Анихи поставил пиалку, которую почти поднес к губам, на стол. Насторожился.

Где-то далеко внизу, под его чертогами, полыхнула зарница.

Где-то там его новая, прекрасная наликаэ. И ей… страшно?

Но его никто не призывал… его не просили о помощи, ему не молились…

Стоит ли двинуться к ней сейчас, во время снежного божка, проверить? Путь займет несколько часов…

Но он ведь уже благословил ее, этого должно быть достаточно для счастливой жизни…

Однако беспокойство не отпускало. Проклиная всё, Анихи принялся лихорадочно одеваться — в несколько слоев, чтобы не уснуть, как Радужка, оказавшись во власти снежной стихии.

Жнец припозднился совсем немного, хотя спешил, как мог, едва в свитке проявились новые жертвы, которых не должно было быть. И успел только к концу схватки, который засвидетельствовал издалека, жалея лишь об одном — не слышно беседы. Наверняка она очень занимательна, раз Ланеж предпочел сократить кару божью и так торопливо уехал…

В причинах смерти людей он сразу прописал: «Святотатство». Его гнилой душок ощущался даже сейчас.

Побеседовать со снежным богом Жнец не успел, догонять его не стал — у него иная роль, да и претензий на сей раз к Ланежу не было.

С людьми…

В один взмах все было кончено, и Жнец спокойно вышел на поляну.

Вспышка красного под ногами привлекла его внимание.

Какой интересный камешек…

Жнец нагнулся и осторожно поманил его. Тот покорно взлетел вверх — и бог едва не упустил его в неожиданном приступе гадливости, совершенно не свойственной тому, кто привык лицезреть насильственную смерть.

Красные глаза под круто изломанными бровями сузились, и из них полились лучи алого света — бог изучал находку.

Подземный огонь, сплетенный с силой льда.

Противоестественная, отвратительная вещь. Ловушка для сильнейших из слабых. Для духов.

И создателем ее был совершенно точно не Ланеж. Тот не мог даже прикоснуться к огню, чтобы его не погасить.

Жнец делал выводы быстро, не отвлекаясь на эмоции.

Богохульство — открытый вызов снежному богу — артефакт с соединением огня и снега. Воздействие — на духов.

Теперь он знал, почему духи попали в этот список… но это его совершенно не радовало. Сообщать Тилару или нет?..

Свиток в его сумке мелко задрожал, что могло означать только одно.

Новое имя, и такое, которое посрамит даже духов.

Очень медленно Жнец извлек список.

Напротив имен старейших духов проявились даты.

Сегодня. На третьем часу после полуночи. В колдовской час, час тишины.

А после них…

Свиток выпал из вдруг разжавшейся руки, прокатился по снегу, сворачиваясь, и Жнец даже не попытался его подхватить, уставившись разом поблекшими глазами туда, куда умчался уже скрывшийся из вида снежный бог.

Бледно-бледно, едва заметно после четверых духов проявилось новое имя.

Ланеж.

Ланеж уехал туда, где дрожала земля, где пылал воздух.

Потенциальная гибель снежного бога — не шутки. Раз имя проявилось, значит, есть и тот, кто способен отнять жизнь бессмертного. И этот камень мог создать лишь один бог. Тот, чью сущность извратили, покорежили, переиначили.

Сньор.

Очевидно, его узилище оказалось не столь надежным, как мнилось верховным.

Вот и истинная причина неразберихи в его ведомстве. Воля бога, для которого заповеди не значили ровным счетом ничего.

Подобрав свиток, Жнец осторожно запихнул в суму и найденный камень. Сосредоточился, взмахнул по кругу серпом, отсекая самого себя от человеческой реальности — и в следующий миг оказался в царстве мертвых.

Не тот случай, когда следует медлить и сомневаться. Танатос был одним из тех, кто когда-то заточил Сньора. Пусть разбирается — и созывает остальных, пока не стало слишком поздно.

Ланежу никогда не снились кошмары, но теперь он точно знал, что это такое. Жуткое чувство нереальности происходящего, леденящий страх, слитый с ненавистью, и все это под аккомпанемент невозможности даже сделать вдох в навязанной тебе бешеной гонке с ветром.

