Радужка не нашлась что ответить. Кроме разве что…

— Но он же духов спас… — прошептала она. — И говорят, своих не обижает.

— Он сам бывший дух. Обычная для них солидарность, — пожала плечами Аквариа.

Вот уж кто должен был быть больше других благодарен снежному богу!

Что характерно, многие боги здесь отсутствовали — как раз те, кто наверняка бы не одобрил нынешнюю авантюру верховных. Сама Радужка попала на совещание совершенно случайно — несколько дней назад остановилась в Золотых Чертогах на отдых после посещения южных водопадов.

Не было Жнеца, который бы наверняка нашел, что возразить, не было Тайи (а она бы тоже не смолчала — была слишком дружна с Ардором Судией и возмущалась любой несправедливости), не было даже богини исцеления… И Гестии тоже не было, которая как минимум бы поставила под сомнение их методы.

Додуматься надо было — отправить духов на поиски! А случись что — открестятся, мол, что с неразумных взять?

— И ведь как мастерски он притворялся ни в чем невиновным, — задумчиво протянул Иркас. — Делал вид, что соблюдает все наши запреты…

— Соблюдал, — подтвердил Анихи. — Правда, лишь букву, но не дух. Он появлялся перед ней, несмотря на запрет. Но не приближался, не заговаривал. Это умение находить лазейки опять же мы помним слишком хорошо.

Теперь вздрогнула даже Радужка.

Лазейки? А сам Анихи… Обвиняет снежного бога в манипуляциях судьбой смертной… А сам? Разве у него нет личных интересов здесь? Весенний ведь никогда не любил Ланежа, а теперь, после гибели той его кочевницы-наликаэ…

— Радужка, у тебя срочных дел разве не осталось?

Сбившись с мысли, юная богиня растерянно заморгала.

— Какие же у меня зимой срочные дела? — оробев перед Ильосом, ответила она вопросом на вопрос. Хотела бы надерзить в ответ — но не сумела, потерялась.

— Это встреча для тех, кто желает досконально разобраться в возникшей проблеме, а не для тех, кто ставит под сомнение слова богов с безупречной репутацией. Если не желаешь помочь — не мешай.

Это у Анихи-то безупречная репутация?!

Они рехнулись все, что ли?! Или же… это она в силу своей молодости не сознает серьезности угрозы?

Но не верилось ей! Хоть боги и гладко, верно все говорили, что-то в душе противилось, что-то, чего разумом не объяснить!

— Ланеж — не такой, — тихо повторила она. — И никогда бы так не поступил. Тем более не стал бы ломать судьбу собственной наликаэ. Она у него первая ведь! Он ее берег, о ее покое и счастье больше, чем о своем заботился…

— До убийства Сньора, — снова ввернул Гром, повторив сегодняшнюю любимую фразу Анихи.

— В этом вопросе мы точно разберемся, Радужка, — пообещал Ильос. — Невиновных мы никогда не карали.

— Не расстраивайся так, идем лучше со мной, я тебе своего наликаэ покажу, — пообещала Лейя. — Сразу поймешь, почему я так рассердилась на Анихи! А потом на Ланежа, как узнала всю правду об этой рыжей девице… такому парню отказала!.. Нет, прав Анихи — снежные только и умеют, что морозить жизни и разбивать застывшие сердца…

Пришлось уйти.

Ей не стали говорить о том, что нельзя предупреждать Ланежа.

И не потому, что доверяли.

Знали, что в снег Радужка не рискнет спуститься к людям и тем более не приблизится к снежному богу. Они могли бы встретиться только здесь, в Золотых чертогах.

Да и стоит ли его предупреждать?

Она ведь молода, плохо знает богов. Разве умеет она распознавать гниль в чужих сердцах? Вдруг Ланеж действительно изменился после встречи со Сньором, сам того не заметив?

Вдруг они все-таки правы?

Одно ее немного успокаивало — Ильос обещал не карать без вины.

— Что будем делать, если все подтвердится? — спросил Анихи, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Если все подтвердится… — сурово нахмурился Ильос, весьма встревоженный услышанным, — то это не просто нарушение. Влияние на смертного ради собственной корысти — это серьезнейшее преступление для бога. И ты прав: такими вещами частенько грешил Сньор, и тогда до поры до времени мы закрывали на это глаза. Но теперь мы знаем, что за малым проступком потянутся новые и более серьезные. Власть пьянит.

