не усомнилась — лишь порадовалась, что может сообщить благую весть своему богу, об освобождении которого мечтала. Какие почести будут ее ждать! Он благословит ее, по-настоящему, сотрет с ее лба чужую метку, поставит наконец свою… И она посвятит ему свою жизнь! И возможно… она ведь очень красива, так почему бы ему не заметить ее красоту, почему бы не приветить ее так же, как то сделал Анихи?..

И у этих зыбких желаний, видно, есть шанс исполниться! Разве не почтил ее Сньор своим присутствием? Разве не пожелал нынче сблизиться с ней? Бог пришел сам, вместо того чтобы призвать ее к алтарному камню, вчера установленному, по его повелению, в новом месте. Кочевники сдвинулись еще дальше на юго-восток, немного сократив путь тем, кого ждали.

— Тогда начинай обряд немедля, жрица. У тебя ровно сутки — эти сутки ты не будешь ни есть, ни пить, лишь читать молитвы и очищать сознание. Призывай силу весны — она ничто пред силой зимы, но тебе понадобится каждая крупица. Попытка всего одна, потому слушай внимательно.

Сачирэ покорно превратилась в слух, про себя замирая от исступленного восторга. Уже! Началось наконец!

— Завтра, через три часа после полуночи, мертвого часа, на изломе черной зимней ночи, ты выйдешь к алтарю в белом облачении, которое должна была подготовить, и начнешь ритуал. В серебре и прозрачных камнях, иных украшений не дозволяется — это зимние символы. Я уже говорил, что ритуал и без зимнего духа пройдет как надо. Главное, помни: на горе не должно быть никого, кроме тебя и тех, кому ты дозволила касаться дарованного мной камня. Духов выпускать в строгой последовательности, как я указал.

— Я помню, о великий. Исполню все в точности. Я выучила каждое слово, увековечила в памяти, и в эту ночь, в эту сладостную ночь… клянусь, я не подведу тебя! Ведь ты принесешь нам всем благо, очутишься наконец на свободе, и мы с радостью будем служить тебе и дальше, осененные твоей благодатью!

Однако вместо благодати от силуэта бога повеяло незримой, но ощутимой тьмой.

Сачирэ на миг насторожилась, но в следующий миг он простер к ней руку, словно благословляя, и ее душу вновь заполнило восторженное ликование.

— В таком случае пробудись, моя жрица. Тебя ждут великие свершения.

Тяжело дыша, она проснулась, резко села на постели, прижала руку к груди, пытаясь унять бешеный стук сердца. Вытерла со щек и висков слезы, подтверждавшие: не сон, но видение, посланное богом.

Снова откинулась на подушку, силясь сдержать рвущийся из груди восторг.

Она действительно знала все назубок. Сутки до ритуала — не спать, не есть, не пить, будет легче войти в транс. Принести последние жертвы духам — каждому по силе его. Молиться у алтаря, заряжая камень силой. В полночь, мертвый час, расставить духов по сторонам света. Центр будет пустовать…

Сколько она учила все это? Сколько раз представляла себе, как выйдет к черному алтарю в текучем белоснежном платье, в серебряном уборе с алмазами и фианитами, окруженная лучшими воинами, несущими окаменевших духов? Сколько читала молитвы перед ними, сколько приносила жертв, чтобы те набрали больше силы для ее бога?

Начнется все с уединенного бдения в снегу и перечисления зимних духов… Ее богу ведь понадобится сила зимы, чтобы погасить жгущий его подземный огонь.

Сачирэ принялась лихорадочно одеваться.

…Едва не подпрыгивает от нетерпения.

Что ж, Сньор вполне разделял ее чувства.

Он обратил взор пустых глазниц к потолку, цепляясь за него усилием воли, позволяя магме течь сквозь себя. Что угодно, лишь бы его вновь не отнесло потоком в сторону от алтаря. Это последние сутки его заточения.

Страх обжигал не хуже подземного огня, страх того, что все сорвется, что его предадут, что силы духов не хватит…

Он сдерживал себя, терпел, не позволял себе метаться зря в огненном озере.

Она не предаст. Маленькая алчная и честолюбивая кочевница напитала его самого немалой силой за это время, исправно совершая ритуалы в его честь, так что он ударит снизу, если будет необходимость.

Это главное испытание. Не поддаться ни надежде, ни страху. Идти избранным путем, держась между ними. Это сложнее всего, но он справится. И тогда…