Поэтому когда мельтешение прекратилось, когда буран выплюнул его, окончательно дезориентированного, ослепшего и оглохшего, в сугроб на склоне горы, он рухнул в снег, не в силах поверить, что бешеная пляска закончена.

До слуха донесся женский вскрик, и Ланеж мучительно медленно приоткрыл глаза, преодолевая давящую чужую волю.

Кочевница в ритуальном облачении — белом с серебром. Та, что тогда восхваляла Сеоль. А на лбу…

Крошечный кленовый лист Символ весны.

Жаль Анихи…

Осмысливать происшедшее было неимоверно трудно, мысли охватило тупое оцепенение.

Его призвали в становище… и, похоже, его предшественник жаждет получить свою последнюю жертву.

Пытаясь сопротивляться, Ланеж кое-как поднялся, привычно попытался призвать силу — но та ускользала, не то из-за его страха и растерянности, не то из-за вновь воскресшего в нем сугубо духовного начала.

«Стой на месте», — пробились в сознание слова, сказанные незнакомым, каркающим голосом, и его словно сковало по рукам и ногам чужой волей.

— Не бойся. Это пятый. Продолжай, — безапелляционно заявил тот же голос, и теперь в нем пробились узнаваемые нотки — жадное нетерпение, грубая снисходительность с уничижительным презрением. Странно, что смертная их не слышит.

Чуть поодаль топчутся мужчины, и страха в них куда больше, чем в хрупкой девушке у алтаря.

Сам алтарь — грубый камень темно-красного оттенка, настолько темного, что кажется черным. И на нем…

Все начинается с севера и севером же заканчивается.

Адаш. Молния. Пожар. Сеоль.

Все заточены в камень. Жуткие, словно живые скульптуры.

Что он может поделать, один, скованный чужой волей? Не до конца дух, не до конца бог… Видно, верховные боги после Сньора побоялись давать ему полную божественную власть.

Он рванулся из пут, оплетших тело и сознание, но не смог шевельнуть даже мизинцем.

К горлу подступило отчаяние.

Голос жрицы стал глуше, напев — ритмичным, как грохот камней, катящихся по склону. Тон при этом из просительного стал приказным. Не было нужды слушать слова, чтобы понять, чего ждать дальше.

Она с размаху всадила черно-красный ритуальный нож в Адаша. Камень тут же треснул, начал осыпаться, вокруг лезвия полыхнуло зеленое сияние…

Теперь ритуал действительно начался… а он стоит столбом и даже не может помешать!

Жнец, помнится, удивлялся тому, что в его списке появились духи? Вот и ответ. Духи стали материальны, поэтому их стало возможно уничтожить физически. Их сотрет в прах их собственная сила… но причиной станет удар ножа, который держит смертная.

Интересно, она сознает, какой противоестественный грех берет на собственную душу?

Земля застонала, задрожала, затряслась, и наконец с тяжким вздохом разверзлась. Стоявшие поодаль мужчины с трудом устояли на ногах, только Ланеж и жрица даже не пошатнулись, словно приросли к камню.

…Снег мешается, бестолково тычется в лицо, как глупый щенок, потерявший хозяина и лижущий щеки незнакомца. Заносит, облепляет, холодит, суетливо вьется вокруг… только мешает смотреть.

Адаш, освободившийся от каменной корки, тихо пискнул и свалился с алтаря, неподвижный, цветом сравнявшийся со снегом — но пока живой. Без помощи своей богини — надолго ли?

Новое заклинание — новый удар ножом.

Молния расколола сперва серый небосвод, а затем ударила прямиком туда, куда указала жрица — в свежий разлом… а затем развеялась бесследно.

На грохот грома отозвался далекий подземный гул, неотвратимо нараставший.

Ланежа охватило чувство обреченного отчаяния. Похоже, это конец…

Теперь Пожар.

Из провала поднялась стена ревущего подземного огня, в котором сгорали зловонные газы. Полыхала сама кровь земли, выбрасывая вонючий дым. Один вид огня помогал укротить другой.