— К тому же Сньор знал много тайн, которые не посчитал нужным доверить нам, — вставил свои пять копеек Гром. — Как знать, может, теперь все они известны и Ланежу?

— Он всегда был замкнутым типом, себе на уме, — заметил Анихи. — А теперь и подавно. И ради этой девицы способен на безумства. Кто из вас, пусть даже боясь за жизнь наликаэ, привез бы ее в чужие Чертоги, м?

Ответом послужила красноречивая тишина.

— Так может, решим вопрос прямо сейчас? — оживился Гром. — Раз Ланеж откровенно неадекватен…

Ильос и Танатос одновременно поморщились.

— Не глупи, Гром, — бросил бог смерти. — Прежняя зима была слишком неровной. Нынешняя идет плавно и гладко, выравнивая природу и погоду. Со своими обязанностями Ланеж справляется безукоризненно, а значит, о неадекватности речи не идет. Если вмешаемся сейчас, нарушим равновесие сами.

Боги тяжело, мрачно переглянулись. Правильнее было бы сказать — со страхом, но ни один из них не признался бы себе в том, что боится молодого снежного бога, не так давно вступившего в полную силу.

— Если все подтвердится, — негромко подытожил Иркас. — То мы непременно учтем уроки прошлого. Как сделали с Ардором.

Ильос нехотя кивнул.

— Если все подтвердится… то мы возьмем нового снежного бога. На сей раз свободного от пагубного влияния обоих предшественников.

Больше никому не хватило смелости произнести этот приговор.

Танатос заинтересованно подался вперед, Гром довольно усмехнулся.

На бледном лице Анихи еще ярче разгорелись сухие, ненормально блестящие глаза.

Зеленого в них почти не осталось. Его вытеснил бурый цвет гнили.

Рэлико смотрела затаив дыхание на раскинувшийся впереди простор. Солнце по-прежнему не показывалось, и ей сказали, что в этих краях его еще как минимум две недели не будет… Но в этот день наконец стало светло — потому что развеялись хмурые, полные снега тучи, последнюю неделю скрадывавшие даже тот слабый свет, который дарили звезды.

И во всей красе вышла луна.

Здесь она не казалась голубой, а тьма была почти лишена той глубокой синевы, которая примешивалась к ней в срединных землях. Звонкие, острые лучи мнились жемчужными, пригоршнями расшвыривали по бесконечным сугробам и низкому кустарнику яркие алмазы. Сама луна гляделась холодным загадочным шаром, ослепительно ярким и таким близким, что, если б не сияние, можно было бы все пятна на ней счесть!

Они достигли крайней точки Севера… точнее, Севера, заселенного людьми. Последний рубеж, последнее селение — вопреки словам жрицы Ларо, многолюдное, большое, шумное. И жили здесь вовсе не в меховых чумах, как в кочевых поселках, а в домах на толстых сваях, уходящих глубоко в землю. Изнутри они были деревянными (так теплее), а снаружи обкладывались камнем для защиты от ветров.

Родоры. Самый северный народ. И кочевниками они давно уже не были. Часть племени ушла южнее, самые упорные остались там, где была их колыбель, в бескрайней стуже, которые лишь на краткие четыре месяца неохотно уступала дорогу теплу.

На подходах к залитому светом, заметному издали селению, сердечко у Рэлико так и колотилось, словно впереди ее ждал сам Ланеж.

Это ведь они первыми стали ему молиться! Они нарекли его этим именем!

Жрицу Ларо здесь до сих пор не знали, но слышали о ней, и приняли с большой радостью. На двух языках (родном и общем) говорили они очень бегло, хоть и простыми фразами.

Родоры оказались красивым народом: непривычно темноволосые, с раскосыми, но довольно большими глазами, аккуратными чертами лица и выразительными скулами. Под толстой верхней одеждой, которую снимали в теплых домах, стоящих на толстенных сваях, скрывались тонкие, но гибкие и сильные тела. Металлические украшения по зиме не носили, это для лета, когда и смотрины проводятся, хотя Рэлико их показали — до чего тонкая чеканка! По зиме же — только бисер на ткани и коже (и какие узоры они складывали из колотых мелких бусин!) да вышитые рубахи поверх странных просторных шуб, мехом к телу… Подвязывали их в талии широкими вышитыми поясами, отчего выглядели девушки очень мило.